Травести
Шрифт:
Глава 12
Выход на работу впечатления на Ольгу не произвел. Ну что сказать? Контора, бумажки. Осторожные, но явно заинтересованные взгляды. Хотя, когда, в первый рабочий день, отсидев положенное, вышла на продуваемую всеми ветрами улицу, возле подъезда ее ожидал дед. Он коротко посигналил, но из машины не показался. "И правильно, не кавалер ведь", - Ольга опустилась в теплое нутро салона.
– Вот и началась твоя рабочая биография, - пошутил старик, выруливая на проспект.
– Как впечатление?
– Скука, - призналась девчонка, - зеленая и поросшая тиной...
– Работа всегда скучна, - отозвался Михаил Степанович.
– Хоть у токаря, хоть у артиста. Тебе это, как никому, известно. Но тебе скучать не придется... Гарантирую. Сейчас я не буду забивать голову деталями, просто обживайся. А по ходу дела будут и задания. Тогда и вспомнишь, как жаловалась на скуку.
– Не пугай... Пуганая, - выпятив подбородок, спародировала Оля техасского рейнджера...
– Иначе мой кольт заставит тебя пожалеть о своей невежливости...
– Кстати, - рулевой словно вспомнил о чем-то.
– Вот тебе подарок. Как говорится, в честь начала трудовой деятельности, - он вынул из бардачка деревянную коробочку.
– Держи... Пассажирка изобразила полнейшее безразличие. Только пробормотала: - Спасибо, да стоило ли...
– но не сдержалась и нажала маленькую кнопочку, открывая лакированную крышку. И выдохнула. На темном, почти бордовом, бархатном подкладе лежал вороненый пистолет с необычно коротким, словно обрезанным, стволом. Притягивала взгляд потемневшая от времени резная ручка, сделанная из ценных пород дерева.
– Красота какая...
– Ольга нерешительно прикоснулась пальцем к холодному металлу.
– Вот еще...
– дед подал тяжеленькую коробочку.
– Патроны, снаряжение... И самое главное...
– он протянул ей зеленоватую корочку. Ольга, забыв на секунду про оружие, раскрыла документ. Ее фото, печать, узорчатый вензель на гознаковской бумаге.
– Это удостоверение личности...
– пояснил Михаил Степанович.
– Ты главное на пятой странице смотри. Вот, пункт десять. Разрешено ношение оружия. Оля прочитала выведенную неизвестным каллиграфом надпись в разделе "Система, серия и номер оружия": - Пистолет Вальтер P.38 K, GH 8484947, когда выдано, номер войсковой части, и подпись.
– Вот так, а ты думала ...
– дед усмешливо глянул на соседку.
– У нас все по-взрослому. А то решишь еще, что я тебя в клубную самодеятельность выступать зову?
– А зачем мне он?
– удивленно спросила Оля.
– Я и стрелять не умею, да и куда мне его деть? По заводу носить? Сосед согласно поддакнул: - Ага, и по лампочкам стрелять...
– Нет, девочка, ствол этот тебе лишним не станет. Дай бог, конечно, чтобы не пригодился. Но раз тебя в наши игры тащу, пусть все будет, как полагается. А пистолет этот - вещь не только оригинальная, но и дорогая. Его мне в восемьдесят девятом году Павел Анатольевич Судоплатов подарил. Слыхала о таком? Я в комиссии по реабилитации участвовал. Попросил оформить как наградной. А ствол этот - настоящий Вальтер, да не простой, а бывший на вооружении германских спецподразделений, а именно - СД и СС. Оля с опаской покосилась на тупорылую игрушку.
– Да не гляди ты так...
– Степаныч глянул в зеркало заднего вида, сворачивая с трассы.
– Этот пистолет был изготовлен для награждения высших офицеров разведки, но так со склада и не ушел, наши захватили, и хозяина себе он у немцев не имел. Игрушка хоть и грубая, но мощная. Подыскал бы тебе что-то более подходящее, но с этим оружием у меня много воспоминаний связано. Решил дарю. Оля, наконец, переборола себя и вынула пистолет из коробочки. Тяжелый.- Удивилась она. Когда вернулись на заимку и поужинали, дед поманил квартирантку за собой: - Пойдем, начнем нашу науку, - он вышел в коридор, достал пластиковую карточку и приложил к деревянной панели. Плотно сбитые доски плавно ушли в сторону, а в проеме стали видны ступени, ведущие в подвал.
– Что? Еще один?
– выдохнула Ольга, с любопытством заглядывая в темноту. Дед пошарил ладонью возле косяка, вспыхнул неяркий свет.
– Вот, теперь, пошли, - он двинулся вниз, мягко ступая подшитыми валенками по деревянным же, но идеально подогнанным, ступеням.
– Грешен, люблю дуб, - вздохнул проводник и потрогал облицовку.
– Все сам.
– Хотя, нет, подземелье это, конечно, и раньше было, я про отделку говорю, - пояснил пенсионер. Наконец, спуск окончился, и они оказались в длинном узком помещении. Впрочем, никакого запаха сырости, тепло и сухо, как наверху. Дед приблизился к рубежу стрельбы и включил рубильник. В дальнем конце тира зажегся яркий свет.
– Стандартный, тридцатиметровый, - пояснил он.
– Правда, и тут кое-что я доделал. Автоматизировал и звукоизоляцию доработал, - он включил стоящий на столике монитор.
– Это камеры с ворот и с периметров.
– Прежде чем приступать к стрельбе, ты должна привыкнуть к оружию. Сегодня просто обзорная экскурсия. Ну, и стрельнем пару раз, для опыта, - Михаил Степанович сноровисто зарядил магазин.
– Восемь девятимиллиметровых патронов. Подходят и Макарычевы, но лучше родные. Немцы ГДРовские эту игрушку до середины пятидесятых на вооружении держали, да и сейчас кое-где в мире как табельное оружие используют. Смотри, - поднял он руку с зажатым в ней оружием.
– Хотя, нет. Возьми наушники. А то с непривычки оглохнешь. Протянул громадные, похожие на первые советские ТДС, наушники.
– Гильзы у него выбрасывает налево, - предупредил стрелок, - так что вставай, внучка, вот тут. Приглушенно грохнуло, потянуло острым запахом пороха. И еще раз.
– Поняла?
– дед вложил теплую рукоять в ее ладонь.
– Не страшно, по-первости сам ничего не понимал.
– Это предохранитель, это спусковой крючок. Мушка, совмещаешь с прицелом, задерживаешь дыхание. Руку напрячь, - приказал он.
– Без рывков, плавно. Жми. Снова бахнуло, но теперь с приличной отдачей в руку. Ольга посмотрела на слабый дымок, струящийся из ствола: - Можно еще?
– Давай, - дед прищурился, глядя на мишени. Грохнуло еще пару раз.
– Ого?
– старик удивленно вгляделся в круги.
– Неужели попала?
– Дай-ка, - он выщелкнул магазин и положил оружие на стол, - идем, глянем. Всмотревшись в мишень, Ольга увидела два неровных отверстия. Восемь и семь.
– Эй, подружка, да ты молодец...
– не сумел сдержать улыбки наставник.
– Но все это ерунда. Полдела. На прицеливание тебе времени никто не даст. Стрелять нужно на интуиции. Это не просто, но вполне реально. В движении, на отходе, по-всякому. Они вернулись к началу тира.
– Интуитивно?
– Оля склонила голову, глядя на мишень.
– Как это? Дед поднял оружие, повертел, вернул на место: - Я уж лучше своим, привычнее, - он распахнул полу меховой безрукавки. На поясе у него обнаружилась открытая кобура, из которой торчала рукоять пистолета. Он провел рукой, рисуя траекторию: - Показываю. Выдергиваем, пока ствол идет к груди, левая рука взводит курок, - инструктор плавно передернул затвор, - проходим центр, огонь.
– Держа пистолет в горизонтальном положении, замер.- Теперь в темпе. Собственно движения Оля не заметила. И если бы дед предварительно не показал все этапы, то и не поняла бы, что он делает. Рука стрелка нырнула к поясу, и тут же прозвучал выстрел.
– Зачетное время выполнения - полсекунды...
– Степанович спрятал оружие. _ Не плохо. Но, по сути, первым все равно будет тот, у кого ствол уже в руке. Ученица прищурилась, пытаясь увидеть, куда попала пуля.
– Иди, глянь, - со скрытой гордостью разрешил стрелок. Оля подбежала к мишени, покрутила головой и, сняв листок, пошла назад.
– А тут и нет ничего, - чуть смущенно проинформировала она снайпера.
– Это ведь ничего страшного?
– добавила уже успокаивающим тоном.
– Может, случайно промахнулся? Дед сдернул перемотанные изолентой очки.
– Как промазал?
– он смутился.
– Да ты что? Но тут Ольга не выдержала и расхохоталась: - Не волнуйся ты так, Михаил Степаныч, в "яблочко". Она протянула мишень: - Десятка. Как в аптеке. Дед вздохнул: - Шутить изволите? Ну-ну. Теперь, слушай команду. Снаряжение будешь носить на поясе. Чуть левей. И постоянно, повторяю, постоянно, пока ты дома, тренируешься вынимать. Выдернула, снимаешь с предохранителя и наводишь, стреляешь. Все. Обойму, конечно, вытащи. А так, крути сколько угодно. Можешь даже спать с ним. Необходимо, чтобы рука привыкла. Сборку и разборку мы изучим после. Они сидели возле камина.
– И все же, не понятно...
– Оля вновь вынула удостоверение...
– Это что, липа? Дед покосился на корочки: - Что за выражения? Скажем так, документы прикрытия. Однако, исполнены по высшему разряду. И, в случае необходимости, на запрос из общего отдела придет ответ с подтверждением, что в "оружейке" этой части лежит карточка - заместитель, с твоей фамилией. Все как полагается.
– Так это офицерское?
– Оля глянула на страничку с присвоенным званием.
– Контрактник?
– она чуть разочарованно вздохнула.
– Ну и ладно... Вернулась к изучению пистолета.
–
– вновь поинтересовалась помощница. Дед усмехнулся: - Конечно, "Макаров" было оформить проще, но... во-первых, вес. Триста пятьдесят грамм - это не много, а для скрытого ношения удобно. Кроме того, у меня ведь их не склад... А этот - особый.
– Его Павлу Анатольевичу сам Берия вручил. Оля задумалась: - Ой, это который сатрап? Ох, и упырь был...
– передернулась она. Михаил Степанович взглянул на собеседницу: - Оля, я уже давно никого не осуждаю, хотя и восхищаюсь редко. Но, как человек, который имел доступ к документам и свидетелям, могу сказать: - Не ангел был, да. Но, кто без греха? Однако, в отличие от тех "пламенных революционеров" и "верных Ленинцев", которых в тридцатые репрессировал Сталин, он сам никого в подвалах не пытал. В отличие от всех этих Лацисов, Петерсов, Кедровых. Поверь, то, что творили в первые годы гражданской войны эти чекисты и простые красноармейцы, не для нормальных людей. Какая там инквизиция. Да Калигулы и прочие де Сады им в подметки не годились. Упыри. И их, как перед этим собак-людоедов, нужно было отстреливать. Или взять войну... Просто попалась мне бумага 44 года, официальная, не для общего пользования. Правдивая. Читаю. На 20 октября за годы войны задержано 354 тысячи бывших в плену и окруженцев. Так вот, из них 249 тысяч возвращены в Красную армию, 51 тысяча в стадии проверки, в промышленность ушло 36630 человек. А "Смершем" арестовано 11566 человек. Остальные в госпиталях и на лечении. Умерло 5347 человек. И что - это террор? "Смерш", которым детей пугают? Да только в Киеве за первые годы после революции минимум сто тысяч человек без суда и следствия постреляли, или в Днепре, связав колючкой, потопили. А мы этих Урицких и Тухачевских в жертвах числим. Вот, кто душегубы были...
– старик хрустнул веткой, которую крутил в руке.
– Этот хотя бы экономику поднял. И атомный проект осуществил. Не оправдываю, объясняю. А пистолет этот...
– Дед помолчал, словно решаясь, но продолжил.
– Когда узнал, что моих там... всех. Состояние было, как у тебя на мосту. Из него и стрелял. Вот.
– Михаил Степанович приподнял голову, и Оля увидела, грубый шрам.
– Не судьба. То ли рука дрогнула, то ли еще как. Выходили. После госпиталя все, что со старой жизнью связывало продал ил роздал, а ствол этот отчего-то оставил. Не мне судить...
– Произнесла Ольга.
– Но вы же сами мне говорили, что не правильно так.- Она кивнула головой на отметину. А сам...
– Ох, девочка. Исправить можно все, кроме смерти. А выбор я свой осознанно сделал. Ладно... Давай отдыхать. А уж осваивать тонкости стрельбы начнем завтра. Занятия проводил ежедневно. По два часа в день. Изучение основ теории и практические занятия дед вел вовсе по-своему. Он коротко и доходчиво объяснял, что нужно делать. И почему.
– На прямых ногах только ковбои в вестернах стреляют, и то в плохих. Ноги должны быть полусогнуты. И никак иначе. Запомни. Стрелять придется не в тире... И в тебя будут стрелять. Потому стоять по стойке смирно, а тем более выцеливать, никто не позволит. Дед усмехнулся: - Не пугаю. Но в зачетных стрельбах я сам на том конце тира засяду. И такую тебе дуэль устрою. Мама не горюй. Оля прицелилась в стоящий на полочке подсвечник: - Ну не могу я тебя, дед, понять. То ты меня отговариваешь, то сам все сделал, чтобы "Рембо в юбке" воспитать.
