Третий день карнавала

Резанова Наталья Владимировна

Либби хотелось плясать, мне — есть, а ничего подходящего нашим запросам на улицах не наблюдалось. Я спросила у Либби, почему она не в своей богемной компании, и получила в ответ нечто невразумительное. Наверное, поссорилась со своим нынешним дружком (тем, что писал с нее маркграфиню Мехт) и теперь пребывала в поиске нового кавалера, я же нужна была как предлог.

Таким образом, мы добрались до Кауль-парка. Некий предприимчивый господин Кауль еще до прошлой войны устроил в нем летний театр и открытую площадку для танцев. И хоть было уже не лето, народ в праздничные дни устремлялся сюда со всей охотой.

Я,

между прочим, здесь и по делу бывала. Тут выступала знаменитая шансонетка Тереза Шаброль, она же Звезда Подонков, играл оркестр маэстро Олифанта, пел мрачный исполнитель уголовных романсов Эпаминонд Ботан — обо всех них мне приходилось писать. Но сейчас меня больше волновало то, что в аллеях парка расположились многочисленные едальни.

Я пресекла все попытки Либби затащить меня в кондитерские и пирожковые и решительно направилась туда, где пахло жареным мясом. Это было небольшое кафе под тентом. Хозяин стоял за стойкой, а его помощник готовил на решетке мясо с овощами. Его-то я и заказала, в смысле мяса, а не помощника, в то время как Либби, томно наморщив нос («как ты можешь столько жрать, и как это в тебя влезает?»), направилась к бару и жеманно заказала рюмочку шерри-бренди. Ничего, через пару часов будет трескать жареные пироги, запивая их галлонами пива (лишь бы не абсента).

Я уселась за стол, прислушиваясь к звукам музыки, доносившимся с разных сторон парка. Оркестра было два. На северо-западе вальсировали, на юго-востоке канканировали. Причем исполнителей канкана отсюда было даже видно.

Принесли мясо, и я принялась восстанавливать силы. То, что я объедаю Либби, меня не смущало. Она наверняка раскрутит какого-нибудь кавалера. А нет здесь подходящего — так заберется на эстраду… и после того, как девушка с такими формами спляшет канкан, обязательно найдутся желающие оплатить ей ужин.

Ага, так и есть. И плясать не пришлось. Уже болтает с кем-то у барной стойки. Как со старым знакомым. Я рассеянно окинула взглядом приобретение Либби. Ничего, с виду приличный. Лет под тридцать, худое симпатичное лицо, короткие темно-русые волосы, подстриженные усы. Пиджак и брюки не новые, но из хорошей ткани, вместо жилета — вязаный кардиган. Явно из образованного сословия, но на окружающих Либби художников и скульпторов не похож. Инженер или…

Я не успела додумать, потому что они проследовали к столу.

— Хелен, познакомься, это доктор Штейнберг. Мы вместе работали у святой Гизелы.

Эк я дала маху. Не «как давние знакомые». В самом деле давно знакомы.

— Доктор, это моя подруга Хелен Тайрон. Она журналистка.

Тут все ясно. Демонстрация доктора мне — «и я занималась серьезной работой», демонстрация доктору меня — «И у меня есть культурные знакомые». В общем, и мы не армейским сапогом рагу хлебаем. Я приготовилась к традиционному дурацкому вопросу, откуда я знаю Либби, но доктор, усаживаясь за стол, спросил:

— Тайрон? Это не вы писали в «Курьере» о положении дел в военных госпиталях?

Я даже оторвалась от ужина.

— Мне всегда казалось, что врачи не очень-то читают материалы, написанные… эээ… неспециалистами.

— Но, видите ли, до святой Гизелы я сам работал в военном госпитале. И ситуацию знаю не понаслышке. Удивительно, как ваша статья прошла цензуру.

О, да. Скандал тогда был на весь Тримейн — тиражи газеты резко подскочили (хотя

мне с этого ничего не перепало), а на меня уронило свой взор военное ведомство. Если б они взялись за меня всерьез, скорее всего, меня бы посадили, и никакие знакомства в полиции мне б не помогли, потому как ведомство это совершенно другое. К счастью, волшебное заклинание «писала баба» сработало и в тот раз, с газеты слупили штраф, но, учитывая рост подписчиков, это быстро окупилось. Всего этого, конечно, первому встречному я рассказывать не собиралась и потому снова принялась за еду.

— Вы здесь за новым материалом?

— Нет, просто ужинаю. — И почему все всегда думают, что репортеры вечно рыщут за добычей? Хотя, если он расскажет что-то интересное, я этим пренебрегать не стану.

Он немного помедлил со следующей репликой, и Либби, воспользовавшись моментом, вклинилась в разговор, принявшись расспрашивать о каких-то общих знакомых.

— Не знаю, — отвечал доктор, — по правде сказать, я уже не работаю у святой Гизелы… перешел в другую клинику.

— Вот как? — Насколько мне было известно, у врачей в госпитале святой Гизелы, в отличие от сестер, жалованье было вполне приличное.

Он, кажется, уловил ход моих мыслей.

— Я ушел не ради заработка, это был скорее научный интерес… перешел в клинику профессора Сеголена.

Тут я навострила уши. Действительно, я не специалист в медицинских вопросах, но кое-какие сведения по теме отлавливаю. А профессор Филипп Сеголен наделал немало шуму своими публичными заявлениями. Если верить им, то с лечебницами для душевнобольных у нас дела обстояли еще хуже, чем с военными госпиталями. Больных, правда, не держат на цепях, как в прошлом веке, но в лучшем случае просто изолируют от общества, в худшем же подвергают их методам физического воздействия и морят голодом. И это — когда в других странах взяты на вооружение передовые методы: инъекции, гипноз, лечение электричеством, оздоровительные ванны… В общем, доктор Сеголен — личность прогрессивная, кумир либеральной общественности и объект яростной ненависти медиков старой школы. И да — я слышала, что благодаря частным пожертвованиям, Сеголену удалось открыть собственную клинику.

— Что, клиника профессора Сеголена действительно такое передовое заведение, как говорят?

— Разумеется… но может быть, не стоит об этом? Девушки пришли на карнавал, развлечься, а я им про такое.

— Карнавал — это тоже сумасшествие, — хихикнула Либби, вот уж от кого не ожидала поддержки.

Доктор воспринял это как проявление интереса.

— Может, сначала выпьем? — Он повернулся к стойке.

— Остались только шипучка и портер! — крикнули оттуда.

— Давайте портер, — сказала я.

— Эх, гибни моя талия… — красноречиво вздохнула Либби.

Доктор принес всем по кружке, и мы выпили за встречу. Потом я напомнила о своем вопросе.

— Да, — подтвердил Штейнберг, — все оборудовано по последнему слову науки.

— Мне вот что любопытно — вы уж простите, доктор, это профессиональное — как Сеголену удалось раздобыть достаточно средств на покупку здания в городской черте? Ведь это частная клиника, не государственная, а Сеголен не из семьи миллионеров. У нас, конечно, есть благотворительные фонды, но, учитывая, как взлетели в последние годы цены на недвижимость… разумеется, если это секрет…