Трапеция
Шрифт:
и тщательно выведенными горизонтальными палочками у каждой буквы «т» –
больше похожий на рисунок, чем на письмо.
Положив открытку в карман пальто, Томми пошел к машине.
Запах зимней стоянки – животных, ткани, сена, стружки, навоза – был знакомый, и Томми понял, что соскучился. Вокруг было довольно пусто. Мало кто из
артистов оставался с Ламбетом на зиму: большая их часть расходились по
стационарным циркам и театрам.
Томми заглянул в трейлер
стало еще острее. На манеже работали всадники. Вернувшись, в конце концов, к
родителям, Томми обнаружил, что к ним присоединился Большой Джим Ламбет.
Мама почесывала старика Люцифера палкой сквозь решетку, и Томми поежился.
Он не любил котов.
Люцифер появился на свет в цирке – Томми слышал эту историю сотни раз. Как и
большинство родившихся в неволе хищников, Люцифера сразу забрали от матери
– запертые за решеткой львицы обычно убивают новорожденных. Бесс Зейн
выкормила котенка из бутылочки. Он спал с ней в одной кровати, пока не стал
почти взрослым.
Все в цирке знали, что Бесс умеет ладить с животными. Когда Томми был совсем
маленьким, она выходила в большую клетку с отцом – открывала и закрывала
решетки, иногда работала со зверями. Со львами мать управлялась так же
хорошо, как отец, но перестала выступать на манеже, когда Томми исполнилось
шесть. Старый Люцифер был ее любимцем. Люцифера Томми не боялся, просто
терпеть не мог видеть мать так близко к клетке. Других львов – Леди и Биг Боя –
он ненавидел.
Разумеется, Томми знал, что из всех кошачьих львы – самые неопасные. Да, они
рычат, скалятся, но такое их поведение большей частью умело провоцировал
отец – чтобы звери выглядели свирепыми, а шоу – более зрелищным. Не тот кот
опасен, который сидит и рычит – это просто признак хорошего настроения, вроде
виляния хвостом у собак. Вот если зверь начинает прижимать уши и припадать к
земле – жди беды. И все-таки Томми никогда не смотрел, как работает отец: пальцы холодели, а живот начинало нехорошо крутить.
– Ну, что ты скажешь о новом приобретении, Том-младший? Хочу назвать его
Принцем.
Томми поковырял землю носком. Принц был молодым золотисто-коричневым
самцом с большими янтарными глазами и рыжеватой гривой. Открыв большую
пасть, он зевнул, демонстрируя огромные клыки, потом игриво выпустил когти.
Томми пробрало холодом от затылка до пяток.
– Папа, он очень красивый, но… опасный. Ты же не будешь с ним работать?
– Я же не учу тебя летать, Том-младший, – рассмеялся
Возле Томми остановился Ламбет.
– Ну что, самый юный воздушный гимнаст в мире, будешь летать в этом сезоне?
– Это зависит от Сантелли.
Томми чувствовал, что мать злится, но не знал почему, а спрашивать не решался.
Весь обратный путь Элизабет Зейн молчала. По прибытию домой родители
отослали Томми делать уроки, а сами, приглушая голоса, говорили допоздна.
Даже во сне Томми, казалось, слышал их тихий спор.
Ноябрь остался позади. За несколько дней до Рождества Томми вернулся домой
и обнаружил, что отцовская машина стоит возле дома, а лицо матери припухло от
слез.
– Мама, что случилось? Пап…Пап, тебя призывают, что ли?
В последние месяцы войны под призыв попадали и мужчины за тридцать, и
семейные с детьми.
Отец покачал головой.
– Если бы меня хотели призвать, забрали бы два года назад. У меня слишком
плохое зрение. Нет, дело в тебе. Сядь, сынок.
– В чем дело? Что случилось? Мам…
– Отец объяснит.
Мама отвернулась, и Томми с тяжелым сердцем опустился на стул.
– Расслабься, – начал Том Зейн. – Все нормально, ничего страшного не
произошло. Я просто получил письмо, которое огорчило твою маму. Скажи, говорили Сантелли что-нибудь о своих планах на будущий год?
– Да ничего такого… Разве Марио обещал, что увидимся. Значит, они останутся у
Ламбета. Ну, еще говорил, что будут брать меня на представления время от
времени. Вот и все. А что? Они не вернутся к Ламбету?
– Марио прислал тебе записку… отдам ее позже. А теперь я хочу спросить кое-
что важное. Сынок, ты действительно хочешь быть воздушным гимнастом?
– Конечно!
– Нет, подожди, не так. Ты абсолютно уверен, что хочешь заниматься именно
этим? Или просто забавляешься?
Томми поерзал, слегка напуганный мрачной серьезностью его тона. Но прежде, чем мальчик успел ответить, отец продолжил:
– Быть может, я сделал ошибку. Может, следовало позволить тебе где-то
обосноваться… отдать тебя в школу, в пансион. Чтобы ты жил на одном месте.
– Папа, ради бога, я бы так не смог!
– Томми, Томми, большинство людей и помыслить не могут, что можно жить как-то
по-другому! Знать бы мне, что ты этим заразишься. Я разрешил Марго учить тебя
акробатике, просто чтобы ты не путался под ногами. А когда ты заговорил о
воздушных трапециях… ну, я полагал, ты передумаешь, не успев и наверх