Траян. Золотой рассвет
Шрифт:
Ларций ухмыльнулся, поймал себя на мысли, что был бы он помоложе, сорвался бы с места и бросился в родной дом. Вбежал бы в спальню, обнял жену, овладел ею.
От предощущение последующих событий у него отчаянно закружилась голова. За нарушение приказа ему не избежать суда и казни. Траян распорядится передать его в руки войскового палача, и тот срежет ему голову. Эта картина – радостно улыбающаяся, брызжущая кровью голова, которую палач держит за волосы, – въявь предстала перед внутренним взором. Ларций не смог сдержать ухмылку – мечты были вполне детские, наивные.
Ну и пусть!
В этом головокружительном плотском
Знатная дама явилась к Лонгам на следующий день после возвращения Ларция в Рим – ее принесли в носилках шестеро здоровенных рабов–лектикариев, с трудом справлявшихся с переноской подобной тяжести. Кальпурния выбралась из паланкина и сразу потребовала, чтобы Тит Лонг немедленно принял ее. Разговор начала с того, что объявила о расторжении помолвки. Волусия и так уже почти скомпрометирована, и тот, кто решил составить ее племяннице достойную партию, предупредил, что дальнейшие встречи его невесты с вышеозначенным Лонгом более недопустимы.
Тит пригласил в зал Ларция, передал ему требование Кальпурнии. Матрона тут же предупредила строптивого жениха – не вздумай возгордиться полученным чином. Милость императора ненадежна. Потом смягчилась и принялась доказывать Ларцию, что если тот любит Волусию, пусть подумает о ее судьбе и в письменном виде откажется от невесты. Мы же свои люди, Ларций, не так ли? Кальпурния добавила, что она готова заплатить за обиду. Чего–чего, а золотых у нее достанет. Она назидательно и строго втолковывала Ларцию – нельзя далее позорить несчастную Волусию. Со дня на день ей сделают предложение, от которого она не сможет отказаться. Женщина поиграла бровями, поджала губки и призналась – провинциалке сказочно повезло, ее ждет завидная партия с одним из самых богатых женихов Рима.
Ларций не знал, что делать – смеяться или плакать. Может, выгнать напыщенную, необъятную, одетую в роскошную шелковую паллу* (сноска: длинное платье, порой доходившее до лодыжек, обычно состоявшее из цельного куска материи по типу тоги) гостью? В первый раз он искренне посочувствовал Регулу – женитьбу на такой вздорной особе вполне можно приравнять к изгнанию, снести ее можно только по приговору богов. Тем не менее, он радостно улыбнулся, поинтересовался, как у будущей родственницы со здоровьем? Едва не добавил – в своем ли она уме, однако удержался, но и первой части вопроса хватило для нового долгого страстного разговора.
Как оказалось, здоровье являлась главной темой в жизни Кальпурнии Регулы. Она заметно смягчилась, благодарно взглянула на Ларция, заявила – если бы не твое малое состояние и искалеченная рука, я не желала бы для Волусии другого супруга. Затем полчаса рассказывала, как у нее на интересном месте (на каком, не уточнила) вскочил невероятной величины прыщик. Буквально с кулак, с нескрываемым возмущением призналась она. Далее последовала страстная обличительная речь против всякого рода прыщиков, покраснений, опухлостей и припухлостей, а также – бр–р-р – язвочек, которые досаждают женщине куда больше забот, чем любая другая беда, включая морщинки.
Мужчины пришли в полное
— Рабыни–лекарки, – жаловалась Кальпурния, – днями разглядывают его и не могут понять, в чем причина. Я запретила его выдавливать. С утра меня преследовали плохие приметы. Представляете, слева от меня прокаркала ворона. Поверьте, я ежедневно массирую ягодицы, смазываю их кремом, и на тебе – прыщ. Да такой противный, с синеватым отливом, – она поморщилась.
В паузе Ларций ухитрился вставить, что он очень сожалеет.
— О чем? – заинтересовалась Кальпурния.
— О появления прыщика, который может помешать тебе, Кальпурния, принять участие в обряде бракосочетания.
— Какого бракосочетания?
— Моего с Волусией. Мы решили завтра же совершить его.
— Ларций, ты опять за свое! – изумилась Кальпурния. – Я же сказала, уйми гордыню, будь скромнее…
— Простите, уважаемая тетя. К сожалению, я не вправе отменить обряд, даже если вы будете и дальше упрашивать меня.
— Я разве упрашивала? – удивилась гостья и подозрительно глянула на молодого человека. – Почему ты такой упрямый, Ларций? Ты не желаешь, чтобы Волусия нашла свое счастье?
— Потому что бракосочетание собирается почтить своим присутствием супруга нашего цезаря Помпея Плотина, а его племянник и воспитанник Публий Элий Адриан согласился быть свидетелем.
Кальпурния недоверчиво уставилась на префекта.
— То-то я все время сомневалась, что это за Помпея Плотина? Уж не та ли дурочка, с которой я была знакома в молодости? Так она теперь императрица? Везет же дурочкам… – вздохнула она и тут же, без всякой паузы добавила. – Вот я и говорю, зачем тянуть со свадьбой. Я так и сказала Волусии – сразу, как только Ларций вернется из похода, немедленно пригласим гостей и проведем обряд бракосочетания. Ох, – она прикрыла рот веером, которые в ту пору вошли в моду (особенно ценились натуральные, доставленные прямо из Китая). – Что же я надену на свадьбу? Ну, я побежала…
Отец и сын долго веселились. Стоило припомнить, как Кальпурния отозвалась о «дурочке–императрице», их разбирал смех. Вечером Ларций рассказал о визите Волусии, и они вместе нахохотались. Исправить нрав Кальпурнии было не под силу не то, что богам, но и самой философии. Ее невозможно было убедить жить по природе, потому что Кальпурния Регула жила вполне по природе. Однако, задался вопросом Ларций, можно ли назвать ее жизнь добродетельной? Эта загадка очень насмешила его. Вообще, в те дни Ларций очень много смеялся. Порой сам с удивлением спрашивал себя – неужели это он, отставной префект, калека и сын государственных преступников, заливается? Но вопросы родились потом, а до того…
А до того они с Волусией, Ларций уже не помнит как долго, не вылезали из спальни. Сказать, что ему было хорошо с Лусиолочкой, значит, оскорбить природу пустым словоразбрасыванием.
Она была необыкновенно хороша и очень скоро стала чувственна.
* * *
В полночь на стенах Цитадели вспыхнули большие костры – их было видно по всему городу, и специально подобранные команды начали облаву. «При задержании убивать всякого, кто посмеет взять в руки оружие», – этот приказ Ларций еще раз напомнил подчиненным. Затем, проверив посты, следившие за логовом бандита, префект постучал бронзовым кольцом о металлическую пластину..