Третье дыхание
Шрифт:
Недалеко ушел.
Нонна стояла у кровати в темноте. Окно напротив, наоборот, сияло.
Экран пока что был пуст. Но – скоро наполнится, можно не сомневаться. Что пойдет нынче? Мультик? Или “мыльная опера” опять?
Я, конечно, освежил там видеоряд. Но понравится ли?
Нонна неподвижно глядела туда. Что ей там сбрендится?
– …Спать хочу! – прерывисто зевнув, вымолвила она.
Не успев опомниться, я заметил: дрожащими руками стелю ей постель!
Вдруг что-то не то там увидит. Боюсь я за
– Конечно… я тоже лягу! – лепетал я.
Глубокий, освежающий сон! Лучший доктор. Времени, правда, полшестого всего. Легли… Только вечный сон может нас успокоить!
Лежа, смотрел на то окно… скоро заработает? Я, правда, там приватизировал бред. Но будет ли лучше от этого? Сомневаюсь.
Волнений, во всяком случае, больше. Впервые в сочинении своем не уверен… В соавторстве с нею не могу сочинять!
Чуть задремал и сразу увидел волшебный сон – когда ты так же лежишь и то же видишь, но в другом времени. И в другой жизни. То окно – чистое, отливающее небесной голубизной, обвитое гирляндой оранжевых колокольчиков. Сквозь сон почувствовал, как горячие счастливые слезы полились. Наполовину проснулся. Да-а. Были когда-то цветочки.
Теперь – ягодки.
Вдруг резко телефон зазвонил. Я вскочил с колотящимся сердцем. Кто звонит среди ночи? Какая еще беда? Одной мало? На часы глянул – шесть часов. У людей – вечер. Это только у нас – ночь.
– Алло! – тем не менее бодро произнес. Голосом могу управлять. А по голосу, как по веревке, глядишь, выберемся.
– Привет, – Кузин голосок. – Ну что? Блаженствуете?
– В каком смысле?
– Ну – Нонка-то выписалась.
– А-а. Да.
Видно, немножко по-разному оцениваем мы с ним эту идиллию.
– Ну как… подлечили ее?
Не долечили. И – не долечат. Не до-ле-чивается она!
И тут же это и подтвердилось: Нонна, зевнув, вдруг вскинула свои тощие ножки, встала на них и, глянув на меня как на пустое место, по коридору пошла. Льва Толстого проведать? Заскучал, поди, старик.
Есть в нем одна маленькая тайна – но, к сожалению, выпитая почти до дна. Слышал озабоченное ее пыхтенье: гиганта мысли нелегко поднимать. Изумленная тишина, потом – стук. Поставила классика на место. Не оправдал классик ее надежд.
– Значит, все в порядке у вас? – Голос Кузи в трубке прорезался, мне померещилось, через тысячу лет. – Тогда не хочешь ли прокатиться опять?
Волна счастья окатила меня: улететь из этого ада! Да еще небось по важному делу – какой-то очередной проект спасения человечества! Но волна тут же схлынула, разделилась: половина души ликовала еще, а половина – торкалась в тесной кладовке: как там лахудра моя?
– Ты помнишь, наверное: мы шведам отдали лицензию на переработку сучьев.
Как не помнить! Душу порвали. Выходит – не до конца?
– Та-ак, – произнес выжидательно. Одно ухо было
– Ну, они хотят что-то типа буклета выпустить. А у тебя, вспомнил я, какое-то эссе было о сучьях?
Было! “Сучья в больнице”. “Больничные сучья”. Кузя, друг!
– На Готланд приглашают они тебя!
Ну тут душа уже на три части разорвалась.
– А Боб? Участвует? – выговорил я.
– Твой Боб!.. – проговорил Кузя презрительно.
“Твой Боб”! Во-первых, Кузя сам мне его дал, просил в Африке
“уравновесить” его. А во-вторых, как же так можно обращаться с людьми? Боб изобрел все, наладил!.. А все презрительно упоминают о нем!
Тут душа моя окончательно лопнула. Надо с Кузей обаятельно говорить, а левое ухо тем временем слышало, как Нонна уже настойчиво в дверь скребет, дергает замок, пытается выйти. Походы мы знаем ее!
Сразу на двух фронтах невозможно страдать. Пострадаем на этом.
– Можно подумать чуток? – произнес я вальяжно. – Заманчиво, скажем… но я тут что-то пишу.
– Ну ты заелся, гляжу! – Кузя уважительно хохотнул. – Ну, думай! – перезвоню.
Да, я заелся. Говна.
– Ну, хоп! – бодро я произнес.
– Чао.
Не говори “хоп”, пока не перескочишь! Да, я заелся! Метнулся к двери. Еле успел: она уже одолела замок, ветхое ее рубище сквозняком развевалось.
– Погоди. Ты куда это?
Глянула яростно: кто тут еще путается?
– Выйти надо, – проговорила отрывисто.
Поглядел на сумку ее: чем-то нагружена. Если в последний путь надумала, то многовато берет.
– Дай денег мне! – произнесла надменно.
– Для чего это?
– Ну… сигареты купить!
– “Ну сигареты” вот у тебя, – вытащил из кармана ее пальто почти полную пачку.
– Ну… еще кое-что! – нетерпеливо сказала она.
– Чтобы… Льва Толстого наполнить внутренним содержанием?! – заорал. Бедный Толстой! Достается ему от нас после смерти. – Хватит уже! Все! – Сорвал пальтишко с нее, бегал по коридору, в кладовку швырнул его. – Все! Хватит! Ты поняла? Хватит! Больше мучиться с тобой не могу я, второй раз мне Бехтеревку не поднять! Поняла?
Враждебно молчала. Ну, если оно так – закрыл дверь на большой ключ, сунул его себе в шальвары. Дубликат она вряд ли найдет.
– Все! – закрылся в уборной. Последнее место, где не достанут меня.
Задвижка – лучшее изобретение человечества. Но! Только приготовился к блаженству – входная дверь жахнула. Открыла все-таки? Ну и пусть.
Человек все сам выбирает. Я – тут остаюсь.
Но недолго длилось блаженство. Через секунду уже с ужасом глядел, как медленно, но властно повернулась ручка. И тут покоя мне нет. К сожалению, это не привидение. Привидение я бы расцеловал.
Привидение, несомненно бы, оказалось самым милым членом нашей семьи.