Травница (И я не осуждаю тебя, Парк-авеню 79)
Шрифт:
Хотела сделать его виноватым - шиш, не вышло. Набычился только, типа: я всё равно прав. Ой, а упрямый... Покатала одну толстую ягодку в ладонях, очищая, глянула искоса на отвернувшегося Сергея и сунула в рот.
– Оля!
– вырвалось укоризненное у Вадима.
Показала ему кулак - и встала.
– Ну что? Поехали дальше гулять?
– Что он имел в виду?
– ровно спросил Сергей.
– Не поняла.
– Что он имел в виду, когда сказал - Оля!
– всё тем же ледяным тоном уточнил он.
– Ничего особенного. Я съела одну вишенку.
–
– Я её вытерла!
– Теперь уже я возмутилась.
Успокоился всё-таки. Потрясение из-за грязной ягоды перебило недавнюю злость на Андрея. Ни слова не говоря, снова взял меня за руку - и мы поехали-пошагали дальше. У стола со скамьями присесть не удалось. Всё влажное, хотя славно пахнет мокрым деревом. Сергей мельком оглядел всё это безобразие. Судя по потемневшей зелени глаз, он сейчас сорвётся. Но надолго останавливаться у стола я не стала - потянула его дальше.
– Куда ты меня?..
– К белой малине, - я сглотнула слюну, чтобы он видел.
– Хочу ягод! Сладеньких!
Не слишком ли хорошо я его понимаю и чувствую? Пусть он невыспавшийся, несмотря на поздний подъём, пусть у него сильная боль, из-за чего вспыхивает мгновенно из-за малейшего повода, но в руках-то себя держать должен!.. Умная какая... Ты-то такой боли не знаешь. Не знаешь, каково ему сейчас приходится, когда гниёшь заживо...
Он въехал прямо в куст, благо асфальтовое покрытие дорожки всё ещё позволяло.
– Давай ты будешь малину сверху брать, а я снизу, - предложила я.
– А то внизу много остаётся, жалко оставлять.
– Садись, - немедленно сказал Сергей, будто только и ждал, что я скажу это.
Я взглянула вниз. Помогая себе руками, он сдвигал свои ноги с подножки кресла в сторону, освобождая мне место. Едва удерживаясь, чтобы болезненно не морщиться, но моей руки не отпускал. Чтобы я не помогала? Упёртый... Но... Ни слова не сказала. Выждала, пока сделает так, как считал нужным, и отпустил мою руку, и только после этого шагнула вперёд и присела на подножку. Сначала напряглась: подножка узенькая, и я старалась не занимать слишком много места - не дай Бог, задену его ноги. Потом сообразила: одним коленом для опоры съехала на землю - ему-то не видно.
Полностью успокоился, после того как я похвалилась, что внизу ягоды вкусней, чем наверху, и показала целую ладошку собранной малины. И предложила взять, сколько надо. Пришлось встать. А он... А он!.. Он подтянул мою ладонь к себе - я думала: начнёт выбирать из неё пальцами! Ничего подобного! Ладонь с ягодами оказалась у его губ, и он ел малину, время от времен нагибая её краем ко рту и мягко касаясь тёплыми губами моей прохладной кожи. И я стояла почти обняв его!
Когда мы вышли из малины, Сергей почти светился холодным покоем. А я шла сбоку и всё пыталась удержаться, чтобы не показать ему язык: зато я опять потрогала твои волосы! Точнее - ты вынудил меня это сделать, пока ел ягоды с моей ладошки!
Кроме Андрея, уже сбегавшего домой и принёсшего старые скатёрки на скамьи, и Вадима, нас встретили у стола и студенты. Мишка и Коля сначала жутко боялись - с
– а потом освоились, и целый час прошёл, как пишут в газетах, в доброжелательной обстановке. Выпросив у меня прощение, ребята пообещали заглянуть ещё и вечерком, проводили нас до крыльца.
Дальше день прошёл по накатанной. Слава Богу, Шурика днём я больше не видела. Зато придумала связать себе болеро-недельку - семь штук очень ярких, чтобы менять каждый день и не быть однообразно одетой при всех своих футболках. Дёшево и сердито! Похихикала, представив реакцию сестры на последнее заявление, а потом задрала нос: зато буду одета оригинально! В общем, я плюнула на все недовязы - и со спокойной совестью начала новую вещь. Тем более новолуние - и можно начинать.
Луна появилась рано, ещё солнце не село, и при двух светилах я быстро разложила собранные во время прогулки травы для защиты - так, как мне показали: на нужном месте появлялся призрачный промельк нужной травы или цвета - я пристраивала там собранное.
Позднее, после перевязки и ужина, и в самом деле пришли студенты. В комнату я их не пригласила, устроились на диванах, сдвинутых вместе, и под присмотром Вадима, а затем присоединившегося Андрея мы начали довольно дружественный вечер. Причём, приглядываясь и прислушиваясь, я утвердилась в мысли, что на ребят точно повлиял тот самый Альберт... А потом появился и Шурик. Его привёл Сергей.
– Принесите гитару, - велел он.
– Пусть этот отрабатывает хотя бы так своё здесь проживание.
– В придворные шуты записываешь?
– лениво протянул Шурик.
– Нет. Пока в менестрели.
Гитару принесли, отдали "менестрелю". Он прослушал звук, подкрутил колки, настраивая. Будущие музыканты, студенты смотрели на его действия скептически. Но когда он выдал первую, вступительную фразу на инструменте, даже я поняла, что он профессиональный музыкант.
14
Сергей поставил кресло так, что видеть его я могла, только повернув голову. Наверное, не подъехал ближе, поскольку я сидела со студентами. Но об этом позабылось быстро, едва в тишине, воцарившейся после гитарного аккорда, будто слетевшего палым листом, раздался голос Шурика. После первой же произнесённой им фразы я поняла, что не смогу больше называть этого человека ни уменьшительно-пренебрежительным имечком, ни всеми теми придуманными для него обзывалками. Александр - и точка.
Детскую музыкальную школу я посещала сумбурно. Первые два класса скрипки. Потом - заболела. Точнее, болела так часто, что родители сняли с меня хотя бы такую нагрузку, как "музыкалка". Потом, года три спустя, занималась по классу фортепьяно, но - увы - не потянула. Зато привыкла, благодаря учителю по музыкальной литературе, копаться в книгах о музыке, сопровождая их звуковыми иллюстрациями. Дома до сих пор завал пластинок, кассет и дисков с классикой. Да и в семье у нас всегда царил культ классической музыки. Так что - понимала...