– C Рембой ты еще не сравнилась, - добродушно сковеркал дед.
– Еще попотеть придется. А про оружие так скажу: - Коли я тебя в эти игры втянул, то и отвечаю за тебя. Кстати, - он поднялся и с некоторой даже торжественностью произнес: - Раз у нас что-то вроде команды, то нужен тебе и позывной. Быть тебе, как бывшей актрисе и вообще особе не самых габаритных размеров ... или, может, сама придумаешь? Оля замерла: - Ты это серьезно, Степаныч?
– Как же, - дед кхекнул.
– Я на шутника похож?
– А у самого, какое прозвище?
– Оля хитро глянула на командира. Дед помялся: - Смеяться не станешь?
– он погладил бритый затылок.
– А, ладно. "Викинг" у меня позывной был.
– Ну, вот, - едва заметно насупился старик.
– Это я сейчас такой, пень трухлявый. А в молодости о-го-го был. Блондин, два метра ростом. Про остальное умолчу. Не для девичьих ушей.
– Ладно тебе, я же не со зла, - поправилась Оля.
– А меня в детстве Дюймовочкой звали.
– Не пойдет...
– с сомнением глянул инструктор на пигалицу.
– Слишком явно, и к тому же длинное. Прозвище должно быть коротким и произноситься легко. Как говорится, к языку липнуть.
– Ну, тогда? "Травести", - предложила она.
– Это амплуа в театре... Михаил Степанович усмехнулся: - Оленька. Дед, конечно, дикий, но не настолько. Что ж. Травести, - он повторил.
– Длинновато, но... сойдет. Итак. С крещением, "Травести". Хорош болтать. В стойку. Продолжим. Стреляла Оля много. И в неподвижную мишень, и по всплывающей в различных углах коридора. Постепенно появились результаты. Но главное, она начала понимать, что имел в виду дед, говоря об интуиции.
– Нутром должна чуять. А для того, представь, что в средней точке, чуть выше пупка, аккурат в солнечном сплетении, у тебя центр. И все движения твои идут из этой точки. Представила, и теперь делай все, что до того делала, но контролируя ощущение. А когда привыкнешь, попробуй выстрелить, помня об этом чувстве, - Степанович потер переносицу, на которой остались следы от тугих очков.
– Сложно? Не думай. Просто делай. И по шажочку дойдешь к цели.
На работе все было по-прежнему. Делами ее никто особо не загружал. Памятуя о родственных отношениях с владельцем фирмы, задевать тоже опасались. Да и как тут подкусить своенравную девчонку, которая вовсе не держится за свое место? Но, к слову сказать, поводов для претензий Оля не давала. Она добросовестно исполняла все, что ей поручали, не спорила, не пререкалась. Постепенно ее начали воспринимать не как глаза и уши хозяина, как обычного работника. А вечером начиналось мучение. Степанович ежедневно задавал десятки самых невероятных, вопросов. Порой вовсе непонятно было, что хочет выяснить старый разведчик. Наконец спросила в лоб. Дед помолчал: - Никакого недоверия. Там, на той стороне, тоже не дураки сидят. Уверен, проверяют тебя. Да так, что ни в жизнь не догадаешься. Этому их учили, и опыт имеют. Потому, если тебе дам задание, а ты, не дай бог, этот интерес проявишь, раскусят вмиг. А так безопаснее, хотя и медленнее. В конце концов я ниточку нащупаю и тебя не подставлю. Поняла? Оля улыбнулась: - Смешно. Будто в детскую войнушку играем... Однако игры закончились куда скорее, чем она ожидала.
Случилось это в пятницу. Предпраздничный день ознаменовался небольшим "корпоративом". И, как не пыталась Оля избежать этого мероприятия, пришлось участвовать. Как водится, после торжественной части народ слегка расслабился. Приняв на грудь, как говорят сатирики, по сто пятьдесят "с прицепом", служащие чуть ослабили тормоза. Разговоры крутились вокруг нескольких моментов. Личности главного инженера и внедрения последнего заказа в производство. Если по поводу первого пункта все однозначно выразились с некоторым максимализмом, но в целом верно, назвав суетливого живчика козлом, то по второму возникли противоречия.
Глава 13
Сидящий рядом паренек, явно стремился произвести впечатление, но, отчего-то вызвал у Оли чувство стойкого отвращения. Подвыпивший технолог хотя и не наглел, но в ухаживаниях был настойчив. Оля собралась было урезонить казанову, однако, уловив его последние слова, пересмотрела решение. Улыбнулась и, приняв из рук кавалера фужер шампанского, непринужденно поддержала беседу аккуратно переведя ее на производственные вопросы. Попав в свою стихию, специалист, польщенный вниманием очаровательной соседки, расцвел.
– Я уже в который раз спрашивал: - Ну, где мозги?
– он косо глянул на сидящего поодаль начальника отдела снабжения.
– Гаврилович, зачем мы этот порошок берем? Из него и штамповку делать сложнее, да и вообще.
– Какой порошок?
– Оля пригубила из своего фужера.
– Да штамповочный. Силуминово-магниевый. Для корпуса стакана, - технолог добавил мудреный термин. Раньше мы испокон веку его в Подольске заказывали. А этот, бог знает, откуда притащили. И зачем?
– Я к главному инженеру... к новому. Ну, с ним понятно, он еще не в курсе дела... Так ты послушай специалиста...
– паренек возбужденно махнул рукой.
– А он меня, в три слова послал. К- козел. Ну, не при даме...
– технолог плеснул себе, уже не предлагая спутнице, и затянулся сигаретой: - Оленька, а вы не танцуете? Оля сжала губы, чтобы не улыбнуться: - Валера, извини, устала, лучше посижу. Ты так интересно рассказываешь, - она чуть хлопнула ресницами.
– А что дальше? Впрочем, кокетничать было излишне. Специалист по материалам уже был готов рассказать ей всю таблицу Менделеева, а если бы попросила, и Брадиса. Он принял загадочный вид и добавил, склоняясь к ее уху: - Этот наполнитель в полтора раза дороже. Я случайно в бухгалтерии фактуру видел. Не поверишь. В полтора. А самое главное, - понизив голос до шепота, добавил технолог, - у меня анализатор сегодня стоял свободный. Ну, я от нечего делать заготовку по частотам "прогнал", и обалдел. Эти корпуса на РЛОшных частотах "звенят". Ты можешь представить? Не на всех, но ведь сам факт... На пятисот пятидесяти трех Мегах к примеру... Я случайно, крутнул, а она как заверещит... Наверное, бракованный ему втюхали, и ручку позолотили?
– высказал предположение инженер.
– Вон он, хапуга, - распаленный спиртным обличитель ткнул пальцем в недруга. Оля глянула на зама по снабжению. Полноватый, с благостно-постным лицом доброго дядюшки, тот усиленно ухаживал за экономистками. Отпущенный цветастый галстук, свободно висящий под двойным подбородком, придавал ему вид пожилого клоуна. Но тут снабженец поднял глаза, видимо, почувствовав взгляд, и словно хлестнул плетью. Острый прищур, и никакой улыбки. Оля улыбнулась и показала на стоящую возле коммерсанта вазочку с икрой: - Будьте добры... Он расплылся в улыбке и услужливо подскочил, выполняя просьбу.
– Да, уж, пожалуй, на сегодня хватит, - решила прекратить она самостоятельное расследование.
– Я скоро...
– поднялась и направилась в туалет, в надежде, что за время ее отсутствия кавалер поменяет направление атаки и отстанет. Вернулась и с радостью отметила, что навязчивый ухажер исчез. Для приличия сжевав бутерброд с подсохшей икрой, осторожно поднялась и, решив удалиться по-английски, двинулась к выходу из конференц-зала. Возглас застал на полпути к гардеробу.
– Что?
– спросила Оля у бегущего по лестнице энергетика.
– Валерка в экспериментальном цехе с фермы упал... Насмерть, - выдохнул он на бегу... Она замерла и, не сумев связать сказанное со своим недавним собеседником, уточнила у принесшего страшное известие гонца: - Какой... Валерка?
– Да технолог, господи...
– со слезами в голосе произнесла идущая следом Мария Ивановна. Профсоюзная активистка, как и полагается, оказалась в курсе всех новостей.
– Полез зачем-то на формовочный участок и сорвался...
– она промокнула скупую слезу...
– Молоденький совсем... Что сейчас будет?
– тут же сменив тон на озабоченно деловой, добавила табельщица.
– Сейчас проверками замордуют... Оля сжала губу и, уже не останавливаясь, направилась к дверям. К счастью, оставленная на стоянке машина завелась сразу. Двигатель заурчал, набирая обороты прогрева. Наконец, стрелка термостата сдвинулась и поползла в зеленый сектор. Осторожно выбралась с площадки и повернула на выезд. Она и не заметила, как на запорошенном снежком крыльце появился какой-то человек. Он пристально глянул вслед уезжающего автомобиля и приложил к уху трубку телефона. Полупустые улицы вечернего города позволяли ехать быстро, однако, занятая размышлениями о внезапном несчастье, Ольга ехала не спеша. Поэтому, когда на перекрестке ее тормознул гаишник, не расстроилась. "Проверит документы, да отпустит..." - уже привычно потянулась она к сумочке.
– Командир взвода ДПС, капитан Сидоров, - неразборчивой скороговоркой пробормотал патрульный. Бросил руку к шапке и протянул ладонь к окошку: - Документы, пожалуйста...
– Нарушаем... гражданочка, - доброжелательно констатировал дорожный мытарь, заглядывая в салон. Впрочем, взгляд его вовсе не задержался на эффектной блондинке, а пытливо просканировал наличие посторонних.
– И куда гоним?
– продолжил ДПСник.
– Пройдите в машину, пожалуйста, - он развернулся и, не дожидаясь ее, зашагал к притаившейся у обочины патрульной "девятке". Ольга хмыкнула и выбралась из теплого салона. Привычно вытащила ключ из замка зажигания и сунула в кармашек.
– Что пили?
– без подготовки огорошил сидящий за рулем милицейского экипажа.
– Капитан, - разобрала девчонка количество звездочек на светло-сером пятнистом бушлате. Прокуренный салон, грязные панели, куча смятых купюр, лежащих прямо на "торпеде"...
– Да, уж...
– Оля со вздохом вытянула телефон.
– Ничего не меняется...
– Куда это?..
– вскинулся офицер.
– Куда звонишь, спрашиваю?..
– показная вежливость слетела. Не вступая в пререкания, сидящая на заднем сидении авто, Ольга кратко проинформировала Степаныча о возникшей проблеме: - Я на пересечении Пушкина и Заводской...
– обозначила она место.
– Ты выпивала?
– коротко спросил дед.
– Глоток, не больше, да и то с час назад, - Ольга вспомнила про несчастье.
– Дед. Тут такое... Технолог наш, Валерка. В цехе разбился. А я с ним буквально минуты три до этого говорила, - Оля коротко глянула на недовольно дергающегося мента.
– Сейчас, - успокоила она "гаера".
– А он мне все про какой-то порошок для корпусов толковал, спектрограмму, частоты. Я не поняла... Иван Степанович, сначала приняв неприятность с Гашишными, как мелкую помеху, построжел: - Ничего не подписывай. Если будут крутить на арестплощадку, соглашайся. Пока будут оформлять, тяни, потом теряй ключи. Пусть вызывают эвакуатор. Лучше всего тебе закрыться в машине. И еще. Не бойся. Все будет нормально, я выезжаю... Какие номера, кстати, на машине? Оля попыталась вспомнить крупные цифры, написанные на борту патрульной машины.
– 7256, - неуверенно произнесла она.
– Странно, не их это район...
– пробормотал дед. Говорил это он уже на ходу, спускаясь в гараж.
– Все, еду.
– Жалуемся?
– ехидно поинтересовался стоящий у приоткрытой дверцы второй капитан.
– Ну-ну...
– Так, будьте добры набрать воздуха в грудь. И несколько раз дунуть вот сюда, - протянул гаишник хитрое устройство. Оля, выполняя наставления старика, беспрекословно выполнила просьбу.
– Ого?
– с присвистом изумился сидящий за рулем.
– Да как ты еще на ногах-то стоишь, подруга?
– он показал цифры напарнику.
– Вот такие потом людей и давят, - сурово констатировал капитан.
– А после покровителям названивают... Составляем протокол, - он решительно уселся на переднее сидение и открыл папку с бумагами. Скупо освещенный салон наполнился запахом застоявшегося перегара. Похоже, сам капитан был с глубокого похмелья.
– Ребята, может не стоит?..
– попыталась, впрочем, без особой надежды, решить вопрос миром Оля. Уж больно целеустремленно вели себя патрульные.
– Не, подружка, не выйдет, - произнес, не отрываясь от заполнения протокола, капитан.
– А денежки побереги, они тебе понадобятся. Тачку с штрафстоянки выкупать, и на такси... С полгодика пешочком походить придется.
– Я совершенно трезвая, - произнесла Оля.
– И вы ...
– Утихни, - незлобиво перебил второй.
– Будешь выступать, полпузыря залью, вот и станешь, как веник. Много ли тебе надо. Курице... Оля стиснула зубы. Мент явно хамил. "Провоцирует? Или просто быдло? Да какая разница?" - глянула на часы...
