Требуется дворник
Шрифт:
— У Рожкова выпадение памяти, — сказал Костя.
— Неужели?
— Он забыл, что у него скоро каникулы.
— Каникулы! — вновь как ненормальный закричал Глебка.
— Ты коряво учишься, — продолжал Костя. — И непонятно, в каком ты классе — во втором или опять в первом.
Глебка молчал.
— Ты малограмотный.
— Я не малограмотный, — запротестовал Глебка.
— За кого я несу материальную ответственность?.. Вы не знаете, Джамайка Апельсиновна? — Это Костя обратился к Кате. — Что за ребенок достался?
Катя и Глебка засмеялись, и
— Спать хочу, — сказал Глебка Кате уже как первому Другу.
Катя начала стелить в креслах постель, подобную матросскому гамаку. Глебка отправился умываться: дружба дружбой, а без мыла, очевидно, не обойтись. И без моркови, которую Глебка продолжал грызть под строгим Катиным контролем.
Глебка укладывается в гамак, закрывает глаза. Катя поглаживает Глебку, чтобы он окончательно успокоился после дневных переживаний, и он окончательно успокаивается и засыпает с лицом безмятежным и безгрешным, откинув одну руку на подушку, другую протянув поближе к Кате. «Мальчику всегда нужна мать и всегда нужен отец, — думает Катя. — Закон природы». Катя смотрит на спящего Глебку и видит довольно отчетливо на руке, которую Глебка протянул поближе к ней, чернильное пятно. Обманул, не умылся как следует, Рылкин.
Катя выключила в комнате свет, а это значит — уличный фонарь. Костя пристроился на кухне и опять читал «Родную речь».
— Готовишься наконец к воспитательной работе? Или к поступлению в институт освежаешь?
Катя разлила по чашкам чай. На столе появились хлеб, сыр и масло… Мокрой ложкой сделала на масле цветок. Сказала:
— Не ты один умеешь.
Костя взглянул, одобрил и продолжал читать.
— Остынет чай, и цветок увянет.
— Ничего, что он лег голодным? — Костя закрыл «Родную речь» с таким почтением, как будто бы он закрывает «Войну и мир».
— Детям иногда полезно. Он устал, хотел спать и поэтому капризничал.
— Кто его мать, как думаешь?
— Несчастная женщина.
— Почему?
— Обрекла себя на разлуку с сыном.
— Я не люблю разлучаться, — сказал Костя.
— С кем?
— С дорогими мне людьми или ставшими дорогими.
— Ты это говоришь мне или его матери?
— Себе. А какой я со стороны? — спросил Костя.
— Забавный.
— И только?
— Тебе этого мало?
— Мало. А бывает неизбежность?
— Неизбежность чего? — насторожилась Катя.
— Случая.
Катя молчала… Костя не сомневался, что она обдумывала его слова о неизбежности случая. Случая чего? Их встречи? Конечно. Чего же еще? Катя продолжала молчать, а Костя продолжал упрямо ждать. Катя сказала:
— У тебя нет кованого балкона из Неаполя. Я люблю балконы даже на первом этаже.
— Я его куплю.
— Его уже купили. Я видела.
— Кто?
— Эрмитажная вдова. Сказала, что приделает к даче.
Во дворе жила вдова по прозвищу Эрмитажная. Она собирала антиквариат, но, в отличие от Кости, — подлинный.
— Я куплю тебе камин, — не сдавался Костя. — Хочешь? Коллеги из Воскресенска
— Камин не хочу. Мне нужен балкон, — упорствовала Катя, — чтобы вытряхивать с балкона ковры.
— А дачу не хочешь к балкону? — съехидничал Костя.
— Ну, если продают коллеги… Впрочем, не хочу — я еще не вдова.
— Ты еще и не замужем, — рискнул напомнить Костя.
У Кати дрогнуло, напряглось лицо. Это длилось всего лишь мгновение. Но Костя все равно пожалел, что пошутил так необдуманно.
— Я не успела выйти замуж. Меня украли пираты! — Катя вновь улыбалась.
— Ты хочешь сказать, что украл я? — обрадовался Костя.
— А ты разве пират? — удивилась Катя. — Ты дворник.
Костя сразу сник. Глянул в окно.
— Снег повалил. Завтра грести. Люблю — успокаивает. В детстве я был робким, и мать заставляла меня подходить к прохожим и спрашивать, который час. Невротическое состояние зажатости.
— А ты откуда прибыл в Москву, бедненький такой, зажатый?
— Туляки мы. Пряники жуем. До сих пор люблю пряники.
— Память детства? Понимаю. Который час? — спросила Катя.
— Издеваешься?
— Нисколечко. Глебка носил будильник в школу, а ты опять положил его в карман куртки и забыл вынуть.
Костя часто брал будильник с собой. Говорил, что испытывает слабость к карманным часам.
Рабочий день дворника может быть разбит на несколько частей любой длительности.
Снег валил всю ночь. К утру перестал. Город смягчился в звуках и в очертаниях, утратил гордость, подомашнел и от этого потеплел. Костя любил такой потеплевший город, несмотря на то, что работы Косте прибавлялось. Но снег успокаивал людей (Костя это давно отметил), делал все вокруг мягче и человечнее. А Костя ценил в людях прежде всего доброту и человечность.
Катя раскраснелась, что ей очень шло, волосы выбились из-под шапочки, прилипли к щекам и на лбу: она помогала Косте сгребать снег. Иногда подкидывала снег высоко лопатой, подставляла лицо, баловалась. Похоже, что ее отношение к снегу было сродни Костиному.
— Обожаю валяться в снегу. Тоже память детства.
— Поваляйся.
— Неприли-чес-тву-ет. Уже.
Они составили лопаты и покатили снег к краю тротуара. На порог дворницкой вышел Глеб Рожков в одетом, но заспанном виде.
— Дорогой второй наш класс, беспокоимся о вас, — сказала Катя.
— Чего не разбудили?
— Если желаешь… — Костя подхватил на лопату снега.
Глебка проворно отбежал, но, когда опасность миновала, приблизился к Косте и сказал, что хочет попробовать чистить тротуар.
— Попробуй. — Катя отдала ему лопату. Глебка пристроил ее к лопате, которую держал Костя, и вместе с ним двинул снежную волну. Но вскоре устал, или ему наскучило.
— Он может себе позволить не работать, — сказала Катя.
— Почему?
— У него есть деньги. Он вскрыл сейф.