Третий берег Стикса (трилогия)

Георгиев Борис

— Осторожнее, ногами его не размахивай, — добавил волкодав строго, — Полегче, говорю! Сбросишь чашку, не знаю, что с тобой сделаю.

На столе перед грозным стражем действительно была чашка с блюдцем. Саша протиснулся, повернув никелированную вертушку и придерживая ноги пленного. Отдуваясь ввалился в пустой коридор и свернул налево, туда, где по свидетельству Джокера нужно было искать казарму.

— Что сегодня за день такой? — ворчал за спиной охранник. — Несут и несут их, туда-сюда, туда-сюда. Эй, кузнец!

— Что? — спросил, приостанавливаясь, Саша.

— Одного привёз, или там у тебя ещё есть?

— Одного.

— Номер знаешь?

— Знаю, —

соврал Волков.

— Уложишь его и бегом назад, не вздумай по казарме шарахаться. Знаю я вас, деревенщину, в сортире запрётесь, нагадите там, как свиньи. Так что ты смотри мне, назад мухой выскакивай, понял?

Никто, судя по всему, не собирался Волкову препятствовать. «Чего же сатир спектакль устроил? — думал он, отыскивая свободную лежанку в обширном, с рядами колонн, помещении. — Придумал предлог от меня избавиться? Ну да. Деньги и камни в машине, меня выпроводил. Дурака вы сваляли, господин эмиссар, вот что я вам скажу. Вот и место свободное. Номер Сто Восемнадцатый».

Саша выпрямился, перевёл дыхание и вытер лоб. Волкодав как повалился, так и лежал мешком на жёсткой деревянной лежанке с выведенным крупно номером. «Ещё шлем на голову. Все в шлемах и этот пусть тоже. Но где его взять?» Искомое обнаружилось прямо под лежанкой, на полу. «Да это ж виртошлем! — узнал находку капитан Волков. — Помнится, Леннинг такой же на семинаре показывал. Говорил, мы такие поставляем землянам. Что-то ещё он… Ладно, это потом. Сначала окрестим господина волкодава по-новому».

Когда голова парня вошла в отверстие шара, под тёмным слоем полупрозрачного карбофлекса, на самой макушке, затеплился красный огонёк. Тело на лежанке дёрнулось, шевельнулось и легло расслабленно.

«Сто Восемнадцатым нарекаю тебя», — проговорил про себя эмиссар Внешнего Сообщества с некоторой долей горечи, и поспешил уйти из страшного места, где люди, похожие в своих замечательных головных уборах на муравьёв, лежали рядами.

«Если у кого-то и были неприятности с охранником, то исключительно по глупости, — подумалось Александру, когда он беспрепятственно миновал турникет. — Вообще непонятно, зачем он здесь торчит. По традиции? Обманул меня сатир, и, как пить дать, сейчас катит по трассе и потешается над доверчивым дурачком. А-а… Ничего подобного, Сашечка. Вот же он».

Никуда Матвей не уехал.

— Дождался всё-таки, — сказал Волков, усаживаясь справа от водителя.

— А ты думал, брошу? — Джокер ухмыльнулся. — Ты ж всё равно догонишь, как тогда у переправы.

«Это правда, — вынужден был согласиться Александр. — Но не вся, лишь часть её. Потому что поехать он мог не на север, а в обратную сторону. Вся же правда в том, что он боится. И чего-то ещё домогается. Чего?»

— Нет, не брошу я тебя, — кривя рот, говорил Матвей. — Интересно узнать, чего тебе нужно от Кия.

«Так я тебе и сказал. А даже если и скажу, не поверишь. Но соврать ему что-нибудь нужно. Глупость сморозить какую-нибудь».

— Хочу показать ему перстень Южного Княжества, — ответил наобум Волков.

Внезапно потемнело в глазах. Навалилась знакомая тяжесть, перед глазами промелькнули непонятные картины: костёр, на костре женщина, седой дым столбом, тьма, окошко с решёткой, — мелькнули и тут же пропали. «Что случилось, Эго?» — холодея, подумал Александр, но ответа, как и всегда, не было.