– Подписывать будем?
– выдохнул старшой.
– Нет? Как желаете?
– и вывел на листке: "От подписи отказалась".
– Так и пишем. Направить на освидетельствование...
– он вывел курчавую роспись.
– Ну, что? Давайте оформлять машину, - вынул он новый комплект документов.
– А машину-то почему?
– удивилась задержанная.
– Давайте проедем, освидетельствуем, а после вы извинитесь. Капитан косо ухмыльнулся: - Да ты что? А задерживаем машину мы за отсутствие документов на право управления...
– Так вот доверенность?
– от изумления Оля даже не возмутилась.
– Какая, где?
– Палковладелец чиркнул колесиком зажигалки и поднес краешек листка к пламени.
– Вот и все, - он выбросил небольшой факел в окно.
– Нету доверенности. Заполняй, Вася. Оля глубоко вдохнула и задержала дыхание: "Им нужен скандал..." - Ладно, оформляйте. Но вы за это ответите, - изобразила она возмущение.
– Ответим, ответим, - капитан поднял глаза, глядя в темное стекло.
– Будьте любезны, предъявите машину к осмотру и передайте ключи.
– Да делайте, что хотите...
– она выбралась из тесного нутра ВАЗовской "консервы".
– Идем, защитнички, - выдохнула с презрением. Уселась в кресло родной ласточки и неприметным движением щелкнула кнопкой, утопленной под сидение. Хитрая блокировка отрубила все электрохозяйство. Степанович, доработав малютку, хитро улыбнулся: - Чем проще, тем лучше. Все эти Мульт локи, оно, конечно, хорошо, но так вернее будет. Дождалась, когда первый капитан усядется на водительское кресло, и протянула связку с брелком: - Вези, извозчик...
– Мент хмуро зыркнул на пассажирку и повернул ключ. Ничего. Попробовал еще раз...
– Ну?
– подошел водитель.
– Не заводится...
– пробурчал рулевой. Оля невесело усмехнулась: - Все собиралась аккумулятор поменять... Сел, наверное. Гаишник прислушался к работе стартера: - Да нет, тут в другом...
– он потянулся к висящей на груди рации.
– Пятерка. Семьдесят пять двадцать шесть вызывает. Степа. Подошли эвакуатор, на угол Пушкина и ... Да, туда... Забрать надо... Он уже собрался вернуть коробочку передатчика на лацкан камуфляжной куртки. И тут, перекрывая шумы, в рации прозвучал голос, усиленный мощным передатчиком: - Дежурный по городу, всем постам. Кто слышит, ответьте... Капитан с неохотой поднес рацию к губам: - Семь пять два шесть, слышим вас. Капитан Троицкий... Голос распорядился: - Сигнал по учетному... Выезд из города, двадцать шестой километр. Лобовое. Грузовик вылетел на встречку и снес шестую "Ауди"... Гос номер... Пострадал водитель иномарки... Оля с недоумением уставилась на черную коробку. Капитан, пытаясь увильнуть от нудного задания, бубнил в трубку про пьяную автомобилистку. "Номер...
– вдруг поняла Оля.
– Это же номер машины деда..." Короткий удар локтем в голову сидящего рядом с ней милиционера и рывок из полуоткрытой двери почти слились в одно движение. Капитан медленно перевел взгляд на мелькнувшую фигуру и схватился за горло. Дыхание перехватило, он выкатил глаза и, перхая, обессилено опустился на мерзлый наст. Тоненький, но невероятно жесткий палец ткнул в пульсирующую на виске коррупционера жилку. Вытряхнув из-за руля снулого водителя, щелкнула кнопкой, снимая блокировку, и выжала педаль газа. Двигатель взревел... Не думая о последствиях, вырулила на дорогу, оставив постовых возле "девятки". Впрочем, их судьба беспокоила ее сейчас меньше всего... "Дед, как же так? Не может быть..." - заклинала она, выжимая из мощного двигателя все, что можно. Машину заносило на поворотах, норовило снести в кювет, но она только подправляла руль и добавляла газу. Передний привод и хорошая резина выручили. Место аварии увидела внезапно, вылетев на невысокий взгорок. В свете фар возникли сцепившиеся в страшном объятии машины. Громадный "КАМаз" и кажущаяся рядом с ним букашкой "Ауди". Капот легковушки почти полностью ушел под усиленный бампер большегруза. С юзом остановила машину и бросилась к парящей разбитым радиатором легковушке. На бегу глянула в распахнутую кабину "КамАЗа": "Никого". Степанович сидел в смятой кабине. Сплющенный мешок "аирбэга" проткнут обломком стойки.
– Дед...
– Оля попыталась освободить тело, но, поняв бессмысленность, прижала руку к седому виску. Почти неслышное рваное биение... Она оглянулась и в отчаянии крикнула: - Дед, не умирай... Я здесь... И странное дело. Мертвенно бледное лицо старика чуть повернулось в ее сторону.
– Над козырьком тюбик...
– прошептал еле слышный голос.
– Вколоть... Оля выскребла из кармашка пластиковую ампулу. Открутила крышку и с силой ткнула в плечо пострадавшего. Выдавила все до упора.
– Степанович... Как же так?
– бессмысленный вопрос, перемешанный со слезами, вырвался против воли. Глаза старика медленно открылись.
– Оля...
– выдохнул он.
– Не перебивай, у меня всего пара минут, - он рвано, с хрипом, вздохнул.
– Мне хана... Видно, ты что-то узнала... Оля. Помолчи, - сглотнул дед.
– В кармане карточка. Там слева тайник. Код - номер части в твоем удостоверении. Откроешь. Там все... Прочитаешь...
– дед захлебнулся и попытался проглотить кровавый комок. Тело вздрогнуло и замерло. Глаза закрылись.
– Дед, дед, - пытаясь услышать пульс, вновь коснулась шеи и почувствовала, что жизнь ушла. Не объяснить, но четко поняла... Кончено. Замерла. Провела рукавом по лицу, стирая слезы. "Они все просчитали. Зная, как он меня бережет, заставили броситься на выручку. И место выбрали, - оглянулась, прикидывая.
– Он и не мог уйти. "Камаз" выскочил из-за горки внезапно, а шел с выключенными фарами. Видимо, его кто-то вел. Сволочи...
– Оля коротко выдохнула.
– Что ж. Остается одно..." Провела по прохладной, слегка колючей щеке старика: - Спасибо... И прости... Развернулась, но, вспомнив, вернулась к машине и вынула из кармана бумажник: "Карточка. Есть". Ее машина уже тронулась с места, когда вдалеке послышался вой сирен.
– Скорая или "менты"?...
– мелькнула ленивая мысль...
– Да какая разница?.. Переключила передачу и со слабым удивлением заметила лежащую на полочке папку: "Надо же, и их бумаги и мои документы тут. Да, впрочем, этим они без нужды. В лучшем случае, когда их откачают, будут тихими идиотами". К заимке подъехала тихо, накатом, погасив габариты еще на подходе. Оставив машину в сторонке, выбралась из салона и, беззвучно придавив дверцу, скользнула к замершему в темноте строению. Возле ворот огляделась, тихонько нажала потайную кнопку, потянула на себя холодную от мороза створку, а после в два прыжка преодолела открытое пространство. Однако ее никто не встречал. Не грохнул коротким стрекотом штурмовой автомат, не вспыхнул яркий свет прожектора. Тишина и покой. Только тихое повизгивание запертого в конуре Миньки. Оля распахнула створку: - Минька, чужой, ищи, - скомандовала она вылетевшему навстречу псу. Но верный приятель поднял голову и принюхался. Он вдруг глянул на нее печальными, почти по-человечески грустными глазами и коротко тявкнул. Словно прислушался к чему-то, и вдруг завыл, уже в полный голос. Оля зажала уши и, шатаясь, двинулась в дом. Плотно затворенная дверь не смогла заглушить раздирающий душу вой.
– Эх, дед, дед. Как же теперь без тебя?
– она опустилась на пол, ткнулась лицом в ладони и заплакала.
Глава 14
Успокоилась, как ни странно, достаточно быстро. Поднялась, вытерла мокрое лицо и двинулась по коридору. Не будь в ее жизни раскаленного стержня, пронзающего мозг, не доведись испытать горечи осознания тупика, возможно, и не сумела бы взять себя в руки столь быстро и решительно. Тем не менее, слезы прекратили капать из глаз, а голова работала четко и рационально. "Первое: Почему старик приказал забрать карточку и сказал про код? Похоже, с этого и нужно начать. Все остальное после. Раз организаторы покушения еще не успели забраться в дом, следовательно, шансы есть", - остановилась у дверей в тир, замаскированных под панели. "Сказал, слева..." - провела зажатой в руке карточкой. Щелчок, и дубовый щит плавно отъехал в сторону. Открылась матовая, даже на вид непробиваемая, дверь. На лицевой панели мигнул огонек светодиода и мелодичный женский голос произнес: - Пускатель активирован. До взрыва осталось тридцать секунд... Приложите большой палец к пластине, находящейся на правой стороне двери. Оля, вздрогнула и закрутила головой, пытаясь определить, откуда раздались слова.
– Двадцать девять секунд, - произнес бесстрастный голос, почти без паузы.- Двадцать восемь секунд. Разглядев едва заметное пятно, вдавила палец в прохладный металл. Коротко пискнуло, и тот же голос сообщил: - Допуск подтвержден. Таймер отключен. Щелкнул тяжелый замок, и дверь мягко приоткрылась. Шагнула за порог и зажмурилась. Свет включился автоматически. Дверь за спиной вернулась на свое место. Небольшое помещение, почти без мебели. Громадная панель во всю стену, разделенная на десятки квадратов, отобразила вид поместья со всех возможных ракурсов. Ворота, кусок дороги, площадка для парковки. Казалось, нет ни одного места, укрытого от камер. Оля взглянула на стол. Ничего особого. Пластиковые файлы, сложенные в стопку, маленькая дверца сейфа, вмурованного в стену. Наконец, глаза наткнулись на открытый ноутбук. Нажала на клавишу, отключая ждущий режим. Порылась в кармане, отыскивая корочку удостоверения. Номер набрала с первой попытки. И едва нажала клавишу, как на экране возникло изображение. Михаил Степанович, видимо, записывал сообщение на том же месте, где стояла сейчас она.
– Здравствуй, Оля, - улыбнулся дед.
– Если ты сейчас меня слушаешь, значит, все пошло не так. Выходит, они меня подловили... Это, конечно, грустно... Однако, я знал, на что иду. Итак, - дед снял очки и задумался.
– Не могу сказать, сколько времени у тебя в запасе, но... Будем исходить из худшего. Выходит, они сумели меня расшифровать... Что ж. Теперь ты вольна выйти из игры. Паспорт на новое имя и документы на недвижимость в портфеле. Он в сейфе. Код - дата твоего рождения и день, когда мы встретились. Там же документы на квартиру. Я купил ее через посредника. Она чистая. В сейфе лежит компромат на всех, завязанных в этом деле. Сейчас даже не важно, что и как они собирались провернуть. Главное, чтобы эти бумаги ушли в указанный адрес. Да, когда будешь уходить, пожалуйста, обязательно нажми кнопку на дистанционном пульте. Он немного похож на пульт от телевизора. Лежит возле портфеля. Только сделай это, лишь когда выедешь на трассу. В крайнем случае, отъехав пару километров. И еще... Забери, пожалуйста, Миньку. Потом позвони по номеру... Там человек, он не в курсе, но пса возьмет, и присмотрит. Я ему заплатил... Вот, вроде, и все.
– Дед вдруг улыбнулся.
– Впервые составляю завещание... Может, чего забыл? Дед помолчал и закончил: - Спасибо тебе, родная... Ну, все. Прощай, - экран погас, снова включился, и на синем фоне поползли строчки служебной информации. Сред мешанины символов Оля уловила только слово "format". Как и предупредил старик, в сейфе оказался плотно набитый кожаный кейс. Вынула портфель, заглянула в поисках пульта. Маленькая коробочка, накрытая прозрачной откидывающейся крышкой, под которой виднелась всего одна кнопка. Оля уже догадалась о ее назначении. "Дед все предусмотрел и знал, что делает. Хотя бы из благодарности, нужно выполнить"...
– она сжала ручку портфеля и двинулась к выходу. И тут картинка на одном из квадратов ожила. Вгляделась и поняла. Поворот с трассы. Шесть километров от заимки. В слабом свете наступающего рассвета показалась пассажирская газель. Сопровождаемая лаково блестящим авто представительского класса, она сворачивала на узенький проселок. И, словно по заказу, возникло движение на соседнем секторе. Оля не смогла узнать место. Где-то среди леса, петляя мимо синеющих в утренней дымке сосен, прямо по целине, слегка подтаявшему, но еще глубокому снегу, ползло несколько снегоходов. Мелькнули пятнистые каски экипированных, словно "коммандос", бойцов. Лица, полускрытые сероватыми масками, короткие автоматы. Увиденного хватило. "Обложили, - понимание не испугало, а только подхлестнуло.
– Будь, что будет. Выходит, это была лишь отсрочка. Два месяца сказки перед концом. Нет. Дед просил исполнить..." - она решительно захлопнула двери, и направилась к выходу. Вспомнила и стремглав метнулась в спальню. Пистолет едва уместился в туго набитый кейс. Отыскала большой плотный пакет от каких-то фирменных шмоток и уложила портфель туда. "Вроде все, - оглянулась с легким сожалением.
