Травма
Шрифт:
– И имя у тебя подходящее, как будто специально для этого титула. Ни-шьен-Ксэ-суи-фа. Как вода бежит, честное слово. Правда?
– Правда.
Терраса из розового камня спускалась вниз по лесистому холму - дом Ксэ располагался выше всех в городке, и лишь далеко внизу, за многочисленными пролётами каменной лестницы, виднелись похожие на зазубренные короны крыши других домов.
– Ну вот, почти готово.
– Ная отошла в сторону, с чувством на совесть сделанной работы согнула-разогнула шею и машинальным движением взъерошила свои волоски. Ная меня старше, а они короче и не такие яркие -
– Правда, в таком сонном виде тебя никуда отпускать нельзя. На'кси - не просто церемония. Люди понимают, что скоро отдадут своё благополучие, свои жизни, в твои руки. А тебе это добавит уверенности.
Если бы.
– Нет, точно нельзя идти такой сонной. Я принесу ещё попить?
– Нет, не надо. Спасибо.
– Ксэ сделала паузу и повторила ещё раз, на этот раз глядя прямо в хрустальные, такие родные глаза Наи: - Спасибо.
– Спасибо!
Все замерли внизу в ожидании. Они явно не ожидали этого "спасибо". Но что же тогда говорить.
Их сорок два - крепкие мужчины, высокие женщины, юркие, с бархатистой зеленоватой кожей, дети... И я над ними, на украшенной барельефом цветов и трав трибуне, не знаю, что сказать. Никогда не видела себя в роли ни-шьен-Ксэ-суи-фа. Звучит и вправду, как вода - холодно, расчётливо, безучастно. Ты же знаешь, я не такая, никогда не была такой, Ная. Но пора начинать, пора.
– Вы можете не верить мне на слово. Но только начните - и ваше представление об информационных системах изменится. Навсегда.
Зал застыл, будто загипнотизированный. Затем с задних рядов послышались растерянные одинокие хлопки, которые за пару секунд выросли, обрели объём и обернулись шквалом аплодисментов.
Вот ради каких моментов стоит жить. В том числе. Кому-то покажется мелочным, а для меня счастье - это когда по всему телу проходит электрический экстаз, искристый шарик, который можно поймать и покатать внутри.
Последний слайд презентации на экране сменился логотипом компании. Аплодисменты медленно утихали, некоторые зрители потянулись к выходу. Не дури - это твой триумф. Триумф на твоей трибуне в твоём здании твоей компании. С телекоммуникационным проектом, равных которому ещё не было. Существует грань успеха, за которой самым отъявленным циникам приходится прикусить язычок. Теперь можно с уверенностью сказать: таким женщинам, как я, не отказывают. Да нет, дело даже не в успехе, не в славе, даже не в возможности показать нос мерзким критиканам, а в... ну, я уже говорила.
Грани стеклянного купола конференц-зала многократно отражали шум голосов, топот ног, шипение лифтов, отправляющих особо нетерпеливых вниз. Снаружи, за стеклом, было спокойное голубое небо, ни облачка. Умиротворяющий урбанистический пейзаж с крышами высотных домов напоминал вид изнутри большого хрустального шара. Некоторые голоса были ближе других - "мадам Гарнье... мадам Гарнье!" - парочка не очень тактичных журналистов в надежде на первое интервью. "Мадам Гарнье" - тупо звучит, но ничего не поделаешь. Есть разве что один человек, он называет меня просто Бри. Как сыр. Моя сырная госпожа. Ахахах.
И меня будто пронзило. Это когда долго пытаешься подобрать забытый пароль, и вдруг тебя осеняет, чувствуешь себя гениальным взломщиков. Ищу
Скользящие вверх-вниз по наклонной кромке трибуны пальцы натыкаются на посторонний предмет. Неохотно опускаю глаза. Нож. Дешёвый пластиковый канцелярский нож, какие продаются по 50 центов в любом газетном киоске. Кто его сюда положил? Шутники. Я даже карандашами не пользуюсь. Во внезапном порыве беру нож, подхожу к краю купола за трибуной, открываю окно и вышвыриваю странный розыгрыш с 38 этажа. Какое хорошее сегодня небо.
Идеальное.
В такую погоду понимаешь, насколько все мы покорны воле Господа. Иногда от нас самих ничего не зависит, остаётся лишь принять с благодарностью то, что Он уготовал нам.
Например, этот прекрасный безоблачный день с самым лучшим из возможных - не надо и проверять, я кожей это чую - ветром.
– Сэр... Мне подавать ужин?
Люк открыл глаза.
– Нет, не надо, спасибо, Симмонс... И ещё. Я капитан, сэр.
– Капитан, сэр, - повторил Симмонс с улыбкой, одёргивая полы камзола.
– Выкладки за сегодня оставьте в каюте, я займусь ими ночью.
– Я могу сам ими заняться, я всё же...
– Оставьте их в каюте.
– Как пожелаете, капитан, сэр.
Люк снял с пояса ножны со шпагой и крутил их в руках, время от времени поглаживая бронзовое навершие в виде оскалившейся рыси.
– Корабль - не просто деревянный башмак с набившимися в него людьми. Корабль - одно целое.
"Да хоть два, кэп," - беззвучно ответил Симмонс.
– Поэтому каждый здесь должен делать своё дело. Я не из тех аристократишек, которые идут в капитаны, а потом только и делают, что пьют вино да жалуются на качку. Я не такой, я люблю свою работу, люблю... море.
– Я знаю, капитан. Сэр.
Люк, кажется, не заметил неожиданного приступа откровенности у своего помощника и продолжал разглагольствовать, вглядываясь в чистую линию между небом и морем. Матросы на вахте притихли, как будто тоже любовались неожиданным для весенней Атлантики затишьем. Фрегат Британского королевского флота "Орфей" заканчивал восьмой день плавания.
Люк вынырнул из своих размышлений и впервые, кажется, за весь день посмотрел прямо на Симмонса.
– Я знаю, я болтун и зануда. К этому привыкаешь, но нам ещё не один месяц ходить под парусом вместе.
– Вы хороший капитан... сэр.
Люк улыбнулся.
– Просто капитан. Что-то подмораживает к вечеру, бр-р.
– Люк повесил шпагу обратно на пояс, расстегнул верхнюю пуговицу камзола и достал из нагрудного кармана бутылочку полупрозрачной желтоватой жидкости.
– Лауданум?
– поинтересовался Симмонс.
– Помогает заснуть, - пояснил Люк, срывая бумагу с горлышка бутылки.
– В конце концов, у каждого джентльмена должна быть хотя бы одна вредная привычка, не так ли?
Симмонс проследил глазами, как лёгкая бумажка спланировала за борт и опустилась на воду.