Третий дубль (из сборника "Белая дурь")
Шрифт:
— Орешников исчез во время съемки третьего дубля. А его, третий дубль, оказывается, можно было и не делать.
— Исчез бы в другое время.
— Ладно! — отмахнулся капитан. Ему не хотелось сейчас пускаться в объяснения.— Начальство решило отрядить вас, коллега, на поиски Орешникова. В помощь капитану Панину. Разумеете?
— Да ведь у меня дел непочатый край…
— Всех дел не переделаешь. А вернуть фанатам их кумира — значит восстановить спокойствие в городе.
— Надо
Панин укоризненно покачал головой. Сказал:
— Надеюсь, с твоей помощью разошьюсь. А для начала — поговори с одной дамочкой…
Он дал Кузнецову телефон Инны Печатниковой.
9
Любимым выражением у старшего лейтенанта Кузнецова было «Ну, сила!», и он немало удивился, когда в вестибюле телестудии к нему подошла пигалица, вся голова в мелких кудряшках, и, восхищенно пробормотав: «Ну, сила!»,— поинтересовалась:
— Не из милиции?
Он сразу узнал ее по голосу.
— Так точно…— шутливо отрапортовал оперуполномоченный и, не удержавшись, добавил: — Какая кудрявая девочка! — хотя видел, что пигалице за тридцать. Ему почудилось, что фразу «Ну, сила!» женщина произнесла не случайно — не иначе, как Панин ее подговорил.
Несколько секунд пигалица соображала, как ей отнестись к столь оригинальному обращению. Заметив, что милиционер смутился, она усмехнулась:
— Ладно. Пристрелка закончилась. У вас есть ко мне вопросы?
— Да, Инна Ивановна. Я говорил вам по телефону.
— Тогда — за мной!
Она повела его по длинному коридору, покрытому обшарпанным линолеумом. Двери некоторых залов были открыты: кое-где молодые парни расставляли декорации. В одном зале знакомый диктор сидел за столиком, освещенный ярким светом юпитеров, торопливо перекладывал лежавшие перед ним бумаги. Двери других залов были закрыты, а на табло светлели надписи: «Тихо. Идет съемка».
Им пришлось сначала спуститься по лестнице, на которой курили сосредоточенные молодые люди и необыкновенно оживленные молодые женщины, потом пересечь неширокий двор и снова подняться по лестнице, также плотно оккупированной курильщиками. Печатникова шла быстро, не оглядываясь, нисколько, по-видимому, не беспокоясь, что Кузнецов может затеряться среди многочисленной армии дымящего контингента работников телевидения.
Наконец они вошли в небольшую комнату, в которой стояло четыре письменных стола. За одним из них сидел толстяк и что-то писал.
— Арюша,— обратилась к нему Печатникова,— ты не мог бы погулять полчасика? У меня важный разговор.— Рукой она показала Кузнецову на
Мужчина поднял голову, глаза у него были большие и грустные.
— Могу, конечно. Пойду в буфет.
«Что же это за имя такое — Арюша? — подумал старший лейтенант.— Уменьшительное? Только от какого?» Ничего подходящего ему на память не пришло.
Как только Арюша исчез за дверью, пигалица сказала:
— Ну что же, спрашивайте. Сама напросилась. Вот уж ни сном ни духом не подозревала, что этот симпатичный милиционер на вечеринке занимается Леней Орешниковым.— С легкой усмешкой она рассматривала Кузнецова в упор, нахально.— Он пришел туда специально? Шпионить? — Лицо у пигалицы было некрасивое, остренькое, с мелкими чертами. А прическа а ля медуза Горгона просто-таки уродовала ее.
— Ай-ай-ай! — сказал Кузнецов.— Хорошего же вы мнения о нас!
— Хорошего. Парень тот клевый был. Я потому и разоткровенничалась с ним. Да ведь работа у вас такая…
— Что, работник милиции не может оказаться в гостях у актеров? Смешно рассуждаете. Режиссер Никонов школьный друг капитана. Да и Орешниковым не он занимается, а я.
— Очень убедительно! — сказала Печатникова.— Я же вам сразу сказала: ваш друг мне понравился. «Кудрявая девочка» готова ответить на все ваши вопросы.
«Вот жлобиха!» — мысленно ругнулся старший лейтенант.
— Вы не возражаете, если я запротоколирую ваши показания?
— Значит, допрос?
— Дознание.
— Пожалуйста! Рада буду вам помочь. Ленька Орешников мужик мировой. И певец от Господа Бога.
— Когда вы слышали его разговор с рэкетирами?
Она задумалась.
— Для вас ведь точность нужна?
— Хотелось бы.
— Мы снимали его концерт в «Юбилейном». Третьего и четвертого мая. Те мужики и пришли четвертого. В последний день. Перед концертом. Леня сидел в гримерной, а я в соседней. — за перегородкой — писала ведомость на зарплату. Я работаю директором на картинах. Куда-то вышла гримерша. Помню, что-то сказала — я не вслушивалась — и хлопнула дверью. Тут-то они и появились.
— Сколько их было?
— Наверное, двое. Я слышала — разговаривали двое. Леня заорал: «Что надо?! Не видите — занят!» Он мужик вспыльчивый. «А мы из тебя ремней нарежем»,— сказал один. «Заткнись, Сурик! — одернул другой и спросил:— Там есть кто-нибудь?» Наверное, про комнату, где я сидела. Не знаю, что мне в голову взбрело, но я сползла с кресла под гримерный столик. Услышала только, как первый сказал: «Пусто». Он меня не заметил.
«Немудрено,— мысленно усмехнулся Кузнецов.— Такая пичуга».