– Прощай... дом, до свидания Михаил Степанович". Минька уже не выл. Он стоял посреди двора и, вздыбив шерсть, глухо рычал, глядя на дорогу.
– Ко мне, - скомандовала Оля и шагнула к воротам. Пес помедлил, но двинулся следом. Беспрекословно забрался на заднее сидение и шумно выдохнул, нюхая воздух.
– Сидеть, Миня. Сидеть, - попросила она, усаживаясь за руль. Мотор тихо заурчал, машина неторопливо развернулась и двинулась навстречу кавалькаде, едущей из города. Проехав с километр, Оля остановила машину. "Здесь", - она вспомнила, что на прошлой неделе, гуляя с собакой в лесу, отыскала небольшую пещерку, от вывернутого по осени громадного кедра. Место было полностью укрыто от посторонних глаз, и в тоже время подойти к нему можно было почти посуху, не оставляя следов. Собрав из бардачка все заполненные гаишниками бумаги, вынула удостоверение личности и сунула стопку в пакет. "Если будут обыскивать, лишние вопросы ни к чему", - решила она. Снег на взгорке растопило мартовским солнцем. Протиснулась в узкий ход и, запихав сверток в проем, присыпала мерзлыми комьями, сухой листвой и хвоей. "Не видно?" - она повернулась к сопящему за спиной псу.
– Сидеть. Ждать, - строго приказала девчонка. Положила руку на лобастую голову: - Ждать здесь. Я вернусь. Пес опустился на землю и глянул на новую хозяйку. Оля выбралась из ямы и внимательно всмотрелась в следы. За волкодава она не особо беспокоилась. С его шкурой и клыками не пропадет. Лишь бы не ослушался. Почти бегом выскочила на дорогу и, уже не заботясь об осторожности и амортизаторах, двинула машину навстречу неизвестности. Пара километров тряски, и вдруг из-за поворота, в лоб ее малютке, вылетел головной микроавтобус. Машину повело юзом. Но опытный водитель удержал тяжелое авто на раскатанной колее. "Газель" замерла, и тут же из салона посыпались облаченные в камуфляж фигуры. Люди в масках сноровисто окружили машинку и наставили оружие на водительницу. Один из маскарадных персонажей рванул дверцу и легко, словно куклу, выдернул Олю из салона, норовя уложить лицом в снег.
– Отставить, - строгий окрик, прозвучавший из вальяжного лимузина, остановил движение гоблина. Держа хрупкую фигурку почти на весу, боец вопросительно глянул на старшего.
– Серегин, задержанную ко мне, остальным продолжать движение. Вперед. Словно шарики стекающей в каплю ртути, "коммандос" запрыгнули в автобус. Машина фыркнула и, осторожно объехав маленький автомобиль, исчезла за поворотом.
– Здравствуйте, - вежливо склонил голову мужчина в сером пальто. Короткий ежик седоватых волос и правильные черты лица делали его похожим на смутно знакомого киногероя, игравшего проницательных и честных следователей в одном из многочисленных ментовских сериалов.
– Если не ошибаюсь, мы с вами встречались. На приеме. Вынужден сообщить вам трагическую новость, - построжел лицом штатский.
– Ваш дед, Степанов Михаил Степанович, погиб. Попал в аварию. К сожалению, "скорая" опоздала. Оля, которую пятнистый гоблин уже не держал, а только слегка придерживал за рукав, кивнула головой: - Я уже знаю. Мне сообщили...
– играть горестный вздох не пришлось. Она лишь постаралась удержать готовые вновь политься слезы.
– Примите мои соболезнования, - пробормотал милицейский чин.
– Еще раз простите, но у меня к вам несколько вопросов, не связанных с гибелью вашего деда. Вы в состоянии ответить?
– Да?
– Оля глянула на собеседника в упор.
– Что да?
– не понял тот.
– Вопросы, действительно, касаются событий, не связанных с происшествием? Седой не выдержал, едва заметно вильнул взглядом.
– Оля повторила: - Да, я в состоянии говорить с вами.
– Хорошо, - констатировал собеседник.
– Меня зовут Анатолий Григорьевич Смоляков. Подполковник Смоляков, - посчитав, что издевка в словах девчушки ему померещилась, служивый продолжил: - Нам придется ненадолго проехать в управление. Буквально на полчаса. Оля нахмурилась: - Это так срочно? Я должна...
– Это срочно, - добавил в голос жести подполковник.
– Я понимаю ваше горе, это не на долго.
– Что-ж, поехали.
– Оля мотивированно сунула руку в кармашек куртки за ключами.
– Простите, лучше будет, если машину поведет наш сотрудник, - отозвался штатский.
– Серегин. Выполняйте. Камуфляжник протянул ладонь: - Позвольте ключи...
– в голосе гоблина не прозвучало никаких эмоций.
– Я что, арестована?
– повернула голову Оля.
– Что вы?..
– подполковник ничуть не смутился.
– Но ваше состояние не позволяет вам вести машину.
– Ах вы обо мне заботитесь. Понятно. Тогда держите, - Оля нажала нащупанную в кармане кнопку дистанционки. Земля подпрыгнула. И лишь через секунду прозвучал грохот. Над верхушками корабельных сосен взвился столб огня и дыма. Оба, и командир, и подчиненный, непроизвольно вздрогнули и повернулись в сторону, куда уехала "Газель". Девушка неторопливо вынула руку с зажатым в кулаке пультом и тихонько уронила игрушку в снег под ноги. Переступила, глубоко вдавив коробочку в снег.
– Что это?
– ожил Смоляков. Уставился на девчонку. Оля с трудом оторвала взгляд от огненного столба: - Не знаю... Подполковник рванулся к машине и схватил рацию. Послышалась ответная скороговорка, искаженная динамиком. Разобрать было трудно, но до слуха донеслась парочка весьма образных сравнений и пожеланий. А после, констатация того, что все накрылось медным тазом.
– Напрочь, - добавил неизвестный докладчик.
– В "ноль". Воронка - метров сорок в диаметре.
– Что это было?
– тон выбравшегося из лимузина офицера разительно изменился.- Отвечай?
– Да я откуда знаю? Это что, мой дом?
– с волнением произнесла Оля.
– Дом, и сад, и огород. Мать... перемать, - пробормотал Смоляков, пытаясь успокоиться.
– В машину ее, - уже без всяких реверансов приказал он стоящему позади Серегину. Легкий толчок затянутой в беспалую перчатку ладони, и девчонка упала в раскрытый проем. Подполковник, не церемонясь, сдвинул ее внутрь и уселся рядом.
– В управу. Машина тронулась. За все время поездки сосед не произнес ни слова. Он лишь сопел и косился в окно. Видно было, что его несколько огорошило произошедшее и теперь исполнитель явно переживает неудачу своих подчиненных. Проскочив через пустынный по случаю раннего субботнего утра город, машина въехала в ворота. Двор управления внутренних дел разительно отличался от свеже-отремонтированного фасада. Грязные стены. Решетки на окнах. Разобранный "уазик" возле высокого забора. "Да, это не Монте-Карло", - обвела взглядом Оля убогий пейзаж.
– Вперед идите, - поторопил сопровождающий.
– А моя машина?
– задержанная оглянулась.
– Она скоро подъедет, - успокоил подполковник. "Как же, - горько усмехнулась Оля, поднимаясь по узкой лестнице.
– Наверняка они уже потрошат ее внутренности..." - Впрочем, озвучивать свои опасения не стала. В убогом кабинетике, положив папку из дорогой кожи на стол с многочисленными пятнами пролитого кофе, сидел еще один представитель органов. Он хмуро глянул на вошедшую и отодвинул газету, которую перед этим внимательно изучал. "Сто к одному - "Советский спорт", - Оля разглядела фотографию распластанного в прыжке вратаря в футбольной форме.
– Здравствуйте, - человек шевельнулся, изображая вставание.
– Присаживайтесь. Он ткнул пальцем на табурет: - Вот тут. Будет удобно... Итак. Я старший следователь следственного комитета прокуратуры Лосик Антон Кузьмич.
– Тавтология, - пробормотала Оля, опускаясь на указанное место.
– Что?
– не понял прокурорский.
– Следователь следственного...
– она махнула рукой.
– Извините. Это я от волнения. Cтолько всего навалилось.
– Оля и вправду погрустнела.
– Примите мои соболезнования.
– Дежурно пробормотал дознаватель вынимая стопку листов.
– Но, увы... Дверь скрипнула, в кабинет вошел уже знакомый Оле подполковник. Он коротко шепнул что-то работнику прокуратуры и вышел, не взглянув на задержанную.
– Произошло действительно много событий, - почесал кончик носа человек со смешной фамилией Лосик.
– Как говорится: Пришла беда... Но к делу. Вы вызваны на беседу по поводу нападения на патрульных ДПС, произошедшего сегодня ночью на перекрестке улицы Пушкина и Заводской. Свидетели запомнили, что возле патрульного автомобиля стояла машина, похожая на вашу. Что вы можете сказать по этому поводу. Оля вздохнула: - Дело в том, что сегодня, вернее, уже вчера, у меня на работе была вечеринка. Я задержалась. И уже в самом конце праздника мне позвонил знакомый и сообщил, что Иван Степанович попал в аварию, - она совершенно спокойно приплела неведомого доброхота, поскольку успела выкинуть "симку": "Пусть доказывают... Тем более что зарегистрирован телефон был на кого-то третьего. Дед всегда был предусмотрителен в мелочах".
– Простите. Кто звонил?
– оторвался от бумаг следователь.
– Не разобрала...
– он сказал, что знакомый... У деда было много знакомых.
– Да, да...
– не стал давить прокурорский.
– И?
– На перекрестке меня остановили. Но вошли в положение. В общем, они меня отпустили. Я помчалась к месту аварии. А там... Дед уже не дышал. Я потеряла контроль, кинулась домой, думала взять какой-нибудь инструмент или... ну, я не знаю. Все было как в тумане.
– А когда приехала домой, стало нехорошо. Ревела, потом опомнилась и поехала обратно. И тут меня встретили ваши сотрудники.
– Интересно...
– Лосик пожевал губу.
– Как вы определили, что ваш дед мертв. Сами? И не стали ждать медиков? Милиции? Оля вспыхнула: - Я слишком долго болела. У меня была травма. Я научилась отличать живых от мертвых. И вообще, это сейчас, да и то не до конца, понимаю, что произошло. А тогда...
– Понимаю. Состояние аффекта...
– следователь внес в протокол объяснение.
– Значит, вы ничего не видели?
– В смысле?
– она подняла брови.
– Что я должна видеть? Телефон Лосика, простенькая "Моторола", тихо пропиликала рингтон из пресловутой "Бригады". Следователь поднес трубку к уху и отодвинулся к зарешеченному окошку: - Да. Понятно... Он помолчал, слушая абонента, и закончил почти военным "есть". Вытянул на свет листок с плохо пропечатанным текстом. Пробормотал привычной скороговоркой: - На основании статьи... Уголовно-процессуального кодекса России, в целях обеспечения следствия вынужден задержать вас с препровождением в изолятор временного содержания. Он нажал неприметную кнопку, и в кабинет вошел милиционер.
– Но за что?
– Оля искренне изумилась.
– Вы же меня ни в чем не обвинили?
– Сержант, проводите задержанную, - сухо бросил следователь, торопливо складывая бумаги в папку.
Глава 15
Спускались уже совсем другим путем. Вдоль серых стен, закатанных когда-то шаровой краской, теперь давно покоробившейся, мимо кроватных сеток, закрывающих провал межлестничных маршей. Но более всего удивил запах. Как от потрепанного бездомного пса. Ольга твердо представила, что именно так и должен вонять живущий с помойки шелудивый, крысиного цвета "кабыздох". "Но вот почему здесь? А впрочем, как еще тут должно пахнуть?" - усмехнулась она нечаянному каламбуру. Недолгий спуск в подвал завершился у решетчатой двери. Короткая команда сопровождающего. Точь-в-точь как в кино.
– Лицом к стене, руки за спину, - привычно пробормотал вертухай. Отворил тугой замок, пропустил в узкий тамбур. Повторная скороговорка, и вот уже они шагают по длинному, освещенному мигающими лампами, названными с чьей-то недоброй руки дневными. "Какие они дневные? Скорее мертвенные", - Оля вздрогнула от окрика "Вперед" и шагнула в совсем маленькую комнатку.
– Степановна. Прими постоялицу, - неожиданно спокойно, по-домашнему, произнес сержант.
– Пометь в журнале. В третью определили. Бумаги, следак сказал, после дежурному отдаст. Он развернулся и, не дожидаясь ответа, вышел, прикрыв за собой дверь. Клацнул замок, и Оля осталась одна. Впрочем, нет, занавесочка, отделяющая угол комнатки, дрогнула и на свет выкатилась уютная, вовсе не соответствующая этому страшному месту, старуха. Ну, может, не старуха, скорее пожилая женщина. Перетянутый ремнем ватник делал ее похожей на усталую колхозницу. Да и клетчатый шерстяной платок, из-под которого выглядывал клочок седых волос, никак не вязался с суровым антуражем подвала. Тетка коротко взглянула на новоприбывшую. Поправила узел платка, и раскрыла толстую тетрадь.
– В камере запрещается иметь при себе деньги, драгоценности, ценные вещи...
