Трав медвяных цветенье

Стрекалова Татьяна

Нет, в тот вечер от греха Стах воздержался. Сообразил, что крале, Минодоре этой, такое обхождение занятней будет. Что – вот, де: и покорила, и приветила – а всё не бросается мужик, очертя голову. Не торопится. Выжидает. Чего? И отчего?

Угадал Стах. Интерес у бабы проклюнулся. Провожала – руку в руке задержала. Недоумение в кошачьих глазах. Даже робость. Это хорошо – что робость… Чего и добивался. Должна баба пред мужиком робеть.

Самым ласковым взором напоследок утешил её Стах – и коня пришпорил. Знал, что теперь

уж – скоро приедет, и тогда всё по-жаркому выйдет… тогда и начнётся… расцветёт сад яблоневый…

Сад цвёл буйно. Остервенело и даже с каким-то надрывом. Враз Минда из редкостного горделивого павлина в аппетитную курью тушку превратилась… Из бархатной потягивающейся кошки – в игрушку пушистую…

Вся изломанная, размазанная по лавке – в хлюпах смачных дрожала, вскрикивала, как безумная, и теряла сознание.

Обо всём об этом, не скрываясь и запросто, говорил Стах Азарию, по случаю возвращаясь с ним, седло к седлу, пару месяцев спустя из поездки домой, в земли Гназдов.

– Нравится, стало быть? – задумчиво подытожил Азарий, выслушав все Стаховы восторги и откровения.

Стах поднял большой палец:

– Во – баба!

Помолчав: внезапно ощутив смутное недоумение – вопросительно взглянул на Зара:

– Только ты вот что мне скажи… – Стах замялся – и чуть сморщился, как с досады, – скажи: неужели и с тобой всё это было? Вот – всё – так же?

Спокойно глядя на дорогу впереди себя, Азарий кивнул невозмутимо и равнодушно. Мгновение Стах смотрел на него – изумлённо расширенными глазами. Потом уронил голову и отвернулся. Минуту они ехали молча. Пока, наконец, Стах не обернулся к спутнику устало и обречённо.

– Зару… – тусклым голосом позвал он.

– Ну? – лениво откликнулся Зар.

– Ты мне скажи, Зарику, – жалобно попросил Стах, – куда же… куда оно всё девается-то?

– Тратится, - пожал плечами Зар. И, подумав, добавил:

– Как деньги…

Зар возвращался к юной жене – нежной, хрупкой и быстрой, словно лёгкая птичка трясогузка – и о Минде вспоминал, как о том приметном дубке, что обнаружили они оба сломанным у поворота дороги. Тяжёлая ветвь, неровно вывернувшись, рухнула, вероятно, в грозу – и перегородила путь. Азарий молча поглядел – и сдержанно перекрестился: «Слава Богу – не по башке».

О молодой супруге поговорить Азарий любил. Вполне в уставах «яблоневых». Поскромнее, чем Стах о Минде – и куда нежнее – но знали друзья о факте пребывания юной белой лилии в горячих Заровых тисках, или что весёленькое выдала лапушка поутру, и какими словами расщедрилась нынче выразить своё восхищение мужем обожаемым…

Как следствие обожаний – полгода спустя нежная Тодосья утратила изящные лилейные очертания, с каждым месяцем всё более тяготея к положенной в устроенном для неё саду форме яблока. Впрочем, в этой форме Зар её любил ещё больше…

А ведь и правда – славная была бабёнка. Красавица, конечно. Как раз такая, из сливочно-медовых, от которых с некоторых пор шарахался Стах… Так ведь Азария судьба пощадила от золотистых ударов – потому палево-жемчужная, как пшеница в утренней росе, супруга пришлась ему в самый раз. Тем более – милая, добрая была. Женской лаской-заботой сердце радовала. Младшую сестричку Зарову как родную

приняла… Сестрёнка была у Зара. Смешная кукла лупоглазая. Лет десяти. Сколько помнили её – всегда помалкивала – слова не вытянешь – и всё глазами хлопала, как будто вместо языка глаза у ней – похожие на большие чёрные блестящие пуговицы. Знай, моргает! В шутку по-всякому её звали: кукла, кнопка, лялька. А так – Лала. Евлалия.

Вот эту девчонку глупую Тодосья Зарова обихаживала и всему учила, чему мать не успела. Год, как осиротела отроковица – и жила теперь при брате и семье его. Зар и жениться-то поторопился – из-за сестрёнки. Впрочем, даже в спешке – не ошибся. Не каждый так и после тяжких раздумий женится…

Зар с сестрёнкой обличьем выпали из Гназдовской породы. Так как-то выходило, что испокон веков светловолосы Гназды были и светлоглазы. Но временами сквозь породу просачивалась тёмная струя. Вот и Зар с девчонкой-лялькой вышли в мать… А та – в свою… Шёл смуглый язык из полуденных краёв по женской линии…

Был Зар чёрен волосом, а борода и усы – аж в синеву ударяли. Женщины по-разному на это смотрели. Одних пугало и раздражало, другим нравилось.

Только – известно! – Гназдовы женщины блудных помыслов остерегались, потому чёрная борода Зара понапрасну мерцала синими искрами в солнечных лучах.

Девчонка – братцу под стать – на галчонка походила. А впрочем – была хорошенькой и подавала надежды.

Про девчонку Стахий много забавного помнил. Самому однажды крепко потрудиться пришлось. Было дело – на закате дня, под многослойные Заровы чертыханья, торопливо и лихорадочно укладывал вместе с ним развалившийся на лесной дороге воз. Случайно оказался рядом – и, как водится у Гназдов, на помощь пришёл. «Бог послал», – горячо благодарил потом Стаха товарищ. Стах благодарность принял – потому понимал: не управиться Зару до темноты – хоть пропадай.

И как же воз-то развалился? Не такой Зар человек, чтоб ненадёжно увязать. Зар небрежно-худо никогда не сделает. И тогда сложил ладно, затянул добротно. А только – свою глупую девчонку поставил лошадь в поводу вести. Сам же позади воз подправлял-поддерживал.

Девчонка – хоть маленькая, хоть глупая – а невелик труд за узду держать. Иди да иди рядом с гнедым.

Вот за эту недальновидность Зар и поплатился.

Топала-топала поначалу сестричка по дороге, потягивала за собой конскую морду, не глядя: глядела по сторонам… Тут кустик, там камушек, тут кашка, там ромашка… А – вот и земляничка-ягодка спелая… Зреет себе по обочине – в рот просится.

Шагнула чуток в сторону… ещё… ещё… потянулась рукой… лошадь невольно за собой повлекла. Самую малость – да много ль надо? Лошадь тварь чуткая, послушная… Тут же в бок повернула – воз дёрнулся, накренился – оглобля вывернулась… Ну, и чеши, братец, крутой затылок! Будешь знать, как девке повод в руки давать!

А потом еще с ней всякое случалось… Все так и знали – с ней чего-нибудь да случится! Уж больно чудная была. Однажды – пропала. Это – постарше была. Лет двенадцати.

Не секрет – в девчоночьем стаде заведено по ягоды ходить. И – если далёко в лес – то непременно гуртом… малина, скажем, увлекательна… Или, там, земляника… черника, брусника… Возьмешь – да увлечешься! Ищи тебя!