Третьего не дано?

Елманов Валерий Иванович

— Тут все понятно, — склонил Барух голову. — Но неясно одно… — И с тяжким вздохом как бы между прочим извлек из своего скромного, изрядно потертого в ряде мест кошеля монету, принявшись задумчиво вертеть ее в руках.

Намек понятен. Таки что ты будешь с этого иметь, и если ничего, то оно тебе надо?

Ну что ж, здесь придется идти на риск, обещая то, что я пока не в состоянии выполнить. Разве что со временем…

— Твой отец, принимая участие в затеях моего отца, всегда оставался в огромном выигрыше, — напомнил я. — Неужто ты думаешь, будто я стану нарушать эту славную и

приятную для вашей семьи традицию? Сейчас обговаривать это во всех подробностях нет времени, но полагаю, что только одно лишь право беспошлинной торговли, которое ты получишь, поставит тебя в очень выгодное положение перед всеми прочими купцами.

— А кто наделит меня таким правом? — поинтересовался он.

— Государь, — заявил я, но сразу честно сознался: — Вот только какой именно, этого пока и сам не знаю. Твердо могу сказать лишь одно: ты его получишь. А уж от кого… Да и не все ли тебе равно?

Словом, я его уговорил.

Барух твердо пообещал сделать все, что в его силах, после чего и дал Дмитрию от ворот поворот.

Нет денег, и шабаш.

Но, чтобы не портить отношений, опять-таки по моему совету, Барух ничего не говорил про необходимость вернуть старые долги и про то, что он уже не верит, что царевич придет в Москву.

Объяснение прозвучало гораздо проще — кончилось серебро, а потому завтра же он отправляется за новым и в дальнейших кредитах отказывать ему не собирается.

И уехал.

А Дмитрию я в утешение посоветовал по возможности пореже прибегать к помощи заимодавцев.

— Но они меня поддерживают, — возразил он.

— Ага. Точно так же, как веревка поддерживает повешенного, — съязвил я. — Знаешь, банкиры, ну то есть заимодавцы, — это такие люди, которые охотно протянут тебе кусок хлеба, когда у тебя достаточно яств на столе, а потом отберут его вместе с последней жареной курицей и прочей снедью. Так что одалживаться у них весьма чревато.

Как я уже говорил, с припасами еще куда ни шло — тут вопросы с грехом пополам улаживались, зато поляки как с цепи сорвались, и теперь каждое утро начиналось с того, что они осаждали Дмитрия настойчивыми просьбами, напоминающими угрозы, о выдаче им причитающегося жалованья.

Увещевания царевича немного подождать они и слушать не хотели, наседая все энергичнее, а своих полковников, пытающихся прийти на выручку Дмитрию, озлобленная шляхта посылала чуть ли не на три веселых буквы.

Нет, точно утверждать не берусь, поскольку тараторили они по-польски, но, судя по тому, как после бесед со своими буйными подчиненными нервно покусывал пышный ус гетман Адам Дворжицкий, как белели костяшки пальцев, сжимавшие рукоять сабли, у Неборского, как багровело от злости лицо Станислава Гоголинского, возможно, туда их тоже посылали.

И, как знать, не исключено, что не только туда.

Все-таки польский язык относится к славянским, а мы, в отличие от англичан, французов и прочих, на словцо народец бойкий и весьма изобретательный.

Пока ситуацию спасали ксендзы, которых поляки при всем своем буйстве все же слушались, но долго ли авторитет священнослужителей мог приходить на выручку царевичу — вопрос.

И я уверен, что и сам Дмитрий неоднократно задавал

его себе.

Кстати, всякий раз, когда возникал гвалт насчет денег, царевич с такой тоской поглядывал по сторонам, что я был уверен — мысль о побеге уже приходила ему в голову, пускай и на короткий срок.

А улетучивалась она именно по той простой причине, что царевич не знал ответов на главные вопросы — куда бежать и на что потом жить.

Ах да, чуть не забыл третий, который тоже немаловажен: «Как бежать?»

С этим ведь тоже проблема, и весьма серьезная. Дело в том, что поляки приставили к нему крепкую охрану не только для сбережения от возможных покушений, но и для того, чтобы он не удрал самовольно. Они даже место жительства ему определили такое, которое весьма напоминает узилище.

А как иначе назвать комнату, расположенную в верхнем ярусе главной башни собора?

Даже при выезде на охоту его сопровождало не меньше полусотни ляхов, а то и целая сотня.

Мне эта охота, честно говоря, не по душе, но, чтобы присмотреть удобное местечко для предстоящей засады моих ребят и для путей побега, приходилось не раз выезжать на нее, так что количество охраны я знал.

Потому я и предполагал, что стоит мне выйти на него со своим заманчивым предложением, которое разом решало все три вопроса, как он пускай не сразу, но согласится.

Могут спросить: зачем такие сложности, если имелся вариант погрубее, но и попроще — взять да убить?

Если кратко — я не киллер.

Да и зачем, когда все преспокойно решаемо и без столь кардинальных мер, причем к всеобщему удовольствию. Семья Годуновых оставляет за собой трон, а авантюрист получает вольготную жизнь в Европе.

Кроме того, самим фактом своего существования на белом свете Лжедмитрий сдержит поток самозванцев, которые объявились на Руси в потрясающем воображение количестве именно после его смерти.

Зато при моем раскладе все хорошо и все довольны…

А тут и приспело время для включения моего варианта, ибо ушлые людишки в окружении царевича все-таки засекли отсутствие одного из моих слуг.

Случилось это, когда дотошный князь и боярин Рубец-Мосальский, относясь ко мне по-прежнему с ревностью, изрядно увеличившейся после крещения, уточнил в Кромах о Васюке, а узнав, что тот куда-то исчез, немедленно пошел стучать на меня Дмитрию.

Я не боялся каверзных вопросов царевича. Да и чего страшиться, раз мой гонец, судя по времени, не только давно прибыл в Москву, но и должен собираться в обратную дорогу.

Наоборот, я был всецело готов к разговору, и едва Дмитрий осведомился про Васюка, как я совершенно открыто заявил, что отправил его в Москву с коротким письмецом, предназначенным царевичу Федору.

— Кому?! — обалдел он от моей наглости.

— Царевичу Федору, — отчетливо повторил я и торопливо продолжил: — Вижу, что тут творится, а потому решил посодействовать тебе чем могу. — После чего выложил свой план.

Нет, не бегства. Об этом рано. Ведь неизвестно, как отреагирует Годунов на мою просьбу о людях и золоте. К тому же в любом случае мне вначале надо попасть в Москву, чтобы вернуться оттуда «в панике».