– не глядя на Олю, пробормотала старуха - Выкладывай на стол, я запишу. Смотри, не вздумай прятать. Все равно отыщу. А стыду не оберешься, - фраза вызвала у арестантки нервный смешок: "Надо же, стыду? Они меня еще стыдить будут". Бабка остро глянула на девчонку: - Чего стоишь? Впервой? Ну, это ничего. Привыкнешь.
– У меня и нет ничего, - пробежалась по карманам Оля.
– Телефон, пятьсот рублей и все, - она порылась в заднем кармашке джинсов.
– Вот, еще ключ от дома. Но он уже не нужен, - пробормотала, вспомнив, как вспыхнуло над лесом зарево. Контролер быстро вписала в тетрадь перечень изъятого, и сложила вещи в прозрачный пакет.
– Зря ты...
– протягивая тетрадь, наставительно произнесла она.
– Ключ у человека должен быть. Тюрьма, она когда-никогда окончится, а ключ дождаться поможет.
– Да нету дома. Сгорел, - Оля почему-то произнесла это вовсе без настороженности.
– Что ж, бывает, - спокойно отозвалась старуха.
– Ничего. Все наладится. Она сноровисто охлопала Ольгу, не ожидавшую от толстухи этакой прыти.
– Колечко, сережки, цепочку снимай, - перечислила тетка, мигом углядев цепким взглядом все украшения. Сложила в другой пакет. Процедура завершилась. Тетка негромко крикнула, оборотясь к дверям: - Заходи. Эй, Серега. Вошел давешний вертухай: - Все, что ли? Тогда вперед, - посторонился, выпуская. Третья камера оказалась маленьким темным тупичком, вроде лошадиного стойла, отгороженным от коридора толстыми прутьями решетки. Дверь скрипнула, впуская арестованную. Нары - пологий помост во всю ширину камеры, почти до самой решетки. И все. Только в потолке, за частой сеткой, вмазанная в стену лампочка свечей в сорок. Ни окон, ни вентиляции. Оля недоуменно замерла, слушая, как клацает в замке ключ.
– Чего ты? Обживайся, - произнес сержант.
– Оправка в двенадцать, приспичит, покричишь. Завтрак пропустила, - он повернулся и, уже отходя, бросил: - Если чего надо, проси. Схожу, куплю, - и двинулся к выходу из коридора. Она присела на краешек затертого сотнями тел помоста. Шершавая штукатурка стены уперлась в спину, словно ежовые иголки. Отделение КПЗ начало потихоньку оживать, потянуло запахом табака, закашлялся кто-то в соседнем боксе длинным, перхающим лаем.
– Эй, начальник, - прозвучал громкий разухабистый голос.
– На горшок бы... Своди, а?
– Сейчас, разбежался, - отозвался из-за решетчатой двери сержант.
– Водил уже. Дрыхнуть надо меньше. Терпи.
– Блин, так я тут наделаю.
– Сама потом и вытирать будешь, - флегматично резюмировал собеседник. Соседняя камера затихла. Оля вернулась к беседе, если можно было назвать беседой короткое общение со следователем. "Похоже, что-то у них не срослось, - поняла она.
– Скорее всего, не отыскали свидетелей, а эти не очнулись". Задержанная устроилась удобнее, подогнув ноги: "Но что теперь? Взрыв был
– К черту, - резко выдохнула Оля. Встала и, замерев, попыталась наполнить тело живительной энергией, пронзающей от макушки до самых пяток. Понемногу хандра отступила. Возникло спокойствие и уверенность. Войдя в нужное состояние, опустилась на помост и продолжила медитацию. Пройдя все центры, очистила каналы, наполнила оранжево-яркой, сияющей силой, окружила себя плотной пеленой мерцающего света. Незаметно заснула. Проснулась от стука решетки.
– Входи, подруга, - впустил все тот же сержант новую задержанную. Слегка помятая, с большим багровым синяком в полщеки разбитная деваха. Огненно-рыжая, в короткой, с вызывающе-откровенным разрезом, юбке и полупрозрачной кофте, она явно не собиралась к посадке.
– Вот, суки, закрыли, - беззлобно чертыхнулась вновь прибывшая и глянула на соседку.
– Первоходом? Что предъявили?
– вместо приветствия произнесла бойкая девица, сверкнув нагловатыми, небрежно подведенными глазами.
– По недоразумению, - отозвалась Ольга, - Гаишники остановили, отпустили, а их кто-то побил. Вот меня и трясут. Только ничего не говорят, а так, пугают.
– Правильно, - Рыжая плюхнулась на нары и протянула ладошку с ободранным маникюром: - Марго. А тебя?
– Оля, - осторожно пожала руку сокамерницы и вежливо поинтересовалась: - А тебя за что?
– А, ерунда, хахаль чего-то наборогозил. Шмотки чьи-то у меня в хате нашли. Вот меня и крутят. Да ну его. Успеем наговориться. Если не разгонят. В обезьяннике могут до трех суток держать. Так, что... У тебя курево есть?
– Оля отрицательно мотнула головой. Марго заметила мелькнувшую по коридору тень и подвинулась к решетке.
– Сережа, угости сигареткой, - свойски попросила девица у сторожа. Сержант недовольно покосился, но полез в карман и вытянул мятую сигарету.
– Все, Маргоша. Больше не клянчи, - видно было, что постоялица здесь не впервой.
– Спасибо, Сереженька, ни боже мой. Разве что еще разок? А кто тебя меняет? Сержант хмыкнул: - С него ты точно ничего не поимеешь. "Бубен" заступает, - он прошел к выходу и клацнул дверью.
– От, блин, - ругнулась продувная соседка. Ловко прикурила сигарету вынутой неизвестно откуда зажигалкой. Выдула дым между решеток.
– Ну не везет, так не везет. Этот козел все душу вымотает. Да еще трахнет на халяву, - с огорчением произнесла она.
– Как это?
– Оля непонимающе уставилась на рыжеволосую сокамерницу.
– Как?
– та усмехнулась.
– А никак, обыкновенно. Пристегнет к решке и привет. А чего ему? Ночь длинная. Да и кому жаловаться? А будешь возникать, дубинкой так ухайдакает, неделю кровью будешь харкать. Лучше уж...
– она покосилась на миниатюрную фигурку.
– Он блондиночек уважает. Так что, похоже, туго тебе придется, - словно о чем-то малозначащем сказала она и протянула недокуренную сигарету: - На, покури. Оля, не слыша предложения, опустилась на твердое дерево лежака. В голове тупо кольнула далекая еще игла. Но сердце неровно стукнуло.
– Ты что?
– заметила перемену в соседке Марго.
– Не успела еще? Ну, ты даешь?
– изумилась сокамерница и поскучнела.
– Совсем нехорошо, - она, словно понимая состояние Оли, перестала цеплять ее разговорами, затушила окурок и полезла на полог.
– Посплю пока, - оповестила сама себя и тихонько засопела. Новость, с которой еще нужно было сжиться, стучала в голове. И потихоньку приходили страшные воспоминания, почти выгнанные заботами старого лекаря и мастера. И хотя помнила она немногое. Только страшную рожу, да бритую голову насильника, но вот остальное, что было после, всплыло совсем явственно. Боль в разрезанных ранах. Страшная маска вместо лица. И та спица, выжигающая мозг. А еще бесчувствие и решимость.
– Нет. Этого больше не будет, - твердо произнесла Оля.
– Пусть... Но не это. И словно волна теплого и спокойного покрывала накрыла ее. Невесомая ладонь легла на плечо. " Ты меня слышишь?
– подумала она, обращаясь неизвестно к кому.
– Я сильная. Ты меня всему научил. И если суждено, пусть так и будет". Странное, невероятное спокойствие и уверенность. Тело начало покалывать невидимыми иголками, наполняя необъяснимой силой. "И это никуда не исчезнет, - твердо поняла Оля.
– Теперь нас двое". Тихонько прилегла на доски и задремала. Минута и она уже спала. Голос. Наглый, уверенный, он донесся сквозь сон. Открыла глаза и увидела стоящих возле камеры милиционеров. Один из них - знакомый уже Сергей, а второй - мордатый, с толстой, распирающей ворот форменной рубахи, рябой шеей и пятнистым, плоским, как блин, лицом. "Очевидно, это и есть тот самый "Бубен", - мелькнуло понимание.
– Две, - пересчитал их по головам сменщик. Пометил в тетради.
– А эта ничего...
– толстомордый засмотрелся на Олю.
– Марго. Опять? Я тебе говорил, что если снова попадешь, на толчок не поведу? Ну, вот и сиди теперь сутки... Будешь знать, как выеживаться, - бросил он, уже отходя к следующей камере.
– Вот, сука, - прошептала рыжеволосая Марго.
– Прошлый раз у меня месячные были. Вот и злобится. Козел, - добавила она.
– А теперь, точно, не пустит. Придется отрабатывать. Оля поднялась и взглянула в спину конвойного. Впрочем, не столько на него, сколько определяясь в пространстве.
– А что, эта тетка, которая вещи принимает, и ночью сидит?
– мимоходом поинтересовалась у соседки, когда надзиратели скрылись в дежурке.
– Теть Люба? Да нет, конечно. Чего ей тут делать? Здесь вообще двое дежурят, но один у мужиков сидит. Там народу много. Здесь только этот, - пояснила Маргарита. Она всмотрелась в лицо стоящей на свету Ольги: - Ты словно другой стала. И глаза, я такие раз только видела. На Ростовской пересылке. По рецедиву одну на Особую зонуотправляли. Только у той за душой восемь "жмуриков" было. Ты чего, а?
– Все нормально, - Оля опустилась на край настила.
– Давай помолчим. Мне подумать нужно. Однако спокойно посидеть не удалось. Принесли жидкий обед. Потрепанный мужичок в несвежем, когда-то белом халате раздал миски с похлебкой.
– Чего там?
– поинтересовалась у шныря Марго. Тот молча протянул ей клочок бумажки и проследовал дальше. Арестантка пробежала написанное карандашом и выругалась. Витиевато и с чувством: - Вот тварь. Я ж его?.. А он?.. Ну какой козел. Она хлопнула ладошкой по стене и зашипела от боли: - Сдал меня мой миленький и еще просит на себя чужое примерить. А вот хрен ему. Так и скажи ему, светло-пегому, - в голос рявкнула она.
– Эй, тихо там, - раздался из-за решетки сонный голос верухая.
– А то...
– он не закончил.
– Нет, ну это как называется?
– никак не могла успокоиться рыжая фурия.
– Это что, "пятерик" как с куста?
– она шумно вздохнула и полезла на лежак. Села в угол и тоскливо затянула негромкую мелодию. Оля вновь замерла. Плана не было, была только твердая решимость. И тут по решетке вновь стукнули.
– Степанова, на выход, - приказал сержант. Она вошла в уже знакомый кабинет для допросов. За столом, возле добродушного следователя сидел сам губернатор. Антон Кузьмич суетливо выпрямился и бочком протиснулся к выходу.
– Я тут...
– он кивнул на дверь и выскочил наружу. Словно и не заметив исчезновение следователя, Виктор Петрович кивнул на привинченный к полу табурет: - Садись, Оля.
– Здесь принято говорить присаживайся, - отреагировала Ольга, - и здравствуйте.
– Здравствуй, извини, я тут совсем замотался. Такое горе. Михаил Степанович ведь был моим хорошим товарищем. И теперь еще это, - Глава региона кивнул на решетку.
– Оля, я разговаривал со следователем. Он уверяет, что все не так уж плохо. Но все равно, тебе сейчас придется какое-то время побыть здесь. Закон, ты ведь понимаешь? Оля подняла бровь: - Да бросьте вы про закон, - она усмехнулась. Что-то в ее улыбке сильно не понравилось собеседнику.
– У тебя все нормально?
– поинтересовался губернатор.
– Если не считать того, что сижу в камере, то все нормально, - Оля на секунду задумалась. Но что-то ей подсказало: "Никакой помощи она от этого борова не получит. Им нужно сломать ее. Заставить выложить все, что она знает про дела деда, и переписать документы на завод. А для этого они пойдут на все".
– Нормально, - она выпрямилась и повторила: - Могло быть и хуже.
– Вот и ладно. Крепись. Я попробую тебе помочь, - пробормотал губернатор, пряча глаза.
– Посодействовать. Только и ты должна помочь. Мне тяжело говорить, но сейчас, после трагических событий, выходит, что все имущество Михаила Степановича принадлежит тебе, а заводским руководителям срочно нужно решать целую кучу проблем. Может, напишешь доверенность? А еще лучше передашь, временно, права на управление кому-нибудь. Я лично прослежу, чтобы все было по закону. И как только тебя освободят, а это дело нескольких дней, ты сможешь распоряжаться всем сама. "Он и впрямь дурак?
– мысленно рассмеялась Оля.
– Да стоит мне только подписать бумажку, как все. Нет, это они видно меня держат за полную дуру". Оля захлопала ресницами. Сыграть истерику актрисе пара пустяков. Подбородок задрожал, и она разрыдалась.
– Дядя Витя, там страшно, я не хочу в тюрьму. Сделайте, что-нибудь.
– Успокойся, пожалуйста, я ведь не командую прокуратурой. Тем более, в доме взорвалось большое количество взрывчатки, и офицеров ГАИ обнаружили без сознания после твоего отъезда. Им нужно разобраться. Но...
– он успокаивающе погладил ее по плечу, - я сделаю все, что от меня зависит.
– Вот бумаги, подпиши.
– Он протянул ей стопку листов.
