Трехгрошовый роман
Шрифт:
Судья очень внимательно слушал защитника, он интересовался каждым его словом; это было совершенно очевидно. И судья понимал, что все это замечают.
– Допросите хоть Бирс, моего управляющего, – насмешливо предложил защитник. – Он сын рабочего, шахтера.
Судья задумался. Потом он позвонил, и появился Бири. Не дожидаясь вопроса, он сообщил,
– Но зато у меня и голова на плечах, – похвастался он. – Нужники с косой задней стенкой – это моя идея.
Защитник поддержал его:
– Он умеет выжимать из людей все соки – в этом все дело.
Свидетели обвинения зароптали.
– Молчите! – прикрикнул на них верховный судья. Его взгляд упал на нож и письмо, лежавшие на столе. Он встал, обошел вокруг стола, остановился по другую его сторону как свидетель и как свидетель же сказал, глядя снизу вверх:
– Моим фунтом был этот нож.
Он торопливо заковылял обратно, сел на стул и сказал строго:
– Это опять-таки один из основных пунктов. А твоим фунтом что было, Мэри?
И он указал на письмо, стараясь навести ее на ответ.
– Моим фунтом было письмо, – сказала она, поняв его. Этим она значительно облегчила его задачу.
– В этом письме написано, что ты знаешь про своего работодателя разные вещи, за которые его могут посадить в тюрьму. Это шантаж, не так ли?
– Он самый, – сказала она.
– Да, таков наш фунт, так выглядит наш фунт, – Пробормотал он рассеянно. – А их?
Он сидел, подперев голову рукой, напрягал мозги и, казалось, был в полном отчаянии.
– Ничего не разобрать! – пожаловался он. – Эти д-лавки, эти военные корабли! Сплошь барыши! Откуда они, в самом деле, берутся? Эти гигантские дела, эти войны, это неравенство! Как они все это придумали?
Тут он увидел Бири, и ему что-то пришло в голову. Он обернулся к писцу, бывшему когда-то его работодателем.
– Смизи, – спросил он его, – если бы я тогда остался у тебя, ты бы выбился в люди?
– Отчего
– Но ведь тогда все ясно! – сказал судья, и голос его задрожал от волнения. – Тогда понятно, в чем заключается их фунт. Встань, Мэри, поди сюда, дитя, и ты тоже, Смизи!
И он, торжествуя, обратился к родственникам обвиняемого:
– Вот он, ваш фунт! Мы – ваш фунт! Человек человеку фунт! А у кого его нет, кому некого эксплуатировать, тот эксплуатирует сам себя. Все ясно! Вы это скрывали! Вот стена, а где каменщик? Ему заплатили? А эта бумага? Ведь кто-то ее изготовил! Получил он за эту работу сполна? А этот стол? Тому, кто строгал доски, – ему так-таки ничего больше не должны? Белье на веревке! Веревка! И даже это дерево, – оно ведь тоже не само себя посадило! Этот вот нож! Все ли оплачено? Сполна ли? Конечно, нет! Надо разослать циркуляр: просят явиться всех, кто не получил сполна за свою работу. Учебников истории и биографий нам мало! Где платежные ведомости?
И, обратясь к обвиняемому, он загремел:
– Ты уличен! Ты все извратил! Ты распространял неверные сведения! Я осуждаю тебя! За пособничество! За то, что ты дал твоим приспешникам эту притчу. Она – тоже фунт! И они ее тоже пустили в оборот. И всех, кто распространяет ее, кто смеет рассказывать подобные вещи, я приговариваю к смерти! Более того – всех, кто станет слушать, кто тотчас же не примет мер к борьбе с этой ложью, я тоже приговариваю к смерти! И оттого, что я сам слушал эту притчу и молчал, я себя тоже приговариваю к смерти!
И он сел, обливаясь потом.
Несколько дней спустя солдата Фьюкумби арестовали. К великому удивлению Фьюкумби, его судили за убийство Мэри Суэйер. Он был приговорен к смертной казни и повешен под рукоплескания огромной толпы, состоявшей из розничных торговцев и торговок, швей, инвалидов войны и нищих.
1934