Матвей ругнулся вполголоса, но на этот раз удержал руль.

— Фу-у, чего-то поплохело мне, — сказал он и глянул на Сашу коротко. — Надо бы сегодня выспаться. Паром в канун купальской ночи не работает. Отоспимся в «Левобережном», утречком

через Борисфен переправимся.

— Опять паром? — Волков скривился. С прошлой переправой были связаны не самые приятные воспоминания. — А иначе никак нельзя?

— Через Борисфен никак, — отрезал Матвей. — Ты-то может и перелетишь, или по воде перешлёпаешь, а медведь плавать не умеет, да и я тоже. И, по совести скажу тебе, что воды не люблю и побаиваюсь. Не из-за всяких там Киевых глупостей, как подлородые хамы или псы княжьи, а просто не люблю и всё. В «Левобережном» купальской ночью не соскучишься. Посидим на веранде, пивка попьём, а утром помогу тебе добраться до дворца Киева.

В щели приоткрытого окна ревел воздух. Дорога шла прямиком через песчаные бесплодные дюны, лишь кое-где поросшие чахлым кустарником, однако как это ни странно, встречный ветер нёс не сухую дорожную пыль, а влагу. «Впереди водоём какой-то, и не маленький», — решил Саша и спросил:

— Борисфен — река или озеро?

— Река, да ещё какая. Другой такой я в жизни не видывал.

— А Кия дворец на другом берегу получается?

— Получается так. Да вон он, виден уже.

Матвей указал пальцем вперёд, Саша глянул туда и сначала не понял, что же ему показывают. Прямая как натянутый канат дорога терялась в ртутном сиянии, что разлилось за дальними дюнами и узкой полоской зелени. Выше, где тускнело сияние, становясь терпимым для глаз и не ртутным, а циановым, — висел в серо-голубой дымке горб, похожий на загривок животного. На макушке его устроился куб из проволоки, будто бы пустотелый, гранью к дороге повёрнутый. Приглядевшись, Волков различил в гранях отражения облаков. Чего угодно ожидал от Кий-города, но только не этого. После хаток под тростниковыми крышами и бревенчатых домов, после унылого здания участкового управления, после Южного Дворца, думал — будет что-то средневековое: с мостом подъёмным и башнями, с узкими окнами, со стенами из тёсаного камня.

— Это он и есть? — переспросил Саша, для верности тыча пальцем, хоть и не было в этом необходимости (никаких же других строений прямо по курсу не было!)

— Он, — подтвердил Матвей. — На Лысой горе у правого берега.

«У правого берега, он говорит. Значит, это и есть Борисфен. Правду сказал Матвей, река чудная; даже не верится, что есть на самом деле, а не мерещится. Но названия такого не приходилось слышать — Борисфен. Должно быть, местное», — так думал капитан Волков, наблюдая, как ширится во весь горизонт сияние. Мелькнули по обеим сторонам деревья рощицы, узкой полосой протянувшейся вдоль левого берега, блики на воде померкли (солнце спряталось в облако) и над рябленной гладью проступили руины какой-то конструкции — столбы от берега до берега протянутые двумя рядами, как редкие гнилые зубы. «Всё, что осталось от моста», — машинально отметил про себя эмиссар Внешнего Сообщества.

Дорога оканчивалась пристанью, но сатир туда не поехал, свернул влево к большому кирпичному дому под рыжей чешуйчатой крышей, глядевшему широкими окнами на реку. Спереди к строению прилеплена была непомерной величины веранда под полосатым тентом, сплошь заставленная мебелью: столами и стульями.

— Приехали, — заявил Матвей, глуша двигатель. — Добро пожаловать в «Левобережный», ваша светлость.

Особой чувствительности не требовалось, чтобы заметить в приглашении сатира сарказм, но следить за переменами настроения Джокера надоело, и Александр пропустил издевку мимо ушей. Вниманием его целиком завладел трактир, устроенный возле паромной переправы, — заведение по-своему замечательное.