– Не могу...
– Оля, продолжая рыдать, показала дрожащие пальцы.
– Мне нужно успокоиться...
– Ладно, - Виктор Петрович взглянул на девушку.
– Давай завтра. Я с утра заеду. Он подошел к двери: - Лосик. Мы закончили, - уведомил с хозяйской, непередаваемой интонацией, вовсе не вяжущейся с его словами о подзаконности власти. Сержант вывел арестованную, а прокурорский заискивающе поинтересовался у задумчиво сидящего губернатора: - Может, и впрямь, отпустить девчонку? Доказательств-то никаких, только предположения.
– Не спеши, пусть пару дней посидит, не дергайся. Твое дело бумажки писать.
– отрезал "хозяин". Поднялся и тяжело вышел из кабинета. В камере, куда Олю вернул конвойный, никого не было. Марго перевели в соседний бокс. Похоже, упырь, и впрямь, имел на задержанную какие-то виды. Но до вечера ее никто больше не трогал. Только разносчик баланды просунул в камеру сальную миску с жиденькой бурдой, есть которую было вовсе невозможно. Разговоры, вспышки ругани и крики, доносящиеся из соседних камер, наконец, стихли. Биологические часы задержанных, еще не сбитые долгой отсидкой, сообщили о необходимости сна. Подвал понемногу затих. Оля, хотя наступающая ночь могла принести ей куда больше неприятностей, чем остальным, тоже задремала, но чутко и настороженно. Потому негромкий стук резиновой дубинкой по решетке не стал для нее неожиданностью. Открыла глаза. В скупом свете дежурной лампы стоял мордатый сторож.
– Руки вперед, - приказал сержант.
– Между решеток. Быстро.
– Зачем?
– наивно поинтересовалась Ольга.
– Я кому сказал?
– с угрозой проскрипел коридорный.
– Положено. Выполнять.
– Да пошел ты, - просто отозвалась арестованная. Она встала и спрятала ладони за спину.
– Хорошо. Не хочешь, как хочешь, - привыкший к безнаказанности надзиратель рассвирепел.
– Я тебе сейчас объясню, зачем. Он сноровисто отворил замок и, шагнув в полутьму камеры, занес руку с зажатой в кулаке палкой. Короткий шаг навстречу, и плавное, неуловимо стремительное движение сжатой в щепоть ладони. Пальцы ткнулись в висок, поросший жесткими волосами. Едва сумев удержать себя, чтобы не провести второй удар из наработанной серии, Оля отступила чуть в сторону, освобождая потерявшему чувство реальности вертухаю место для падения. Тяжелое тело грузно сползло в проход между решеткой и нарами. Дернул ногами, словно пытаясь бежать, и затих. Оля коснулась жирной шеи обездвиженного сатира. С некоторым облегчением расслышала слабые толчки пульса. Вытянула наручники и, повозившись немного с браслетами, прицепила безвольные руки к решетке. Обыскать тяжелого полицая оказалось сложнее. Наконец вытряхнула из кармана толстый бумажник и хитрый резиновый кляп, которым он, очевидно, собирался заглушить крики жертвы. "Вот для него и сгодится, - Оля прислушалась к себе. С удовлетворением убедилась: - Ни мандража, ни сомнений". Выскользнула из приоткрытой двери, и проследовала к выходу. Возле каморки остановилась. Обшитая жестью дверь, естественно, оказалась заперта, но выручила связка ключей охранника. Дежурный по управлению дремал в глубине застекленного "аквариума", сидя в раздолбанном кресле. Ночь едва началась, а смена только в три. Офицер глянул в мутный экран китайского телевизора. Услышав торопливые шаги, оторвал взгляд от экрана, всматриваясь в длинный коридор. "Кого это еще нелегкая принесла?" - удивился офицер. Но тут дверь отворилась, и в тамбур выплыла дородная фигура бабы Любы. Служившая в управлении с незапамятных времен старуха помнила еще времена застоя и была живой легендой.
– Здравствуй, сынок, - пробормотала старуха, поправляя сползающий на глаза платок.
– Привет, теть Люба. Я думал, ты ушла давно, - удивился капитан.
– Вернулась я, в ворота зашла. Сумку с ключами забыла. Вот и пришлось по ночи назад телепать. А она вот ведь как нужна, - подняла бабка тощую хозяйственную сумку и затрясла перед самым окошком.
– Ну, побегу...
– она замерла у двери. Капитан потянулся и нажал кнопку, открывающую замок.
– Счастливого дежурства, - донесся уже с улицы дребезжащий старческий тенорок. "Что-то бабка, вроде, ростом ниже стала?" - лениво подумал страж порядка, устраиваясь в кресле.- "Правду говорят. Годы к земле гнут. Стареет... А вот Петрова нужно "раздолбать". Доложить о приходе забыл?" Старуха, шаркая по обледенелому асфальту стоптанными ботами, двинулась вдоль по слабо освещенной улице. Миновала пару кварталов, остановилась у обочины. Подняла руку. Недолгое ожидание принесло плоды. Возле непрезентабельной фигурки тормознул бомбила.
– Куда, мамаша, - склонился к окошку водитель жигулей.
– В поселок, сынок, - прошамкала запоздалая пассажирка название.
– У дочки засиделась.
– А чего заплатишь?
– поинтересовался водитель.
– С одной стороны, до поселка дорога неблизкая, а с другой, в городе тоже пусто.
– Выручи, а, милок. Мне дочка тысячу на дорогу дала. Она нынче в банке работает. При деньгах, - забубнила старуха.
– Ладно. Садись, мать. Но только из уважения к возрасту, - частник приоткрыл дверцу рядом с собой.
– Я уж лучше на заднем, мне впередке боязно. Страх, как гоняете. Тут, в уголке, посижу...
– неожиданно проворно протиснулась пассажирка на сидение, хлопнула дверцей. Старенькая "шестерка" крякнула коробкой и отвалила от обочины. Водитель, не намеренный слушать старушечьи рассуждения о падении нравов, включил шансон. Получасовая дорога, скрашенная смачными припевками Гриши Заречного, промелькнула незаметно. Оля всмотрелась в мелькающий за окном лес.
– Здесь, милок, тормозни, - углядела она, поворот к дедовой заимке.
– Ты чего, старая?
– пригасил водитель звук.
– Здесь же лес кругом.
– Да я знаю, - протянула пассажирка купюру. Водитель недоуменно обернулся, но тут рука старухи выпустила бумажку и легонько, словно взмахнувшая крыльями бабочка уперлась в плохо выбритую шею извозчика, сдавив с неожиданной силой. Он хотел дернуться, но помешала странная слабость. Глаза начали смыкаться, в голове поплыл тихий звон, и вот уже все затянуло сплошным белесым пологом. Мастер откинул голову на подголовник и тихо засопел. Убедившись, что водитель спит, Оля перевалила тело на пассажирское сидение: "Ничего. Отдохнет часок, будет как новенький". Место захоронки отыскала не без труда. Ночной лес выглядит совсем иначе, чем днем. Но когда приблизилась к проталине и услышала глухой рык, с радостью поняла: "Прочесать окрестности у противника ума не хватило". Быстро выкопала заветный сверток и, позвав негромко поскуливающего пса, отправилась обратно к машине. Минька шумно принюхался к незнакомому запаху, но запрыгнул на заднее сидение. До города добрались без происшествий. "Перехват, похоже, еще и не объявляли", - решила Ольга, притерев машину у обочины. Вынула из конфискованного у вертухая бумажника стопку купюр и засунула в карман спящего водителя.
– В компенсацию, - пробормотала, обращаясь к заинтересованно наблюдающему за происходящим лохматому приятелю. Захлопнув машину и придерживая пса за ошейник, смешная старуха неторопливо двинулась прочь по окраинной улице, и совсем скоро вовсе растворилась в предрассветных сумерках.
Глава 16
Пенсионер Патрикеев, хотя и демобилизовался со службы по возрасту, но в душе считал себя все тем же старшиной, что и раньше, а потому жил по установленному за многие годы распорядку дня части. Подъем в шесть пятнадцать, зарядка, приборка, ну, а дальше согласно суточному плану. Звонок старенького ВЭФовского телефона, отвлекший бывшего прапора от наведения порядка в маленькой кухне, воспринял с некоторым осуждением. Он дисциплинированно дождался третьего сигнала и четко представился: - Патрикеев у аппарата. Слушаю. Звонили от Степановича. Старый знакомец, часто уезжающий в длительные командировки, в очередной раз попросил приютить собаку. За беспокойство заплатил вперед, да и пес у него серьезный, воспитанный. Почти строевой. Потому, выслушав невнятное бормотание в трубке, прапор сухо отрезал: - Жду вас в девять ноль-ноль, возле жилого помещения. Назначив время, он решил совместить прогулку, которую именовал строевыми занятиями, с встречей гостя. Поэтому, когда в девять ноль пять возле калитки его небольшого домика появилась неопрятная старуха, ведущая на поводу громадную собаку, не удивился.
– Здравия желаю, - Патрикеев внимательно осмотрел вверенное ему животное.
– Визуально пес здоров. Нос холодный, уши теплые, - бесстрашно потрепал отставник лохматую голову здорового, словно теленок, пса. Впрочем, узнав старика, Минька терпеливо выдержал испытание и даже вильнул хвостом, признавая право на бесцеремонность. Время кормления, по распорядку: в восемь тридцать, в тринадцать и восемнадцать часов. Рацион согласован. Прогулка дважды в день. Глянул на укутанную в ветхий платок старуху: - Передайте Михаилу Степановичу, все будет в порядке. Он развернулся и скомандовал: - Рядом. Пес помедлил, но подчинился. Бабка повздыхала, суетливо помахала Миньке укутанной в дырявую рукавицу рукой, подхватила громадный пакет с разноцветными надписями и тоже пошла по своим делам. Оля снова вздохнула: "Отдавать Миньку полусумасшедшему отставнику не хотелось, но скрепя сердце вынуждена была признать правильность решения покойного. Сейчас нужно в первую очередь сменить образ и разобраться с наследством старого разведчика. А главное, определиться с жильем. Бродить с чемоданом, в котором лежал компромат и оружие, было просто опасно". Заметив небольшой скверик, в глубине которого виднелась пара заснеженных скамеек, она решительно направилась к ним. Осмотр озадачил. В кейсе обнаружился паспорт на имя Светловой Марии Ивановны, проживающей по адресу, соответствующему документам на приобретенную в прошлом месяце квартиру. Зеленоватая корочка паспорта гражданки республики Кипр, где возле ее цветной, закатанной под пленку фотографии, значились вовсе труднопроизносимые имя и фамилия. Однако въездная виза владелицы этого документа была открыта еще в течение двух недель. А еще, в плотном даже на вид неразрывном пакете, запаянная под вакуум папка, вложенная в блестящий пакет. Читать адрес получателя на самоклеящейся цветной бумажке не стала. К чему забивать голову, главное, правильно переписать при отправлении. Задумчиво перевернула две кредитных карты. Одна наша, с логотипом Сбербанка, другая "Visa", оформленная на имя кипрской гречанки. Что и говорить, Михаил Степанович предусмотрел все. "А вот обычного грузовика и не уберегся, - огорченно подумала она.- К чему все это? Хотя, здесь ей тоже делать нечего". Она поднялась, вошла в образ, хлопотливо отряхивая налипший снег. Добравшись к указанному в паспорте дому, поднялась на третий этаж и остановилась возле аккуратной, но добротной двери. Ключ повернулся легко и, преодолев некоторую нерешительность, Оля вошла в прихожую. Тихо. Прикрыв дверь, заглянула в комнату. Обстановка в квартире новая, пахнущая непередаваемым фабричным запахом. Впрочем, разглядывать мебель было уже выше ее сил. Оля скинула чужой пуховик, следом стянула ватник и начала разматывать всевозможное барахло, которое она второпях разыскала в кладовой, чтобы придать себе вид габаритной старухи. Свалила в кучу пропотевшее тряпье и отправилась на поиски ванной комнаты. Уже сидя в залитой до краев горячей водой ванне, вдруг с ясностью поняла, что все это произошло с ней. И арест, и побег, и остальное - не кадры из боевика, а вполне реальные события. Апатия и тревога навалились с такой силой, что потекли слезы. Жалость, страх и беспомощность, смешалось все. Неожиданная легкость, с которой удалось вырубить охранника и проскочить мимо дежурного, можно было с полной уверенностью списать на немыслимую удачу и то, чему нет названия. Может быть, это незримая помощь погибшего наставника спасла ее от неминуемого провала, или помощь высших сил? Тем не менее, сейчас, когда все осталось позади, она ощутила себя крохотной и слабой перед лицом сотен опасностей и угроз. "Всерьез надеяться, что можно противостоять машине, шестеренками в механизме которой тысячи, а то и десятки тысяч человек, каждый из которых куда сильнее и опытнее молоденькой артистки? Раздавят и не заметят", - она размазала слезы и постаралась хоть чуть-чуть успокоиться. "А что теперь? Жить под чужим именем, в ежеминутном страхе? И совсем никого, кто мог бы посоветовать или помочь". Однако понемногу первый приступ депрессии утих. Наскоро смыв пену и обтерев тело большим банным полотенцем, заботливо повешенным неизвестным доброхотом, прошла на кухню. Новые, недавно распакованные предметы обихода, словно по мановению волшебной палочки, возникшие в доме.
