Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли

Моторина Светлана

Роза Марковна на встрече сделала вид, что про Вовочку ничего не знает (а как же педкомитет?), выслушала все, что беспокоит, записала, обещала все расследовать. При этом про упомянутую девочку тут же пустилась в ее характеристику, как провокатора и манипулятора (странно, про нее знает и вторит словам Марьиванны, а про Вовочку не слышала). Настойчиво хотела имен тех, кто мне писал-звонил. Не получив, попросила хотя бы передать, что открыта к разговору с другими, и они могут прийти. Очень попросила не выносить на весь класс и не приводить толпу.

Про открытость директора я писавшим мне мамам передала. Дальше мамы организовали подобие селекторного совещания, пригласив туда еще мам, и страдающих, и сочувствующих. Собрались мы в парке недалеко от школьного двора. Кто-то был лично, кто-то на телефоне. Все звучали очень заинтересованно и возмущенно. У всех были какие-то истории с Вовочкой. Идти к директору никто не захотел. Идти вместе было нельзя, она же меня просила без толпы. А я тогда еще очень уважительно относилась к школьной администрации и слово свое держала. Решили писать

письмо. Все по разным причинам. Кто-то откровенно хотел Вовочку вон из класса. Кто-то был убежден, что с письмом факт будет зафиксирован, если этого не сделать, администрация пустит на тормоза, а так, при очередной агрессии Вовочки, да если еще с травмой, хотя бы нельзя будет отказаться, что проблема была известна. Я решила подписать, честно говоря, по довольно странной причине. Не давала покоя история про девочку-провокатора с трусами и ее трактовка в устах Марьиванны и Розы Марковны. Удобная версия, хотя звучала не правдоподобно. Стало очевидно, что могут просто зацепиться за эту версию, сделать девочку изгоем, а проблему не решить. В тот момент я даже подумать не могла, что изгоем в итоге станет мой сын. Вот абсурд всей ситуации. Я присоединилась даже не совсем из-за своего сына, а в основном из-за несправедливости в связи с девочкой. Мне показалось, она страдает даже сильнее моего сына. Письмо получилось довольно конструктивным, перечислили все имевшие место случаи агрессии, ни словом не обмолвились про учителя (понимаем, что делает все, что может), просили одного – принять меры по обеспечению безопасности детей и нормализации атмосферы в классе. Перечислили варианты решения – от тьютера для ребенка до как минимум мини-тренингов с детьми. Просьбы отчислить абьюзера из класса в письме не было. Тех, кто этого особенно хотел, все вместе убедили, что это и не толерантно (как я теперь не люблю это слово) и не законно. Письмо понести все отказались. Понес мой муж. Видимо именно поэтому нас впоследствии причислили к зачинщикам революции.

Дальше начался двухнедельный веселый период. Роза Марковна вызывала к себе подписавшихся по одному. С каждым разговор был разный. Кому-то она признавалась, что диагноз у мальчика есть, но … Кому-то особо активно настроенному говорила, что, конечно, ребенок проблемный, но вот вроде бы учитель делает все, что может. В этот момент прямо с урока срывали Марьиванну, которая с каждым следующим родителем была более нервная и при директоре говорила, что все подконтрольно, и что ей не трудно. Каким-то более тихим родителям сразу в первые минуты встречи показывали листочек с некой группой риска (дети, требующие особого внимания учителя), там прямо сразу под Вовочкой был обязательно нежданно-негаданно их ребенок. Такой тонкий шантаж с изящным запугиванием. Сходство встреч было лишь в одном – я и мой муж объявлялись запрещенными и с нами рекомендовалось не общаться.

Между тем в классе атмосфера была следующая. Вовочку забрали из группы продленного дня, стали то водить, то не водить на уроки. Всего в мае было дней пять его присутствия. Из них два дня наш ребенок не был обделен вниманием. В первый день мальчик набросился на сына и пытался повалить на пол, произнося при этом слова, которые тут нет возможности написать из-за цензуры. Марьиванна подбежала, отругала Вовочку. Во второй день Ярослава стукали по лицу, при попытке кричать затыкали рот. Марьиванна снова прибежала, снова разняла.

