Третейский судья
Шрифт:
Доносится голос, читающий псалом:
— «Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся. Слуху моему даси радость и веселие; возрадуются кости смиренные. Отврати Лице Твое от грех моих и вся беззакония моя очисти. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от Лица Твоего и Духа Твоего святаго не отыми от мене…»
Наутро следующего дня Томин входит в здание МВД на Житной улице. Сколько он здесь ни бывал, всегда заново удивляется необъятному холлу, чуть не на весь этаж. Гулкость
Он идет по коридору, прочитывая таблички. Сколько имен-то незнакомых, мать честная! И люди все попадаются навстречу неведомые. Бывало, через одного здоровались, ну, через двух.
Наконец нужная дверь: «Знаменский П.П.» Глазам приятно. Так вот где ныне старый друг обретается.
Томин первым делом обследует кабинет: и диван пощупал, и вид из окна оценил, и проверил, работает ли телевизор. Подытожил удовлетворенно:
— Очень достойный кабинет. В штаб-квартире Интерпола примерно такой у моего шефа… Даже компьютер приличный. А это что? — спрашивает о нескольких небольших экранах на стене.
— Чтоб видеть допросы, не бегая ногами.
— То есть чужие допросы, — понял Томин, — в других кабинетах. Там скрытые камеры — здесь экраны. Но тогда возникает вопрос…
— Возникает вопрос, в каком качестве ты просиживаешь тут кресло? Я нашел минутку с тобой познакомиться.
— Создана, Саша, смешанная оперативно-следственная группа. Из угрозыска люди. Из Следственного комитета. Из ФСБ и прокуратуры. Такой проводится эксперимент.
— Ты возглавляешь?
— Естественно!
— Полковник-полковник, а должность генеральская. И в группе нет конфликтов? — сомневается Томин.
Нет, не сомневается, неизбежны конфликты, разные ведомства вечно между собой что-нибудь делят, поделить не могут.
— Пресекаем, — тон у Знаменского вдруг с холодком.
— Похоже, ты стал пожестче, — одобрительно замечает Томин. — А в чем смысл эксперимента?
— Отпадают проблемы межведомственного согласования. То, с чем мы всегда бились. На любое дело в группе есть человек с соответствующими полномочиями.
— Так-так… Замечательно… — Томин вздыхает: — Зинаиды не хватает.
— Еще как!.. — Пал Палыч с трудом пересиливает возникшую скорбную паузу. — Мне дали понять, что тебя интересует убийство одного иностранца. Московское бюро Интерпола запрашивало фотографии с места обнаружения. На что тебе покойный Нуриев?
— Нуриев мне даром не нужен, ни живой, ни мертвый. Но он ведет к человеку, за которым Интерпол охотится. Это некто Ландышев.
Знаменский быстренько «листает» память. Александр Нуриев — иностранец советского происхождения — обнаружен убитым с неделю назад возле отеля «Советский», где он был постояльцем. В кармане его плаща найдена записка с московским адресом. По этому адресу расположен офис страховой компании, каковую возглавляет… да, именно Ландышев.
— И на него имеет виды Интерпол? — переспрашивает Пал Палыч.
— Еще как
— Такой умный? Или образованный? — спрашивает Пал Палыч.
— Он, знаешь, был доцентом. По марксизму. Оч-чень процветал. Брошюрки издавал: «Коммунизм — это молодость мира», «Экономика социализма при переходе к коммунизму». А когда эта… наука пошла кошке под хвост, жутко обозлился. И тут из лагеря вышел его одногодок, дворовый бог по кличке Мокрый. Вот он, — на стол ложится вторая фотография: матерый блатной «лоб». Опекал Крысина почти с пеленок. А тот даже слал ему посылки в зону. Через третьи руки, естественно.
— И воскресла старая дружба?
— Ну да. Эта парочка тут потренировалась и прибыла в Европу. Там у доцента открылось второе дыхание, нашел себя. В поле зрения Интерпола оба попали после нескольких налетов: однотипные грабежи ювелиров.
— А куда сбывали? — удивляется Знаменский, — На сбыте драгоценностей засыпаться проще простого.
— Они брали только наличные. Думаю, ювелирам предлагали какой-нибудь супербриллиант, вывезенный из России. Те, кто клевал, готовили деньги. А вместо бриллианта получали пулю в затылок. Но вдруг…
Некстати звонит один из телефонов.
— Знаменский… Наконец-то… Оружие нашли?.. И когда?.. Минутку, — закрыв ладонью микрофон, спрашивает Томина: — Ты вечером у меня?
Тот пожимает плечами, дескать, о чем речь. И Знаменский говорит в трубку:
— Нет, сегодня задерживаться не буду. Пусть поторопятся. Пока, — дает отбой. — Но вдруг?
— Вдруг, Паша, доцент Крысин прервал свою деятельность и лег на дно. То ли почуял внимание полиции, то ли по родине соскучился, но всплыл уже в России. С новыми документами, конечно. Теперь он бывший счетовод Ландышев. И раскручивает краденые деньги.
Опять звонят. Потом входит секретарша с многостраничным документом в руке.
— Пал Палыч, генерал просил завизировать.
Листая бумаги, Знаменский спрашивает Томина:
— А при чем убитый Нуриев?
— Это вторая часть истории. При дележе добычи наш Ландышев — тогда еще Крысин — Мокрого обидел. Тот его года два искал по Европе, потом нащупал здесь. И позвонил из Австрии, что направляет своего человека объясниться. На старопиратском языке — послал с черной меткой.
Секретарша уносит свои бумаги, кто-то еще суется в дверь, но Знаменский машет, чтоб не мешали.
— Это и был Нуриев?
— Ну да. Через пять дней наше бюро в Москве увидело в вашей сводке…
Знаменский прерывает:
— Наше бюро в вашей Москве?
— Нет, Паша, конечно, ихнее бюро в нашей Москве.
— То-то же. А Ландышев и Крысин наверняка одно лицо?
— Наверняка.
— Тогда почему «ихнему бюро» его не забрать? И заодно Мокрого?
— Понимаешь, все, что я рассказываю, — сущая правда. Но с доказательствами слабовато. Было еще два участника грабежей, из немцев, — их наши деятели убрали. Прямых свидетелей нет. Агентурные же донесения в дело не вставишь.