Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством
Шрифт:
— Она всего лишь испорченная сталинская система власти.
— У Сталина было государство?
— Нет, это не было государством. Важно правильно называть вещи. В России всегда был социум власти, машина властвования. Он существовал для защиты от опасностей и не менее того для продуцирования угроз. Без угроз наш социум власти не работает. Ему нужно самому производить угрозы, чтобы масштабно и с нарастанием масштаба на них отвечать. В сущности, страшный механизм.
Была построена и работала система, которая (с точки зрения мирового
194. Человеческий ресурс советской системы — человеческие импровизации. Кто там остался живой?
— Россия наследует не только устарелое оборудование на заводах, но и особый сорт советского человека с ресурсами, отпущенными ему историей. При политическом анализе ситуации давай исходить прежде всего из этого.
В изречении Павла «не на развалинах, а из развалин», в его чисто библейской афористичности заложен политический смысл. Вопрос об остаточных возможностях советского социума и советских людей. Привычных к определенным условиям, но в крайности способных на что-то отчаянное. Пока что эти способности уходят на выживание. Люди неожиданно человечно перенесли разорение и хаос, авансируя систему непонятно за что.
— Послевоенное восстановление СССР без внешних инвестиций для меня экономическая загадка.
— Первичный технический задел тогда взяли у немцев, благодаря чему и ракетное дело пошло далее собственными силами. Увидев, что в руки попало, наши ахнули — они не думали, что такое возможно. А теперь твердят, что тоталитарная система чего-то там не позволяла, — ничего подобного! Производство ракет у фон Брауна было поставлено на таких скоростях, к которым США пришли во время войны в Персидском заливе.
Ядерного оружия Германия не завела только по глупости Гитлера. Иначе они его получили бы первыми. Американцы торопились не зря, могли не успеть. Зато когда под эгидой Сталина началось освоение ракетного дела, все пустили по правилам системы, — вводится десять ведомств, чтобы увязать их усилия, надо подняться на самый «верх». А «сверху» команда: никаких вольностей — делать, как у немцев! Не отклоняясь и не привнося своего, чтоб не испортить.
И вот эти советские люди, многие из них в лагерях посидели, ищут выход из положения. Конечно, и честолюбие Королева играло роль, его нежелание «под немцем» ходить. Эти главные конструкторы, все из разных министерств, у каждого свой министр — на собственный риск создают совет главных конструкторов. И, несмотря на трудности личных взаимоотношений, договариваются между собой — как делать и что решать в обход верхов. Благодаря чему дело пошло.
В этом вся наша советская система. С одной стороны, в самом капитальном она мертва и мертвит собою, с другой стороны, в ней всегда есть лазейки для человеческих импровизаций. Понятно — то, что вышло тогда, сегодня не выйдет. Но вопрос, от чего отсчитываться и что все-таки можно еще сделать, требует бесстрастного анализа всего, что там у нас есть за спиной. С запретом на оценки — оценочные выражения запрещаются! Запрещены эти глупости про «тоталитарную систему» и «совков». Лучше выясните, что и кто там остался живой?
195. Советское человеческое пространство
— Дано: советское экономическое пространство. Оно воздвигнуто монополией и перешло к России без убытия монополий. Оживить это пространство, сделать
Нужен опыт обратного движения, от человеческого к экономическому пространству и далее — к тому, что некогда было геополитическим, а сейчас стало великим неизвестным. Этот обратный ход от человеческого пространства реструктурирует экономику и наше место в Мире — который тоже не стоял на месте. И сможет благодаря нам стать другим, чем сейчас.
Проблема, о которую все споткнулось, — проблема политики реверса от человеческого пространства к экономическому и мировому. Первое еще можно оживить — в людях и их отношениях, тех «великих малых делах», которые имеют спасительный смысл. Много неявных возможностей, отсчитывающихся от человека, не входят в патологически зауженный окоем «процесса реформ». Проблема деформации поля зрения — вообще одна из фундаментальных для человеческого сообщества.
Альтернативу, которую можно выразить словом неоинтегратизм, можно рассмотреть как вопрос исходных условий реформы. Концепция нового интегратизма — ее ядро. Безадресность наших усилий сегодня — это реальность. Но эта безадресность связана с ничтожностью российских «политических сил». Новая их демаркация только намечается. Вопрос «кому адресоваться?» решается не по нынешнему справочнику «вертушек», а способностью открыться проблемам большинства. Надо завоевать и расширить адресность до нового большинства!
То прежде сдавленное, что вышло наружу и болезненно распрямляется, — различия в образах жизнедеятельности предстают сегодня в виде невзаимного соседства. До сосуществования в ясных статусах дело не дошло.
В рамках старой логики нам эти потенции не реализовать. В свете этих проблем нынешний спектр политических партий с незначимыми различиями в интонациях отступает перед объединением разных на почве нового интегратизма.
196. Порча советской результативности
— Возьми советскую систему в свете освобождения советского раба. Эта система в классическом варианте сочетала в себе такие несочетаемые вещи, как страх, заботу и сумасшедший ежедневный патернализм. Проклинай «распределительную систему», но человек ощущал ее и как вериги, и как заботу. Советская система была еще и миродержавной — то хамски, то поинтеллигентнее. И благодаря гигантским жертвам она долго была результативной. Что органично для России власти — воспроизводя застрявшие экстремальные ситуации, саму себя она делала все необходимей. Становилась предметом общей жизни и заботы. Леонид Ильич довел это до бессмысленного предела, хотя он редко вмешивался в экстремальную ситуацию. При военных мощностях того уровня, которыми можно решать судьбы Мира, Брежнев был еще очень сдержан. Впрочем, Чехословакии с Афганистаном оказалось достаточно. Зато ничего нельзя было решить толком. Далее система в каждом из этих пунктов стала портиться: ее патернализм, ее миродержавность и ее сдержанность становились все более аритмичны и безрезультатны.