Само собой, после каждого случая мы общались с учителем, чтобы понять, как все было ее глазами, а не глазами ребенка. Все случаи подтвердились, хотя Марьиванна при этом постоянно повторяла, что Вовочка где-то внутри очень добрый, все будет хорошо, она усилит контроль. Тут же сообщалось, что она и сама уже от всей этой ситуации устала, а вы думаете легко постоянно стоять над одним ребенком весь год? Надо сказать, что с 1 сентября у Вовочки в классе было организовано отдельное место при Марьиванне, в переменах она с ним. Призналась также, что дали ей Вовочку именно потому, что у нее имеется диплом тьютера. Важно отметить, что ни в одном из этих общений мне или моему мужу не было сказано, что не надо больше звонить или писать. Да и странно бы это прозвучало – у учителя в классе явная проблема вокруг нашего ребенка, она ее признает нам в лицо, никак она не может избежать общения с нами. Мы пытались, несмотря на протест Марьиванны, общаться с мамой. Общение результата не давало и сводилось к реакции это-все-ваши-фантазии-мой-ребенок-ничего-подобного-не-делает. Мама упомянула, однако, что ей весь год звонят чужие родители, вызывают к учителю, и даже несколько раз какие-то папы караулили Вовочку, чтобы отчитать (ребенка жаль, однако не это ли доказывало, что фантазий нет?).

Как бы то ни было, в итоге мы вздохнули с облегчением. Было три счастливых дня, когда Вовочка ребенка не трогал, Марьиванна постоянно была рядом, контроль действительно усилился. Мы успокоились и начали ждать лета, понимая, что за время каникул что-то изменится, а в сентябре либо Вовочка фокус агрессии куда-то сместит, либо, если нет, контроль будет продолжаться (теперь-то, с письмом по-другому быть не может).

Где же про большинство, поддерживающих травлю, спросите вы. А вот это началось в том же мае, но чуть позже, как раз, когда все наши переживания уже улеглись. Ведь мы по всем правилам должны были еще ответ от администрации получить. И вот тут, причины остаются тайной, то ли это был такой ход, чтобы ответа не писать и надавить на нас письмо отозвать, то ли это просто такой необъяснимый псих учительницы, которая оказалась между двух огней – и Вовочку тянуть надо, и возмущенные родители безопасности требуют. В общем дальше обычная здравая логика уже не работает. Начался Кафка.

На последней неделе перед каникулами отменили обещанное совещание

по итогам года. Причины были очевидны. Страх, что начнем обсуждать ситуацию с Вовочкой при всех. Хотя лично я и Марьиванне и Розе Марковне обещала, что осознаю, что это не этично и надеюсь на решение локальное. Уверена, никто из других подписавшихся также не стал бы. За пару дней до каникул выяснилось, что родители, не вошедшие в число подписавших, пишут некое еще одно письмо. Очень быстро проявилась лидер группировки, назовем эту группировку «Второе письмо», которая в истеричном тоне начала обзванивать каждого из группировки «Первое письмо», обвинять в том, что учитель на грани срыва и собирается увольняться. Я не стала ждать звонка. Вышла на защитницу угнетенного педагога сама. К этому моменту я уже знала, что второе письмо представляет собой благодарность Марьиванне. Говорю, тоже хочу подписать, а где взять? На меня был вылит ушат грязи и помоев. Я услышала, что подписывать я не имею права, так как я одна из главных мучителей, ибо звоню и пишу учителю вместе с мужем каждый день! Что учитель с нашей семьей разговаривать больше не будет и вообще не хочет с нами иметь дела, так как мы ее терроризируем, лезем в учебный процесс и учим как жить. Из-за всего этого она на грани, не может работать с другими детьми и хочет уволиться. Далее была бессвязная череда советов нам самим поработать с дитем и вообще с ним хоть иногда общаться, сводить к психологам, так как весь класс теперь все знает о нашем сыне, у него нет друзей и он не может налаживать контакты, занимает позицию жертвы и много-много других экскрементов про недоделанного ребенка и его никудышных карьеристов-родителей.

