Третье рождение Феникса
Шрифт:
Симанская молча пожала плечами. Тамара Ивановна покраснела от досады. Пять лет назад умер ее муж, бывший военный летчик, и с тех пор безутешная вдова никак не могла успокоиться. Скорбь ее была наигранной, потому что на самом деле Зорину огорчала не столько смерть супруга, сколько отсутствие рядом с ней достойного мужчины - если не любовника, то хотя бы поклонника.
Подполковник в отставке Зорин много пил, не пропускал ни одной юбки и, пьяный в стельку, задохнулся выхлопными газами в собственном «Москвиче», где заснул с включенной печкой. Последнее обстоятельство больно ранило Тамару Ивановну, лишая ее романтического
Неподалеку от Кострова, среди непроходимых псковских лесов, стояли несколько воинских частей и располагался военный аэродром. Военные с семьями жили в гарнизонных поселках, а по окончании срока службы разъезжались кто куда. Многие перебирались в большие города, такие как Псков, Новгород и Питер; многие возвращались в родные места; часть же оседала в Кострове. Бывшие офицеры и их жены составляли особый слой костровского общества, некий своеобразный мирок, закрытый для посторонних. Поневоле привыкшие общаться исключительно между собой, они и в Кострове придерживались тех же правил поведения, редко вводя в свой круг посторонних. Если таковые и возникали, то преимущественно женщины.
Офицерские жены редко устраивались на работу, да в Кострове ее было и не найти, так что их уделом оставалось домашнее хозяйство и сплетни. Сами отставники занимались пересудами о политике, рыбалкой, охотой, периодически отдавая дань игре в карты. Не до конца реализованное в годы службы желание покутить и погусарить теперь нашло себе выход, и бывшие офицеры время от времени пускались на поиски приключений - устраивали загулы, заводили интрижки с костровскими дамами, давая пищу для сплетен любителям посудачить и перемыть кости ближним.
При жизни ветреного супруга вокруг Зориной постоянно вились ухажеры - такие же отставные вояки, которым седина уже успела ударить в голову, а бес, как принято говорить, - в ребро. Они осыпали Тамару Ивановну комплиментами, норовили как бы невзначай прижаться к ней, лобызали ручку, делали туманные, игривые намеки, но как только она овдовела - все это словно отрезало. Интерес к ней сразу же угас, и она осталась наедине со своими горькими мыслями, с сыном-подростком и кучей проблем. Зорин наделал долгов, а продать злополучный «Москвич» не представлялось возможным: дурная репутация автомобиля, который стал «убийцей» своего же хозяина, отпугивала покупателей. Никто не хотел стать очередной жертвой «гроба на колесах». Тамара Ивановна даже не могла сдавать в аренду гараж, потому что его занимала проклятая машина.
Надежды вдовы снова выйти замуж таяли как дым. Женихов ее возраста в Кострове было раз, два - и обчелся, а знакомые офицеры, которые раньше были не прочь приударить за Тамарой Ивановной, не собирались разводиться со своими благоверными.
Бывшие сослуживцы мужа, правда, помогли Зориной устроить сына в военное училище, когда тот через три года окончил школу, но на этом их участие и помощь исчерпали себя. Хорошо, что у Тамары Ивановны была работа. Уроки, педсоветы, репетиции оркестра, посиделки в учительской отвлекали ее, скрашивали ее одиночество.
Периодически ее интерес к мужскому полу обострялся, и тогда она устраивала у себя дома вечеринки, приглашая на них пару приятельниц и нескольких кавалеров. Вдруг выпитое вино, зажженные свечи,
Общество, в котором вращалась Зорина, составляли бывшие военные, местные чиновники невысокого ранга, мелкие предприниматели и коллеги-учителя. Новые люди редко появлялись в Кострове, где все друг друга знали и успели порядком друг другу надоесть. Так что вечеринки протекали в скуке и пустой болтовне, а ходили на них потому, что больше делать было нечего. А тут - хоть какое-то развлечение.
Среди костровских дам, которые неизменно пользовались успехом у мужчин, как ни странно, была Мария Варламовна Симанская. Коллеги-учителя, да и сам директор норовили остановить ее в коридоре для разговора, заглянуть по поводу и без повода в класс, напроситься в провожатые. Где бы она ни появилась, у нее всегда находился кавалер, и в любой компании на нее обращали внимание.
«Что они в ней находят?
– недоумевала Зорина.
– Баба как баба! Красавицей ее не назовешь, умницей - тоже. Одевается обыкновенно, никакими талантами не блещет. А мужики к ней так и липнут!»
Заявление Ольги о том, что Марии Варламовне снова звонил «приятный баритон», взбесило госпожу Зорину. Ей расхотелось пить чай в обществе этой выскочки, этой…
В лексиконе Тамары Ивановны не хватало слов для выражения ее отношения к Симанской. Строит из себя скромницу, глазки опускает… бесстыжая!
– Что ж это вы, Машенька, к телефону не подходите?
– с фальшивой улыбкой спросила она.
– Нехорошо.
Мария Варламовна только вздохнула. Ухажеров баловать нельзя - вмиг на голову сядут, потом не отобьешься. Мужчин нужно держать в отдалении, особенно таких настырных, как этот «баритон».
Молодая учительница во все глаза смотрела на Симанскую, и такое обожание сквозило в ее взгляде, что Тамару Ивановну даже затошнило.
– Впрочем, вы правы, Машенька, - скривилась она.
– Не стоит превращать школу в дом свиданий!
Симанская промолчала. Ольга опустила глаза и покраснела.
– Какой нынче снег густой идет, - ни к кому не обращаясь, пробормотала она, стараясь загладить возникшую неловкость.
Вершинина положила себе на блюдечко вишневого варенья и не успела поднести ложку ко рту, как зазвонил телефон.
Тамара Ивановна, которая сидела к нему ближе всех, сняла трубку. Мужской голос спросил Симанскую.
– Это вас!
– задохнувшись от возмущения, выдавила Зорина.
– Опять…
Москва
После поминок Тарас не знал, куда себя девать. Убитые горем Мартовы - родители Феликса - стояли у него перед глазами. Они винили во всем бизнес, который и погубил их единственного сына.
– Он был таким способным, интеллигентным мальчиком, - сокрушалась мама.
– Собирался стать драматургом, писать пьесы, сценарии для кинофильмов. Зачем ему понадобилась эта дурацкая торговля? А? Скажите, Тарас! Разве счастье в деньгах? Теперь Феликсу не нужны ни деньги, ни квартира, которую мы ему оставили. Он лежит в земле и больше ни в чем не нуждается!