– Спасибо, - Оля прошептала это, в который раз обращаясь к своему спасителю. Заглянула в холодильник, но поняла, что не сможет ничего съесть. Дикая усталость навалилась на тело. Придерживаясь за шелковистую поверхность стены, двинулась по коридору. Открыла дверь в спальню. Закрытые шторы, уютная тахта, прозрачный пакет с коробками косметических принадлежностей, стоящий посреди туалетного столика, а рядом серенький пластик миниатюрного ноутбука. Сил удивляться уже не было. Добрела до кровати и со вздохом облегчения опустилась на пружинный матрас, застеленный клетчатым, точь-в-точь как в старом доме, покрывалом. Уснула мгновенно. А ночью приснились давно позабытые события из детства. ...Раннее утро. Она собирает подмерзший хмель, который растет у забора. Холодные, колючие доски. Листья, схваченные морозом, царапают руки. Аромат горечи. В замерзших ладонях шершавые, похожие на маленькие еловые шишки, плоды. ...В избе тихо. Мерный перестук ходиков. Чугунный утюжок, вместо гирьки. Громадная русская печь. Пыльный тулуп, разноцветное лоскутное одеяло, и подушка из старого валенка. Урчание одноухой кошки, пригревшейся рядом. Запах щей и укропа. Холодный нос кошки у щеки. Оля уговаривает кошку не спать. Вечереет, огонь в печи догорел, поползли длинные тени от замерзших окон. Все изменилось. Разом, вдруг. Даже во сне захлестнуло сердце давней тревогой. ...Клубы морозного воздуха. В дверях возник пьяный сосед. Выпить не дали и выходя, он в сердцах пнул соскочившую с печи кошку. Кошка лежала на старом тулупе и плакала от боли. Она не могла мяукать, и только вздыхала, когда было особенно больно. Наутро сосед в недоумении гладил кошку ладонью, поросшей жесткими рыжими волосами. Кошка поднимала голову и заглядывала ему в лицо огромными зелеными глазами. И шершавым сухим языком лизала его руку. Ей было страшно. Страшно умирать, и она хотела, чтобы кто-то был с нею рядом. Пусть даже этот огромный и чужой человек. Оля вынырнула из тягостного кошмара, стерла капли холодного пота со лба.
– Ничего... Ничего. Теперь все будет хорошо, - произнесла она вслух и села на смятой постели. Сон как ни странно прогнал вчерашние тревоги. Глянула на часы: " Восемь ". Прошлепала по теплым доскам наборного паркета в кухню и, отыскав пакет с растворимым кофе, включила поттер. А после кружки ароматного напитка полегчало. Исчез тягостный осадок ночного сна, поблекли вчерашние тревоги. "Ничего, и мы еще повоюем, - припомнила любимую поговорку деда.
– И правда, что это я вовсе расклеилась? Пока счет три-ноль. И козырь, да какой, в кармане. Ну, а если подумать, то это просто убойная карта", - она вынула пакет и осмотрела со всех сторон. Надпись, сделанная рукой Степановича, предупредила: "При вскрытии содержимое самовозгорается". Адрес. Ничем ни примечательный городок в самом сердце России, славный разве что своим воздушно-десантным училищем и многовековой историей, улица, дом. И получатель. Простая и незатейливая фамилия. Петров В. М. "Интересно..." - Оля вспомнила увиденный на столе аппарат и вприпрыжку побежала в спальню. Ноутбук, мощная двуядерная машина, ровно загудел, прогоняя тесты, и выдал знакомую миллионам картинку скошенного холмистого поля. Ткнула пальцем в иконку обведенной овалом буквы E, и, чудо, открылся сайт поддержки. Набрала поисковик и, после довольно долгих блужданий по ссылкам, сумела-таки найти адресную книгу искомого городка. Ты смотри, все верно. Петров В.М. телефон, адрес. Сохранив страницу, задумчиво откинулась на теплые пластины приятно согревающей спину батареи: "И что это мне даст? Да все. Если этот В.М. не просто почтовый ящик, а лицо, обладающее информацией, или, как говорят, связной, вот пусть и связывает меня с теми, кто способен решить мои проблемы. Если для неведомых начальников покойного деда пара пустяков изготовить настоящие документы и приструнить зарвавшегося губернатора, то уж разобраться с несправедливым заключением под стражу - вовсе не проблема. Никто и не говорит о шантаже. Но почему именно почтой? А вдруг он переехал? Я обязана убедиться, хотя бы позвонить", - схитрила Оля. "А пока, стоит заняться собой", - недолгое знакомство с содержимым высыпанной на кровать косметики показало - дед поступил весьма мудро. Он выбрал хорошего и грамотного консультанта. "Вот только один минус, - огорчилась она, с отвращением разглядывая сваленное в прихожей тряпье.
– Неужели вновь придется натягивать грязные вещи, а как иначе? Чтобы купить более-менее подходящую для молодой женщины одежду необходимо попасть в магазин. Денег, кроме лежащих на карточке, ни рубля". Вспомнила о широком жесте, когда вытряхнула все содержимое чужого бумажника: "Да и ладно. Те деньги, после этого скота, все равно, что грязь..." - без всякой логики махнула рукой Оля. В раздумье прошла в комнату. Остановилась возле громадного экрана плазменного телевизора и, с внезапным озарением, потянула в сторону дверь шкафа-купе, притаившегося в углу.
– Мама моя, - охнула от удивления.
– Степанович, да чтобы такое упустил?
Пацан выскочил из подъезда, пнул удачно легшую под ногу пивную банку и, спрятав руки в карманы всесезонной куртейки, двинулся прочь. Доведись стороннему наблюдателю всмотреться в удаляющегося от дома паренька, сто к одному сказал бы - обычный тинэйджер, чуть субтильный, но в целом ничуть не отличимый от тысяч сверстников. Модные, искусственно застиранные и потертые джинсы чуть мешковатого покроя, утепленные кроссовки и солнечно-рыжие волосы, торчащие из-под спортивной шапочки с логотипом известной фирмы. Оля незаметно глянула на свое отражение в витрине: "Все вроде правильно. Хотя, кто их знает, этих малолетних? Проколоться можно на самом безобидном. Неправильно заправленной толстовке или шнуровке обуви. Да что и говорить? Сверстник раскусит на раз. Ну, в крайнем случае, посмеется лоховскому прикиду. А вот остальные, можно сказать с уверенностью, ничего не заподозрят. Не зря же она столько времени провела возле телевизора, прыгая по молодежным каналам отслеживая повадки и наряды современных деток". Краска, забившая седину, придала волосам отвязный цвет восходящего солнца, а обесцвеченные ресницы и брови, вкупе с едва заметным гримом, изменили до полной неузнаваемости. Признать в угловатом подростке прежнюю Олю не сумел бы самый опытный физиономист. Центральный телеграф встретил многоголосым гомоном и суетой. Гортанные голоса рассказывающих о своем житье азиатов переплетались с чокающе-распевным говором жителей сибирской глубинки. Выстояв недолгую очередь к автомату междугородней связи, заняла место разгоряченного джигита, скормившего последний жетон, и набрала код и номер. Обернулась к двери, прикрывая плотнее, и наконец услышала спокойный мужской голос.
– Слушаю, - отозвался невидимый собеседник.
– Здравствуйте. Могу я услышать Петрова В.М?
– Да, - человек отозвался все также спокойно и невозмутимо.
– Владимир Максимович Петров у аппарата. С кем имею честь? Оля проглотила комок и произнесла заготовленную фразу.
– Меня попросил связаться с вами Михаил Степанович. У него есть для вас пакет.
– Ну, так чего же он сам не позвонил?
– резонно поинтересовался Петров.
– Михаил Степанович погиб два дня назад. И оставил мне письмо, в котором был ваш адрес. Но я не могу отправить посылку сама. Небольшая проблема. Поэтому отыскала ваш телефон и звоню, - Оля прервала сумбурное объяснение.
– Как это случилось?
– спросил голос.
– И кто вы?
– Встречный грузовик. Не успел отвернуть. А я его родственница.
– У деда не было родных, - с легкой укоризной сказал собеседник.
– Кто вы?
– Мне сложно объяснить все по телефону. Скажем так. Он назвал меня своей внучкой.
– Да я в курсе...
– В общем, тут сложностей слишком много. Документы, которые он мне передал... Не зная как закончить, замолчала. Абонент тоже затих. Наконец отозвался: - Сложности? Связанные с бумагами? Или с гибелью?
– Все вместе, - не выдержала Оля.
– Короче, нет у меня возможности их отправить. Если нужны, могу отдать, но здесь. Вновь повисла недолгая пауза. Телефон пискнул, требуя очередной жетон.
– Что это?
– мгновенно среагировал Петров.
– Автомат, - ей надоело тянуть.
– Так что?
– Погоди. Думаю, - он помолчал еще несколько секунд.
– Хорошо, я приеду. Прилечу завтра, - уточнил Владимир.
– Там театр стоит еще?
– припомнил он символ города. Оля хмыкнула: - А как же?
– Тогда ровно в шесть возле третьей колонны. А если не срастется, то на следующий день в то же время, - тоном, отвергающим возможные возражения, уведомил далекий абонент и повесил трубку. "Конспирация", - усмехнулась она, протискиваясь мимо тяжелых дверей переговорного пункта. Чуть ссутулилась и двинулась к зданию городского универмага. Банкомат увидела издали. Сунула карточку в прорезь и набрала код. Несколько несложных процедур, и на экране появилась сумма, доступная к получению. "Ага, - пересчитала Оля нули.
– Сто пятьдесят тысяч. Хватит с избытком, - набрала запрос, а еще через пару минут вошла в раскрывающиеся автоматически двери магазина.
– Десять тысяч - сумма достаточная для задуманного". Протопала в отдел спорттоваров, и без особых трудов выбрала отличный скейт, защитную экипировку и рюкзачок. Кататься выучилась, когда репетировала роль в постановке какого-то современного автора. Впрочем, особых вершин достичь не сумела, да это и не требовалось. Миновала центральную площадь, запруженную спешащими авто, и неожиданно оказалась перед зданием старого ТЮЗа. Старый фасад, безуспешно ремонтируемый ежегодно, виднелся издали. Замерла, возвращаясь к совсем недавнему прошлому. Впрочем, недавно - это если по времени, а по сути, все, что связывало ее с этим домом, в котором после революции располагался Совет, виделось едва ли не сном. Миновала завешанный растяжками фасад и завернула в старенький сквер, доставшийся театру от времен советского прошлого. Ряды бронзовых табличек с именами никому не известных активистов, попавших под раздачу восставшими в восемнадцатом году чехами, и выведенными ими в расход здесь же, у заботливо сохраненной потомками для истории стены из потемневшего от времени кирпича. В парке Оля любила прогуливаться в перерывах между дневными спектаклями. Засаженные елями дорожки, тишина и покой, которые не мог разрушить даже чудовищно бездарный монумент в виде торчащей из камня руки, сжимающей каменный же факел. Что должно было олицетворять этакое убожество, Оля никогда не задумывалась. Впрочем, и сейчас она заглянула в скверик скорее на автомате. Повернулась и, оглядев пустынную аллею, собралась выскочить в распахнутые ворота на оживленный проспект.
– Ой, - неловко крутанулась и ненароком толкнула стоящего за ее спиной человека. Когда и, главное, как умудрился подойти случайный прохожий столь бесшумно, она даже и не задумалась. Стукнул падающий на гранитную плитку предмет.
– Твою...
– грязно выругался неосторожный пешеход, разглядывая лежащий под ногами телефон. Нагнулся и пощелкал кнопками.
– Сломал, козел?
– повернулся квадратный от грубой кожаной куртки парень к Оле.
– Ты че? Краев не видишь? Мобилу мне кончил...
– с неожиданной злостью накинулся здоровяк. Грязно-серая шапочка, натянутая до самых бровей, нечистая угреватая кожа на грубо скроенном подбородке и бездумные, мутные, словно у сонной рыбы, глаза. Он ухватил рыжеволосого паренька за ворот и потянул вглубь парка, туда, где в тени разросшихся кустов шиповника виднелись какие-то ящики.
– Мобилу давай, ты понял?
– с угрозой навис гопник над жертвой.
– Ну?
– рука мутноглазого неуловимо дернулась, и в кулаке мелькнул тонкий и острый нож. Ловкий пируэт, и вот уже лезвие уперлось в бок неловкого пацана. Громила поднял глаза и зорко осмотрел окрестности. Успокоенный отсутствием свидетелей, добавил в голос жути: - Требуху выну, по асфальту будешь собирать. Попишу, сука. Оля, уже придя в себя, постаралась настроиться на рабочий лад. Странно, никакого страха, дрожи в коленях. Как, впрочем, и ненависти к грабителю. Только четкое понимание: "Настроен решительно и готов ткнуть стальным жалом при любом признаке несогласия".
– Нету мобилы...
– скривилась она в плачущей гримасе.
– Я заплачу... Сколько надо?
– потянула руку в карман.
