Траян. Золотой рассвет
Шрифт:
Утром Лонг попросил префекта легиона* (сноска: заместитель легата, ведал в основном порядком в лагере (обычно назначался из числа примипиляриев). Примипилярий – старший по должности центурион (из 60 центурионов легиона); входил в члены военного совета легиона и получал при назначении всадническое достоинство.) Афра показать ему проводников. Некоторое время он издали тайно наблюдал за ними. Их было двое. Один – симпатичный, с прямым римским носом, молоденький парнишка, совсем еще ребенок, лет шестнадцати, не более. Другой мужлан, с длинными вислыми усами, лысый, молчаливый, с хорошо развитым плечевым поясом, что обычно свойственно бойцу, привыкшему орудовать копьем и мечом. Ларций приказал
Вечером Ларций приказал привести Лупу в свою палатку, угостил вином, назвал «своим молодым другом» и доверительно, с намеком, поинтересовался – не знает ли его молодой друг, где здесь можно разжиться золотом?
Паренек состроил потешную гримасу – видимо, решил изобразить, что задумался. Изобразил неумело – это Ларций отметил сразу. Наморщил лоб, сунул палец в рот, принялся сосать его, затем будто что-то вспомнил – глаза у него широко открылись, он энергично потер руки. С таинственным видом сообщил, что есть здесь одно местечко, где местные общины хранят добычу и всякое награбленное у соседей имущество. На вопрос, чего ради он предает своих, Лупа заявил, что «эти, с севера, им, заклятые враги. Сколько раз они грабили стада отца, его братьев и дядьев. Сколько раз умыкали женщин из наших селений, так что месть для него будет сладкой».
Он помолчал, насупился, затем, словно сообщая великую тайну, признался – мать у него италийка. Более того, римлянка. Она приехала навестить родственников на границе, и отец во время набега через Данувий взял ее как военную добычу. Так что до этих местных дикарей, добавил парнишка, ему дела нет.
Лонг с глуповатым видом слушал паренька. Наконец, до него как бы дошло.
— А–а, ты хочешь отомстить?
— Ну да, – кивнул парнишка. – И заработать.
Префект нахмурился, пожевал губами и изрек.
— Хорошо, я подумаю. С наградой не обделю. Если попытаешься обмануть меня, будешь наказан. О золоте помалкивай, – и приложил палец к губам.
Лупа понимающе кивнул.
Выступили в полдень третьего дня, когда два следопыта из даков, служивших в римской армии и обследовавших окрестности лагеря вернулись и доложили, что место глухое. Правда, ничего подозрительного они там не обнаружили – ни человечьих следов, ни поломанных веток или приготовленных к обрушению камней, тем не менее, ущелье очень удобно для устройства засады. Все это время Буридава и Лупу по приказу Ларция держали взаперти, хорошо кормили.
В передовом отряде, с которым Лонг отправился в путь, насчитывалось пять десятков всадников. Каждого Ларций отбирал лично – большинство было из конной гвардии. Ларций также взял с собой нескольких испанцев, особенно метко стрелявших из луков, а также самых ловких балеарских пращников. Все воины имели опыт подобных вылазок. Опасность Ларций не скрывал, большой награды не сулил, сразу предупредил – ребята, это дело добровольное. Желающих вызвалось
Уже в пути, во время ночевки Ларций вызвал проводников в свою палатку и предложил подробнее рассказать о Медвежьем урочище. Расспросил, долго ли им еще идти, и какие есть приметы, чтобы не сбиться с дороги. В конце поинтересовался – может, нет там никаких сокровищ? То есть, идолы есть, а золота нет. Тогда чего ради тащиться в такую даль? Может, лучше отправить десяток всадников – пусть проверят окрестности на возможность обхода римского лагеря, и можно двигаться дальше на север? Лупа принялся горячо убеждать префекта, что добычи в урочище не меряно. Буридав поддержал его.
— Золото есть, и взять его легко. Если послать рядовых, они все попрячут и скажут, что ничего не нашли.
Ларций задумался, пожевал губами. Сделал вид, что этот довод убедил его. Наконец он подозрительно глянул на Буридава и спросил.
— Ты сам золото видел?
— Сам нет, но верные люди говорили, что повозки не хватит вывезти его.
— С огнем играете, – предупредил префект.
Отослав проводников и поручив страже бдительно охранять даков, он тайно отослал в главный лагерь гонца с чертежом местности и распоряжениями насчет маршрута, какого должен придерживаться отряд поддержки. Поутру всадники, ведомые Лупой и Буридавом, которым предварительно надели ошейники и пустили вперед на длинном кожаном поводке, вошли в Медвежье урочище.
Была середина июля, месяц Цезаря!
Ущелье поражало своей дикой, таинственной красотой. Округлые вершины гор покрывала шерстка лесов. Лишь кое–где в зеленоватой дали посвечивали светлые, в желтизну, кручи и – редко – длинные, шершавые языки осыпей. Ближе заросли плюща и хмеля живописно оттеняла угрюмые и холодные скалы. Купы деревьев отмечали извивы вертлявой горной речки. Перебираясь с правого на левый берег, затем возвращаясь на правый, отряд забирался все выше и выше в горы. Лучники–испанцы и пращники с Балеарских островов, заметно пообтесавшиеся за эти два года, приодевшиеся, но все равно босые, внимательно следили за склонами и держали оружие наготове. По ходу Ларций время от времени подал условленный знак, и несколько воинов, соскользнув с коней, незаметно отделялись от колонны и растворялись в лесу, между скал или в зарослях кустарника.
К полудню, преодолев несколько ущелий, в которых река вскипала, бросалась на скалы, и путь суживался до узкой, заваленной камнями полоски, отряд добрался до широкой, разбежавшейся в обе стороны котловины. Перед ними открылась обширная, покрытая цветущим разнотравьем впадина. Здесь река разделялась на несколько рукавов, крайний правый из которых бился в крутой скалистый утес, уступом врезавшийся в луговину. Два других потока обтекали высокий холм, на котором возвышались огромные, неказистые каменные столбы. Подножие холма густо поросло кустарником. С левой стороны ограничивающие долину склоны полого и проходимо поднимался вверх, где затем упирались в крутые обрывы.
На выходе из узости, через которую отряд выбрался в долину, Ларций подозвал всадника, который держал повод с проводниками. Тот подергал за кожаный ремешок и, когда проводники обернулись, жестом указал им на префекта. Те рысцой бросились к начальнику, всаднику пришлось несколько придержать их, чтобы перехватить повод из одной руки в другую.
— Что там? – спросил Ларций и указал на холм.
— Хвала Залмоксису, господин, – доложил Буридав. – Добрались наконец.
У пожилого дака отчаянно потела лысина. Он поминутно вытирал ее, время от времени дергал себя за ус. Был взволнован, смотрел радостно, с готовностью услужить. Лупа наоборот погрустнел, не знал, куда деть руки.