Транзит
Шрифт:
Он бежал, пока воздух не начал обжигать его легкие. Он бежал, пока его не захлестнула невыносимая боль в груди, словно сердце, как несчастный пленник, пыталось вырваться на волю. Он бежал, пока мир кругом не начал темнеть, а лес и море не закружились вокруг зелено-голубым хороводом, каждую секунду грозя обрушиться и похоронить его в теплом, сладком тумане небытия.
Он бежал, пока не услышал выстрелы.
Один, два... три... четыре, пять, шесть...
Они прозвучали совсем рядом. Словно стреляли внутри его головы.
И тут в Авери что-то сломалось. Как подкошенный, он рухнул на песок. Он лежал и
Ему хотелось выяснить, кто и почему стрелял. Он перевернулся на спину и попытался встать. Но боль в сердце не отпускала. Она сидела в его груди - невидимый победитель, взявший под свой контроль дрожащие руки и ноги несчастного Авери.
11
Он лежал, пока боль в груди не ослабла, пока его легкие не перестали разрываться на части при каждом вдохе. Он пролежал так, наверно, минут пять, вне себя от беспокойства, выдумывая несчастья одно страшнее другого. Наконец, после трех или четырех минут, растянувшихся в бесконечные, страшные часы ожидания, боль стала терпимой. Собравшись с силами, Авери встал на ноги - совсем не так просто, как может показаться - и побрел в сторону лагеря... Руководитель экспедиции! Он криво усмехнулся. Из него получился чертовски хороший руководитель! Да он не смог бы возглавить даже отряд уважающих себя скаутов...
В лагере никого не оказалось. Ни одной живой души. Только пустота и разорение. Укоризненно глядели на него покосившиеся, хлопающие на ветру палатки (половина оттяжек разорвана). Кухонная утварь разбросана, словно после побоища. Сундуки опрокинуты, их содержимое вывалено наружу.
Свои краски и холсты Авери обнаружил полузарытыми в песок. Пачки сигарет рассыпаны, часть из них открыта, разорвана, смята. Несколько пластинок поломано, но сам проигрыватель, как ни странно, похоже, не пострадал.
Вперемешку с одеждой и бельем валялись конфеты из сундука Мэри словно в этих местах одновременно прошли дикая и расточительная детская вечеринка и групповая сексуальная оргия. Вещи Барбары сильно пахли виски несколько бутылок разбилось Но самая большая неожиданность поджидала Авери у сундука Тома.
Авери хорошо помнил, как предыдущей ночью - когда это было? год назад или два?
– Том ушел от ответа на вопрос о содержимом своего сундука. Теперь его тайна предстала всеобщему обозрению. И Авери понял причину проявленной Томом скрытности. На песке пестро и нелепо валялись измятые и порванные останки мира фантазий Тома - дюжины открыток, фотографий и цветных картинок одетых, обнаженных и полуобнаженных красоток. Часть явно вырезана из журналов, некоторые, наиболее откровенные, могли быть получены не иначе, как по "частной подписке". Они лежали перед Авери веселые, смущенные, манящие к себе, намекающие и демонстрирующие. Всякими Было даже несколько фотографий скучающих, похоже, пар, занимающихся сексом в самых разнообразных, порой абсолютно невозможных, позах.
В этом месте и в это время эти картинки даже не казались порнографией, а просто жестокой и трагической иллюзией. Бедняга Том! Вот они - символы его одиночества, его личного ада, его отчаяния.
Прежде всего, не успев даже ни о чем подумать, Авери хотелось собрать эти жалкие остатки открыток и картинок. Собрать и спрятать обратно в сундук Тома, словно их никто и не трогал. Это неприлично -
Авери собрал фотографии, понимая, что скрыть случившееся все равно не удастся. Но в конце концов, какое это сейчас имеет значение? Если судить по царящему в лагере разгрому, то Том, скорее всего, мертв. Барбара и Мэри, наверно, тоже погибли. Так чего же он, Авери, тратит драгоценное время невесть на что, вместо того, чтобы позаботиться о своей собственной безопасности? И однако, Авери упорно продолжал собирать уцелевшие остатки порнографической коллекции Тома.
Он так углубился в свое занятие, что даже не услышал, как вернулись Барбара и Мэри. Они обнаружили его стоящим на коленях посреди разоренного лагеря, подбирающим грязные двухмерные обрывки рассеянного мира грез.
Мэри засмеялась. И в ее смехе слышалась истерика.
– Заткнись!
– грубо оборвал ее Авери.
– Здесь нет ничего смешного. Мое чувство юмора давным-давно атрофировалось.
Он встал, окинул девушек взглядом. Их одежда была порвана, руки исцарапаны. У Мэри из пореза над глазом сочилась кровь.
– Чем, черт возьми, вы занимались? Отбивали атаку жаждущих секса индейцев?
Он вовсе не собирался говорить ничего подобного. Он был так неимоверно рад видеть их живыми и, в общем-то, невредимыми, что готов был плясать от радости. Внезапно, непонятно почему, но перед ним стояли не просто Мэри и Барбара. Они принадлежали ему, они стали частью его семьи. Они были его женами, сестрами, матерями, возлюбленными... кем угодно, главное - близкими людьми. Он знал, что любит их всем сердцем. Он понимал это, ибо знал, как он за них боялся.
– Извини, что мы помешали твоему развлечению, - холодно ответила Барбара и швырнула разряженный револьвер на траву перед одной из палаток.
– Один из этих маленьких носорогоподобных загнал нас с Мэри на дерево. А потом умная тварь попыталась его свалить, - она содрогнулась.
– Черт, его не так-то просто убить! Я вколачивала ему в голову пули одну за другой... Но если бы мы только знали, что ты занят столь важными исследованиями, то несомненно, с достоинством принесли бы себя в жертву. Только бы тебя не отвлекать.
Авери улыбнулся.
– Извините... В самом деле, извините... Я так рад вас видеть, что сейчас расплачусь.
– И вместо того...
– Барбара демонстративно рассматривала разбросанные по земле фотографии.
– Не мои, - коротко сказал Авери, непонятно почему ощущая себя предателем.
– Я услышал выстрелы... бежал слишком долго и слишком быстро, упал, притащился сюда и обнаружил полный разгром в нашем маленьком уютном доме. Я думал... Черт! Я не знал, что и подумать.
– Если они не твои, - начала Мэри, - значит, они...
– Выбор не богатый, правда?
– взорвался Авери.
– И это все, что вас беспокоит? Вы чуть не погибли, наш лагерь почти стерт с лица земли. Одному Богу ведомо, где сейчас Том... А вами нежные души шокированы жалкими полуодетыми красотками! Где ваше чувство меры?
– Оно умерло вместе с носорогоподобным, - с внезапной яростью ответила Мэри.
– Но раз эти произведения искусства кажутся тебе настолько ценными, то нам, вероятно, следует тебе помочь.
Она наклонилась и тоже стала собирать фотографии.