– Вот, у меня есть, - сжала ладонь и, выцепив несколько тысячных банкнот, извлекла на свет. Глаза кирпичномордого дернулись. Заветные тугрики сулили новую дозу ширева. На душе у него потеплело, но всплыла нечаянная мысль: "Валить надо сучонка. Бабки у него еще есть, и не заложит". Ослабил нажим, и потянулся к груди жертвы, собираясь рвануть безвольное тело на себя. Ладонь ухватила воздух. Только что стоящий неподвижно паренек исчез. А собственная рука, сжимающая нож, вдруг, изменив траекторию, вильнула и с силой вонзилась в его же живот. Как такое могло случиться, убийца даже не успел понять. Охнул и, ощущая, как расплывается по телу слабость, опустил глаза, тупо следя, как капает из раны кровь. Нож, легко пропоров кожу и толстую вязку свитера, вошел в тело по самую рукоять. Бандит попытался выдернуть его, но почувствовал, как шевельнулось что-то глубоко внутри, и подкатила к горлу тошнота. Не сумев удержать спазмы, забыв про торчащий в теле нож, сглотнул сладковато соленый, словно кусок ржавого железа, комок. Пошатнулся и, увлекаемый неудержимой силой, упал на бурый снег. Оля, на автомате исполнившая уход и подбивание, с некоторым недоумением смотрела на распластавшееся тело. Она вовсе не собиралась завершать проведение приема. Поворот вышел так удачно, что нападающий сам напоролся на острое лезвие. Впрочем, на тренировке она даже и не задумывалась, что будет итогом отрабатываемого действия. Нагнулась к хрипящему широко открытым ртом верзиле, и попыталась повернуть тело. Рука соскользнула с гладкой кожи и, зацепив несуразную шапчонку, открыла свежебритую, с подсыхающими порезами, шишковатую голову. И тут ее обожгло узнавание. Мелькнули перед глазами высокие шнурованные крестом бутсы, пятнистые штаны, а главное, это перекошенное от возбуждения лицо, и лысый, страшный своей матовой бледностью, череп насильника. Отпрыгнула прочь, глядя на бандита, прижимающего ладони к животу, из которого торчала рифленая ручка ножа-бабочки. Вспомнился и сам нож, порхающий всплеск лунного света на острых краях. И боль. Она замерла, не в силах сдвинуться с места. А бритоголовый дернулся и затих. Он лежал на спине, глядя вдруг просветлевшими глазами в чистое весеннее небо, по которому плыли белые, до боли в глазах белоснежные облака. "Вот и все", - мелькнуло понимание, но не испугало. Он ощутил даже непонятное облегчение от того, что все позади. Позади страшные ломки и поиски новой дозы. Стоят в глазах непонятные фигуры. Смутно знакомые, машут и улыбаются. Словно зовут. Выдохнул, уходя в вечность. Но ничего этого Оля не видела. Едва сумев перебороть себя, сорвалась с места и выскочила из тихого парка. Пробежала несколько десятков метров и, не сбавляя темпа, нырнула в подземный переход, ведущий к станции метро. Еще минута, и она уже стояла в просторном вестибюле, невидящими глазами следя за подползающим к станции поездом. Кто знает, могла ли она избежать того, что случилось? Возможно. Стоило лишь в последний момент отпустить захват, и ничего бы этого не произошло. Но, с другой стороны, остановило бы это упыря? И не оказался бы он удачливее в очередном выпаде? И тогда на том самом месте в грязном снегу лежать ей. Так о чем разговор? Однако убеждение помогало плохо. Все же она - не прошедший спецподготовку боец. И одно дело - вывести из строя бескровно, другое - видеть, как выходит по капле жизнь. Домой вернулась поздно. В сумятице чувств уехала на другой конец разбросанного по приличной площади мегаполиса, и в себя пришла, только когда забрела вовсе в незнакомый район новостроек. Но, как бы то ни было, сумела успокоиться и даже заскочить в супермаркет. Хотя и сомневаясь, что сумеет что-нибудь съесть, купила минимальный набор продуктов. На встречу с гражданином Петровым отправилась загодя. И, едва приблизилась к месту встречи, поняла: "Вот так и случаются провалы у дилетантов". Вместо ожидаемого зрелища величественной колоннады увидела громадный забор. Построенное в середине сороковых годов здание давно хотели отреставрировать и, наконец, собрались. А новоявленная разведчица не удосужилась проверить место встречи. Она задумчиво уставилась на расписанные рекламой и граффити бетонные плиты: "Хорошее дело. И что теперь? Пробраться на стройку, конечно, можно, и даже постоять какое-то время возле зашитой в леса колонны, но каково это будет выглядеть?" - Скажите, здесь продается славянский шкаф?
– раздался за спиной уверенный, едва различимо усмешливый, голос. Дернулась, уходя с линии атаки, но, поняв, что никто не собирается на нее нападать, уставилась на незнакомца. Среднего роста, в неброской, серого цвета, куртке и с неприметным рюкзачком-сумкой за спиной, он вовсе не походил на связного. Нарисованный воображением образ разваливался на глазах. Однако присмотрелась и с удивлением сообразила, что, при всей своей среднестатистической внешности и габаритах, мужчина никак не походил на мелькающих в метро и в транспорте обывателей. Уверенностью или непонятной четкостью жестов, однако...
– Ну что? Осмотрела?
– поинтересовался незнакомец.
– Ладно, не буду мучить. Петров Владимир Михайлович. Мы договаривались встретиться вон у той колонны, - кивнул он за ограду.
– Оля, - отозвалась она. И только тут сообразила, что вовсе не сообщала собеседнику о себе ничего. А голос, поставленный сотнями репетиций, был совершенно мальчишеский. Да и внешность. Она вновь уставилась на гостя.
– Ты хочешь спросить, как я угадал?
– понял взгляд Петров.
– Это элементарно. Время ровно шесть, а кроме тебя в округе ни одной живой души. Ну, а остальное вовсе не интересно. Маскарад может обмануть ненаблюдательного человека. Но есть моменты, которые женщине ни за что не спрятать. Например, естественную реакцию на неожиданность. Ладно, это все мелочи. Пожалуй, церемонию знакомства можно считать оконченной?
– подвел черту недоразумению он.
– Куда теперь?
– Михаил Степанович купил мне квартиру, - отозвалась Оля.
– Мы можем поехать туда.
– Не в гостиницу же, - подтвердил собеседник и уточнил: - Адрес? Он развернулся и направился к стоянке такси.
– Садись, - кивнул на стоящую первой машину. Опустился на сидение рядом с водителем и назвал адрес.
– После поговорим, - пресек он Олину попытку. Остаток пути ехали молча. Войдя в квартиру, Петров огляделся и посмотрел на стоящую у дверей спутницу: - Странно все. Ну ладно, разберемся, - скинул куртку и, отыскав под вешалкой пару тапочек, которые, как и все в доме, были совсем новые, прошел на кухню. И все это совершенно спокойно, с уверенностью, граничащей с бесцеремонностью. "Как-никак я здесь хозяйка", - ворохнулось в груди у девчонки легкое недовольство. А гость уже расположился за столом.
– Присаживайся, Оля, - кивнул на стул.
– Рассказывай. С самого начала. И без пропусков. А что касается этого, не обращай внимания, - он, словно прочитав ее мысли, пояснил: - Ты ведь хотела, чтобы я приехал? Так чего теперь? Церемонии хороши в обычной обстановке. Поэтому садись и рассказывай.
Глава 17
Оля помедлила, собираясь с мыслями, и начала рассказ. Петров слушал. Нельзя сказать, что делал он это вовсе отстраненно. Кивал в нужных местах, поддакивал, если это требовала затянувшаяся пауза, однако у Оли крепло и росло подозрение, что мысли его где-то совсем далеко. Она глянула на слушателя, пытаясь составить мнение о приятеле или соратнике старого разведчика: "А кем другим он мог быть? Лицо? Простое, даже простоватое. Словно снятое неумелым фотографом, с чуть смазанной выдержкой. Такие лица хороши для грима. Можно придать любое выражение. А вот глаза из общей картины выпадали. Возможно, и сам он об этом знал, потому, как ей ни разу не удалось поймать взгляд странного человека. Но когда сумела, вдруг стало не по себе. Почему? Кто скажет. А вот поплохело и все". Тем временем, история, лишенная красочных переживаний и описательства, быстро кончилась. Рассказ о чудесном освобождении вовсе уместился в три фразы. И завершила рассказ случайной встречей с бритоголовым грабителем, для которого это дело стало последним событием его неправедной жизни. Оля перевела дух и глотнула остывший кофе.
– Кино и немцы, - непонятно пробормотал Петров.
– Живешь тут у себя в провинции, чахнешь. А тут страсти кипят. Шекспир и Шекли. Он покрутил в пальцах чайную ложечку.
– Жаль деда, - произнес, наконец, слушатель.
– Мое мнение, сгубила Степановича местечковость. Слишком оторвался от жизни. Сейчас начало двадцать первого века, а вовсе не середина девяностых. Ну, чего ему стоило, едва эти паразиты затеяли тут свой полонез, отмаячить в центр или, на крайний случай... Он не закончил и поднял со стола пакет с документами. Повертел в руках и, не спрашивая разрешения, открыл кухонный шкаф. Вынул флакон с уксусом, еще что-то. Буркнул невнятно что-то вроде я скоро и щелкнул задвижкой ванной комнаты. "Вот тебе и помощник, - невесело усмехнулась Оля, споласкивая посуду.
– Ни нам здравствуй, ни вам спасибо". Поставила посуду в сушку и вышла из кухни. Выбрав комплект белья, бросила на диван, сверху уложила найденную там же в шкафу подушку и плед. "Не на морозе, не замерзнет", - сердито подумала она и ушла в спальню. Грустные размышления о несветлом будущем, отступившие в ожидании помощника, навалились с новой силой. Однако вовсе уйти в переживания не удалось. Дверь скрипнула, и в комнату вошел нестерпимо воняющий химикатами гость. Он приоткрыл створку пластикового окна и уселся на низенький стул.
– По глазам вижу, занята перспективами, - констатировал Владимир Михайлович.
– Так вот. Маскарад твой ни к чему. Мало того, что первого приличного оперативника в грех введешь, так еще и люди смеяться будут. Теперь о насущном. Сомнения твои беспочвенны. Если бы я не хотел помочь, то и не поехал, а раз через полстраны прилетел, то в деле. Опять-таки, должок у меня перед Степановичем. Вечная ему память. Не успел ему вернуть... Теперь придется тебе отдавать. Да и не дело это, чтобы всякая сволочь спецназ "КамАЗами" давила. Хотя, знай они, с кем схлестнулись, уши б прижали и сидели под веником, как мышки, о глупостях не думая. А теперь, когда руку на регионала подняли, им деваться некуда. Одно остается, кусать, как скорпионам. Хотя, какие там скорпионы? Тарантулы огородные, - Петров скривил губу.
– Хотя, и тарантул цапнуть может. А сбесившуюся тварь уничтожить нужно. И сделать это самому, - пробормотал он негромко. И внезапно бросил вперед руку, норовя коснуться груди Ольги. Инстинктивно отбив выпад, встретила посунувшегося к ней соседа ответным ударом в висок сложенными в щепоть пальцами. Однако, удивительным образом, не попала. Голова Петрова скользнула в сторону, а рука перехватила бьющую кисть.
– Ты смотри, и впрямь умеешь, - с некоторым уважением произнес он, выпрямляясь.
– Дед, что сказать, учитель был от бога. Из утюга мог специалиста изготовить. Эх, Степаныч...
– Только ты, Оля, уж не обижайся, на обезьяну с гранатой похожа. Хорошо, я "уйти" успел. А другому за глупую шутку могла и глаз выбить, а то и мозги помять. Разве дело? Так и до греха рядом. Ладно, еще повезло, всех, кто под руку попал - за дело. Так не всегда везти будет.
– Ладно, это так, к слову. Теперь о деле, - он вынул из кармана листок, попахивающий химией.
– Завтра вот с этим пойдешь к господину губернатору.
– Прямо так?
– Оля удивленно уставилась на советчика.
– Я плохого не советую. Отдашь и скажешь, что остальное ушло. Куда, можешь не уточнять. Сам догадается. И предупреди, что ежели он, сучий потрох, не угомонится, на свободе ему и подельникам ходить с гулькин нос. И никакой полпред его не спасет. Пусть забудет о заводе и о всяких глупостях. Деньги вернет или как, это уж его печаль. И самое главное - ежели тебе еще хоть раз покажется, что кто-то косо смотрит, не то что дышит, то винить ему будет, кроме себя самого, некого. Оля хотела развернуть лист, но, повинуясь предупреждающему взгляду советчика, замерла.
– К чему тебе чужие заботы-хлопоты?
– предостерег он.
– Меньше знаешь, спишь дольше. Как говорится. Поверь на слово. От этого он не то что про тебя забудет, он и тень свою бояться станет.
– Звучит гладко, - Ольга отложила листок на стол, - а ну, как не испугается? Вызовет охрану и меня, как беглую преступницу, в камеру? Петров вздохнул и терпеливо, словно говоря с ребенком, пояснил: - Или ты мне веришь и слушаешься, или как желаешь. Зачем мне тебя в западню посылать?
– И еще, - он вынул маленькую булавку. Едва заметная головка была почти не видна.
– Пока господин избранник будет меняться в лице и блеять оправдания, будь добра, осторожно воткни это в стул, а еще лучше, прицепи к какой-нибудь его вещице. По обстоятельствам. Вещь эта крайне дорогая и ценная. Потому как ни одним аппаратом не ловится. Почти ни одним. А в здешнем захолустье - уж наверняка.
– Так что, утро вечера мудренее, давай спать, - закончил инструктаж гость.
– Я-то еще по своему времени живу, а тебе выспаться нужно, - он поднялся, прикрыл окно и, пожелав спокойной ночи, вышел из комнаты.