Третье Тысячелетие

Пеев Димитр

— Вам что-нибудь нужно? — строго вопросила она.

Этого было достаточно, чтобы обрушилась новая лавина хохота.

Ангел весь сотрясался, стиснув руками живот; побагровевший Марин всхлипывал, взвизгивал, хрипел, корчась так, словно в горле у него застряла кость чудовищных размеров. Мать посмотрела на них, подняла глаза к потолку, пожала выразительно плечами, повернулась и ушла.

— Ой, уморит меня этот, человек! — сказал Ангел, когда они наконец успокоились. — Один только Климент и способен выдумывать такие несуразицы.

Ты заметил, все выдержано в желтых тонах: желтая роза, желтая кошка, желтый камень в медальоне…

— Черт его знает, что он имел в виду!.. Впрочем, камень в медальоне наверняка топаз, они всегда желтые.

— Стало быть, золотой медальон с топазом, похожим на лесной орех. О, не зря, не зря молодая дама обожала это украшение, доставшееся ей еще от прабабки.

— Но что это была за прабабка, а? — размышлял Марин. — Украденная турецким беем. И когда в один прекрасный вечер бей размотал свой пояс, она вонзила кинжал в дебелое брюхо и дала деру, захватив на память только медальон. Долго ли, коротко ли, вернулась она на родину, да не одна, вместе с возлюбленным, а возлюбленный ее парень был что надо, из гайдуков. А дальше пошло-поехало: женила гайдука на себе, одарила его дюжиной детишек, а когда пришло время, снарядила его в стан ополченцев.

— И правнучка под стать прабабке: потеряв медальон, заявляет без всяких колебаний: «Тот, кто его найдет, станет моим мужем, окажись он хоть распоследним бродягой!»

— Он столько всего измыслит, многомудрый Климент! — восторженно сказал Марин. — Да это же приключенческий роман с патриотическим сюжетом!

— О, фантазии ему не занимать…

— А какие выдумал подробности, а? Ну хотя бы насчет нашей молодой дамы, только что вернувшейся из-за границы и…

— Этого еще не хватало! — картинно вознегодовал Ангел. — С чего это ты взял: наша дама? Не наша, а моя. Климент предсказал, что она выйдет замуж за меня. За меня, а не за нас!

— Ну и женись! — процедил Марин презрительно. — Жениться можно было и без прорицаний. Без разговоров о медальонах и кошках.

— Возможно, ты и прав, — отвечал в глубокой задумчивости Ангел. — Одного я никак не возьму в толк: все-таки я видел желтую кошку. Только теперь вспомнил.

— А за киской, конечно, бежала красавица, укокошившая турецкого бея.

— Могу поклясться: я видел кошку. Как-то прошлой осенью эта тварь пробралась в нашу кладовую. И таких мне трех форелей загубила! Именно после ее визита я и поставил решетку на окно.

— Желтая кошка? — быстро спросил Марин.

— В самом деле желтая. И представь себе, вся в черных полосках, как тигр.

— Добрый вечер! — сказал неожиданно Ангел и снял шляпу: ему за ворот тотчас просочилось несколько ледяных капель, как будто они лишь того и ждали.

Марин, внимательно смотревший куда-то через забор, мгновенно обернулся.

— Кто это был? — спросил он строго.

— Доктор Здравков из Первой градской.

Подожди, когда он пройдет!

— Кажется, весь квартал сплошь населен врачами, — заметил меланхолично Марин и сгорбился. — Тьфу, ну и погодка!

Да, погода была не разгуляешься, отвратительная была погода. Осенний дождь, нудный, как современная симфония, обволакивал окрестности влажной пеленой. Редкие прохожие с серыми пятнами вместо лиц торопились к своим индивидуальным и коммунальным очагам, влекомые мыслью об уюте, довольстве, покое.

— Давай перемахнем прямо через ограду? — подкинул идею Ангел, когда они остались на улице совершенно одни.

— А если заметят, как мы объясним такое чудачество? Нет, только через ворота, понял?

Старые железные ворота протяжно заскрипели, хотя Ангел старался открывать их с величайшей осторожностью. Двое застыли на месте и, лишь убедившись, что путь свободен, растворились в сгущающихся сумерках. Из крохотного одноэтажного домика, чуть побольше других соседских хибар, вырывались бешеные ритмы модной мелодии и высокий смех девушки, перебрасывавшейся с кем-то шутками.

— Какие там розы! — воскликнул отчаянно Ангел. — Не то что розы — заурядная трава и та давно уж пожухла. Может быть, стоит подождать со всем этим до весны?

— Тихо, тихо, — осадил друга Марин и зашептал ему на ухо: — Розы осенью засыпают землей. Видишь, чернеют бугорки — это и есть розы.

— А поверх желтых роз — желтые бугорки, увенчанные желтыми лентами. Чтобы мы не перепутали, — простонал Ангел.

— Потешайся, сколько тебе заблагорассудится, но сначала взгляни вон туда.

— Валуны! Один, второй, третий! Ну и Климент!

В несколько прыжков единомышленники одолели расстояние, отделявшее их от заветных камней, затем присели и принялись судорожно шарить по земле. Холодная мокрая листва прилипала к рукам. Оглушительно чавкала под каблуками грязь.

— Идиот! — тихо выругался Ангел, явно имея в виду себя самого, и указал на домик: — «Влево» означает влево от этой лачуги, по направлению движения.

Он снова начал рыться в земле, затем поднес руку к лицу, силясь что-то рассмотреть. Пальцы его стискивали тонкую цепочку, на которой покачивался…

— Медальон! — выговорил он каким-то странным, отчужденным голосом и мучительно сглотнул.

Марин молчал, изумленный.

— Идем! — решительно сказал Ангел, и они двинулись к домику.

Когда они позвонили, кто-то сначала приглушил музыку, и лишь спустя минуту-другую отворилась дверь. Перед ними предстала миловидная девушка с дерзко приподнятым носом и капризно очерченными губами. Ее карие глаза были испещрены желтыми точками. «Опять желтый цвет!» — удивился Ангел и в тот же миг осознал, что именно теперь должны начаться чудеса.

— Нельзя ли у вас вымыть руки? — пробормотал он первое, что пришло в голову, и показал свои вымазанные в грязи ладони. Марин последовал его примеру.