Третий ангел

Хоффман Элис

Оказалось, что Пол очень любит слушать птичий щебет, еще одна его черта, о которой Элли не подозревала. Как не подозревала, в частности, о том, насколько он был добрым. Например, он любил разговаривать со стариками, даже незнакомыми, обсуждая с ними всякие пустяки вроде погоды и политики. Любил купить корзину фруктов и привезти матери в подарок, когда приезжал домой. Позже, когда он уже не мог сам делать такие покупки, просил об этом Элли и предупреждал: «Только выбери получше, пожалуйста».

— Определенно самые лучшие яблоки в мире, — восхищенно восклицал он, когда она возвращалась к машине. —

Знаешь, в возрасте десяти лет я был вегетарианцем.

— Неужели? — непритворно удивлялась Элли, прекрасно зная, как любил он хорошо прожаренное мясо.

— Мой дедушка был славным стариком, и я во многом подражал ему. Ужасно хороший старикан… я черт знает до чего им восхищался. Он был доктором.

— Расскажи, пожалуйста, что ты еще делал, когда тебе было десять? — продолжала заинтересованно расспрашивать Элли.

— Мечтал о тебе.

— Какая чепуха, — смеялась она.

— Любил футбол. Даже любил готовить еду.

— О, нет!

— Представь себе. Блинчики с джемом, пудинги или, например, яблочный пирог. В общем, всякие вегетарианские блюда. — Пол помолчал, потом добавил: — И я вправду мечтал о тебе. Можешь не верить, но так оно и было.

Когда они приезжали в Рединг, Пола усаживали на лужайке в теплом свитере, обернув ноги пледом. По манере пения он различал очень многих птиц. Особенную любовь испытывал к птичьим аутсайдерам, тем, кто не сумел привлечь людских симпатий: к воронам, сорокам, пустельгам. Но не боялся показаться и сентиментальным, обожал горлиц и утверждал, что их пение — сладчайшее в мире. Сидя возле дома у сиреневой изгороди, разбрасывал вокруг себя семечки и хлебные крошки и, оставаясь на лужайке, следил, как к нему со всех сторон слетаются птицы.

— У моего мальчика абсолютный слух, — сообщила ей мать Пола, когда однажды они возились вместе на кухне.

— Что вы говорите? А я и не знала.

Хоть дом имел довольно скромный вид, он был очарователен, как бывают очаровательны вещи, сработанные в те времена, когда ремесленники еще были артистами в своем деле. Его украшала тонкая лепнина, камин был окаймлен орнаментом, изображавшим сов, а в кухне стояли старинная глиняная раковина и плита с шестью горелками. На сосновом столе красовалась огромная ваза для цветов, которые обычно срезали в саду.

— Мы думали, что он станет музыкантом, — продолжала Фрида.

Плечи ее поникли, охваченная отчаянием, она не могла больше говорить и вдруг зарыдала молча, стараясь ни звуком не выдать себя.

Элли подошла к матери Пола и обняла ее. Только они понимали, что того Пола, который сейчас сидит на лужайке перед домом, скоро не станет.

— Нет, я не верю, что с ним может такое случиться, — с трудом выговорила женщина.

В раковине валялись морковь, колечками нарезанный лук. Элли прикрыла глаза и отвернулась, но сквозь неплотно сомкнутые веки все окружающее казалось ей странно красного цвета.

— Я тоже не верю.

— Как же я буду жить без него? Как жить, зная, что его больше нет на свете? — продолжала мать. — Он не похож на других людей, вы, наверное, заметили это. Он глубоко таит в себе свое «я», потому что боится обиды. И теперь он должен умереть. Ничего нельзя с этим поделать.

Так они плакали вместе, но потом постарались

успокоиться и продолжали заниматься своими делами. В этом обе женщины были до удивления похожи. Принадлежали к числу тех, кто всегда стремится сделать все возможное, даже совершая при этом множество ошибок. В тот вечер они приготовили некоторые из любимых блюд Пола. Например, рагу из говядины, из которого он не смог проглотить ни кусочка.

— Слишком тяжело, — сказал он, — но все равно я люблю такое рагу.

Ему очень нравилось, как оно пахнет.

— Леди, не могу выразить, до чего я рад, что не вегетарианец. Ты не должна так баловать меня, — продолжал он, обращаясь к матери. — Я этого не заслуживаю.

Кроме рагу Фрида приготовила горошек в белом соусе. С ним дело пошло лучше, и Пол смог проглотить несколько ложек. Рис под шафрановым соусом. Ему нравился его цвет, да и вообще он был большим поклонником индийской кухни. Затем были поданы клубничный мусс со сливками и джемом. Даже вид такого десерта мог бы насытить. Отец Пола помогал ему передвигаться по дому, сейчас его сын был слишком слаб для того чтобы сидеть с ними за столом. Затем Пол прилег на диване в гостиной.

Она полюбила в нем эти черты — уважение к собственным родителям, отношение к старикам, полюбила доброту, которой никогда в нем и не предполагала, полюбила блеск в его глазах, когда он начинал говорить о футболе или о своем деде, или о доме, в котором он вырос. Она любила его теперь, но было слишком поздно. У него не было сил даже на то, чтобы самостоятельно подняться с дивана.

Во время этих визитов они спали вместе в комнате для гостей, в которой стояла одна огромная кровать. Когда-то это была комната Пола. И все его футбольные трофеи, спортивные значки до сих пор любовно тут сохранялись. Он обязательно просил открыть окно перед сном, чтобы на рассвете слушать голоса птиц.

— Здесь я когда-то мечтал о тебе, — сказал он Элли однажды вечером.

— Выдумщик, — прошептала она и осторожно обняла его.

— Когда-то я ночи напролет смотрел из окна, мечтая сбежать отсюда, а теперь все, чего я хочу, — это приехать сюда снова.

Элли не сомневалась, Фрида знает, что конец близок и неизбежен. Дочь врача, она получила специальность медицинской сестры со специализацией в онкологии. Как только ей сообщили, какой диагноз поставлен ее сыну, она поняла, что можно надеяться лишь на чудо. Она не задавала вопросов о том, как Элли и Пол думают устроиться со свадьбой. Только спросила, чем может помочь им. Когда Элли попросила ее принести цветы, выразила сожаление о том, что сирень уже отцвела.

Но Фрида была здравомыслящей женщиной и такой и осталась, поэтому она просто подошла к мужу, отдыхавшему в тот момент в гостиной, и сказала:

— Пора. Мы должны поехать проститься с ним.

Элли позвонила также в бюро мэрии, сотруднику, которому предстояло зарегистрировать их с Полом брак, и попросила его прибыть немедленно, чтобы провести эту церемонию.

Затем позвонила своей матери в отель и сказала, что ей и отцу нужно приехать в больницу как можно скорей.

— Только, пожалуйста, не привозите с собой больше никого, — попросила она мать. — Мне этого не вынести.