Трепет света
Шрифт:
— Мы все присягнули Мерри, мы больше не твои Вороны. Ты не можешь призвать нас домой, и мы больше не должны терпеть твои издевательства, когда ты пожелаешь, — сказал он, и сейчас в его голосе была слышна грусть. Я вдруг поняла, что он не верит, что хоть что-то может уберечь его от Андаис. Усна говорил смело, но сам не верил в свои слова.
— Значит вы все клятвопреступники, — почти прокричала она.
И тогда заговорила я, встав на ноги, словно это могло помочь. Гален стиснул мою ладонь крепе,
— Они присягнули мне, отчего стали клятвопреступниками.
— Значит они должны понести наказание за нарушенную клятву, — сказала она.
— Должны быть изгнаны из Фэйри? Разве не таково наказание для клятвопреступников? — напомнила я.
— Нет! — взвизгнула она.
— Да, — сказала я, отчетливо и спокойно.
— Ты не можешь подобрать изгнанников из Фэйри, — сказала она, и в ее голосе было слышно изумление.
— Мы изгнаны из Неблагого двора, — поправил Усна, — а не из Фэйри, потому что, куда бы ни отправилась принцесса Мередит, за ней всюду следует Фэйри.
— Это невозможно, — сказала Андаис.
— Вы и сами все это видите, королева Андаис, — проговорила Катбодуа. — Она вдохнула жизнь в сады Неблагого двора. Фэйри ожила и распустилась впервые за тысячу лет.
А затем вмешался Дойл:
— Сама ночь должна была рассказать тебе о том, что Фэйри снова вернулась к жизни.
— Моя сила нашептывает мне слухи, — ответила она, и тон ее голоса стал спокойнее. Это могло быть как хорошим, так и плохим знаком, никогда не угадаешь с социопатами.
— Тогда тебе известно, что Фэйри проявилась в западных землях, и мы больше не изгнанники, а первооткрыватели новых волшебных земель, — сказал Дойл.
— Я никому не могу спустить столь открытое неповиновение мне, Мрак. Ты же знаешь, я настолько же могущественна, насколько страшны угрозы.
— И мне жаль, моя королева.
— Мне нужно призвать домой одного из вас и подвергнуть его достаточно страшному наказанию, чтобы никто больше не присоединился к вашему тихому восстанию.
— Не знаю, что сказать на это, моя королева. Звучит почти разумно, а для тебя очень разумно.
— Пришлите ко мне Усну, и я позволю остальным остаться, — предложила она.
Я заметила, как Усна потянулся и сжал руку Катбодуа. Я хотела сказать что-то в их защиту, но Катбодуа меня опередила:
— Я жду ребенка от Усны.
— Ты лжешь, чтобы спасти его, — очень уверенно произнесла Андаис.
— Маленькая палочка сообщила мне, что я жду ребенка, и единственный мужчина, с которым я была, это Усна.
— Маленькая палочка? Как еще маленькая палочка может сообщить тебе о беременности?
— Ты имеешь в виду тест на беременность, Катбодуа? — спросила я.
Она обернулась, нашла меня взглядом и кивнула.
— Когда
— Только перед встречей.
С меня хватит. Я шагнула вперед, держа Галена за руку. Красные Колпаки и сидхи перед нами переглянулись, а затем сидхи посмотрели на Дойла, а Красные Колпаки — на меня. Что бы они ни увидели на наших лицах, это заставило их расступиться, и мы смогли пройти вперед и встретиться лицом к лицу с Андаис.
— Среди сидхов появилась еще одна пара, способная к зачатию. Это повод отпраздновать, тетя Андаис, а не наказать.
Она внимательно посмотрела на меня, и я не смогла распознать ее взгляд, но это было почти похоже на боль. Будь это кто-то другой, я бы сказала, что это похоже на страх, но Андаис никого не боится, меня-то тем более.
— Благодаря любви они смогли зачать ребенка, — проговорил Гален. Я взглянула на него, но он смотрел лишь на королеву. Он выглядел привлекательным, властным, как будто что-то лишило его отголосков детства и превратило в того мужчину, каким он должен был стать.
— Ворона и кот друг друга не любят, они зачали ребенка только благодаря страсти, — ее голос был полон презрения.
— Я имел в виду не их любовь друг к другу, а любовь Мередит к ним.
— Хочешь сказать, они тоже ее любовники? Никто не укрылся от твоей похоти, Мередит?
Рис выступил вперед.
— Мередит любит их как правитель должен любить своих подданных.
— Ты не можешь править любовью, — сказала Андаис, и ее прекрасное лицо исказила ярость, как будто показался ее внутренний монстр.
— Но они сами решили присягнуть Мередит, потому что она показала им свои любовь и заботу, — так же как делал принц Эссус для своей стражи.
— Не тревожь память моего брата в надежде, что это заставит меня смягчиться. Мередит последнее время этим злоупотребляет.
По другую сторону от Галена встал Дойл.
— Принц Эссус не единожды вставал между тобой и теми, кому ты могла навредить. Не думаю, что кто-то из нас понимал, какое благотворное и сильное воздействие он на тебя оказывал, пока мы не потеряли его.
— Я позволяла Эссусу такие вольности, на которые больше никто не отваживался.
— Ты любила своего брата, — сказал Дойл.
— Да, да, я любила своего брата, но он мертв, его больше нет.
— Но его дочь стоит перед тобой, а его внуки в соседней комнате ожидают встречи со своей двоюродной бабушкой Андаис. Мередит поистине НикЭссус, дочь Эссуса, она демонстрирует то же благородство, доброту, ум и любовь, какими обладал он. Из него вышел бы прекрасный и даровитый король.
Ее глаза расширились, и я поняла, что блестели они не из-за магии, а из-за непролитых слез.