Как же так получилось, спросите вы? Очень просто. У стен есть уши, и оставались сочувствующие мне родители. Они мне и рассказали про тайную вечерю, на которые нашу семью никто не приглашал. Марьиванна нашла несколько особо лояльных жилеток, в которые поплакала о том, как ее мучают и объявила (почему-то только им) о своем уходе. Никакого заявления об увольнении при этом не последовало. Во всех проблемах обвинила меня с мужем и еще одну девушку, периодически не соглашающуюся с методами, применяемыми к ее ребенку. Девушку зовут Оксана, и ее история в этой книге тоже есть. На той же встрече с избранными была дана нелицеприятная характеристика нашего ребенка как будто бы на основе выводов психолога (хотя еще за неделю до события ребенок был неординарной личностью, контактным, с кучей друзей, и таких бы детей в классе еще двадцать пять, а не одного). В общем отомстила за все сразу. Опечаленные родители пошли к Розе Марковне. Та отчиталась, что, между прочим, беседы с некоторыми родителями провели. И выяснилось, что проблемы у одного единственного ребенка, у Ярослава. А значит, и виноват в этом сам Ярослав и его нервные родители. И кроме того, в классе есть дети-провокаторы, которых вообще не стоит брать в расчет. Так родилась идея письма-поддержки безвременно увольняющегося учителя.

Это второе письмо в итоге я подписала, хотя со мной почти дрались, чтобы не дать мне его в руки. По тексту оно имело ноль отношения к письму первому, рассказывало о том, как трудится Марьиванна во благо наших детей (с чем я тогда еще была согласна). Потом еще дня два защитница угнетенных педагогов все в том же поучительном тоне звонила мне и вопрошала, зачем я подписала письмо, если я такая ……, и вообще не пойти ли нам в частную школу, раз все не нравится (что не нравится? уже все начинало снова нравиться). Дальше пошла стандартная грызня в чате из серии политических диванных войн, где было совершенно бессмысленно рассказывать, как выглядела хронология событий, что про выгнать особенного мальчика речь не шла, что учителя никто не третировал, а всего лишь три раза пообщались, и что никто не сомневался в ее профессионализме. Нас с мужем не слышали. На этот момент уже весь класс был обзвонен, настроен и обработан. Из десяти подписавших первое письмо только четверо остались при своих убеждениях, несколько человек (видимо не выдержали прессинга) побежали каяться учителю (в чем?), и рассказали, как именно я ввела их в заблуждение и силой ораторского искусства убедила подписать. Напомню, ни идея собрания у школьного двора, ни идея первого письма мне не принадлежали. Во всей этой истории единственное, о чем, я жалею до сих пор, это участие в дискуссиях в этом «Ешкином» чате. Если нецензурное общение вообще можно назвать дискуссией. Никогда, никогда родителям, которые в меньшинстве, нельзя вообще как-либо реагировать на нападки в чате. Либо очно, глаза в глаза, либо никак.

В итоге, что мы имели? Имели историю, изначально известную всего нескольким родителям, вышедшею, благодаря директрисе и манипуляции учителя, на весь класс с нелицеприятными обсуждениями. Имели расколотый класс. Имели четыре человека, убежденных, что в письме первом ничего страшного не было. Тем более, кстати, что в итоге Роза Марковна написала-таки ответ, в котором проблемы не отрицались, было сказано, что ребенок направлен на психологическую работу и медикаментозную поддержку, что с родителями дополнительно поработали, из продленки абьюзера убрали, в общем, отреагировали, отработали. Однако это было уже всем безразлично. Мы также имели двадцать два разъярённых человека, орущих до хрипоты забирайте-своих-детей-на-домашнее-обучение, наш-вот-тоже-с-Вовочкой-дрался-а-теперь-нет, решайте-конфликты-локально (а так и хотели, учитель сама направила к администрации), нечего-высовываться-всех-все-устраивает, это-вас-в-ваших-Омериках-так-учили-а-мы-тут-Совок, уйдет-Марьиванна-дадут-училку-хуже, ату-их-ату!!! Никого, НИКОГО из двадцати двух настроенных против нашей семьи человек не возмутил факт образования Марьиванной коалиции по борьбе с теми, кто посмел иметь мнение, факт того, что директриса была не в курсе про планы по увольнению и это была неприкрытая манипуляция, факт вранья про террор, устроенный нами, ну и главное, факт обсуждения чужих детей с чужими родителями. На это тоже звучали советы в стиле не-нравится-валите-в свои-заграницы и отстаньте-от-несчастной-учительницы.