Третий фронт-2
Шрифт:
Будто из-под земли вырастает разведка.
– Что?
– К аэродрому только две дороги. От нас и с той стороны озера. Взлетная полоса упирается в озеро. Если будут взлетать пройдут прямо над головой. Там дальше есть открытое пространство - пляжик маленкий, аэродром как на ладони.
– Прикрытие?
– Не разглядеть... или спрятано.
– Плохо, очень плохо.
– Что вы думаете, товарищ капитан?
– лейтенант еще молод, но боевой.
– А у нас есть выбор? Нельзя дать им взлететь...
Лейтенант кивнул. Нас 27 - последняя партия и я с лейтенантом. А сколько немцев на
– На пляже останутся 1, 8, 12 и... 7, - по прежнему по номерам, удобнее, да и ребята уже привыкли, - дальность метров 800 - передельная, но к самолетам никто не должен подойти. И на взлете, если что, бронебойными. Это к тебе седьмой. Дальше. Охрану на перешейке снимаем в ножи - 3 и 9 с этого края. 11 и 18 с дальнего. БеТеРы прикроют отходы. К дальнему перешейку группа лейтенанта. Минирование на 15, 16 и 26 - не подведите. Прикрытие отхода и БТРов - 2, 4, 6, 11, 23 и 25. Все остальные - по обстоятельствам. Сами себе 'и начальник и падишах' - как учились. Операцию начинаем через полчаса, в 12,45. Я на вас надеюсь, ребята. Всё. Вперед!
Ровно в 12.45 первый выстрел со стороны пляжа. Немцы всполошились. Поздно! Мы уже здесь! . Ага, вот и прорезались огневые точки: пара зениток 76мм Лендера, 37мм Бофорс, счетверенные пулеметы - 4 огневые точки... сидели, выжидали до последнего. Мои диверсанты растворились в белой круговерти. Выстрелы, крики... Сама стреляю и, кажется, кричу. Внезапность сыграла на руку, но немцы быстро приходят в себя и огрызаются. Все в какой-то дикой пляске - огонь, взрывы, стрельба...
А пока мы как тени, где-то между
Сном и явью и строка наша чиста...
Мы живем от надежды до надежды
Как солдаты от привала до креста...
Внезапный огромный взрыв, а за ним стоб пламени.
– Писец котенку! Топливные баки...
– Сама знаю!
– Самолеты?
– Хрен взлетят!
– Отход!
Вроде бы все подорвали, а что не подорвали растреляли к чертям собачьим.
Отошли, заминировав оба перешейка. Хотя есть опасения, что могут пройти по льду. Отходим, оставляя на тропах и дорогах гостинцы. Но пока погони не видно. Гостинцы лежат тихо - никто на них еще не подорвался.
– Раненые, убитые?
– Шестнадцатый контужен, у троих легкие ранения, двое тяжелоранены - пятому в бедро пуля вошла, а двадцать седьмой - в грудь. Боюсь до госпиталя не довезем... Убитых нет.
Лейтенант замялся.
– Что-то еще?
– Тринадцатый... его нет.
Вот и не верь теперь в плохие числа.
– Как нет? А кто был с ним в паре? Прикрытие?
– Пятый был. Ребята видели, как тринадцатый его тащил, отстреливаясь - там немцев много было, а потом пятого нашли, того - нет.
– Блин! Блин!
Что же делать? А если в плен попал?
'- Водограй Семен Иванович - тринадцатый номер. Не боишься чертового числа?
– А я не боюсь ни черта, ни бога!
– Смотри, Водограй... фамилия откуда такая?
– Так мы с Никополя. Козаки мы. Еще с Запорозськой Сечи. Вот батько был Водограем, так теперь и я Водограй!
–
– А вы що, теж з Украины?
– З Кыэва.
– О! З самого Кыэва!'
– Что будем делать, лейтенант? Остров второй раз штурмовать не получится... Как же все жопно... И вперед надо, и тринадцатого бросать нельзя... Ладно, вперед... Там придумаем. Пока надо отойти и проверить дорогу. Не хорошо будет, если они подмогу вызвали - в спину ударят. Так что, пока вперед!
Раненых погрузили в грузовик. Разведка снова растворилась в лесу. Тишина. Вот бы взять и остановить эту минуту. Остановить войну...
– Там машина!
– Какая?
– Опель-Блиц! Уходит... кажется с острова.
– Каким лешим? Мы же перешейки подорвали? По льду?
Значит, есть еще один ход. Который мы не заметили, пропустили...
– Первый и второй со мной. Догнать его!
– Водитель моего БТРа улыбается и кивает. Ему бы на самолете летать, а он водилой. Хотя кто сказал, что БТР не может летать? Может! По крайней мере, один такой в Карельском лесу.
Грузовичок уходил резвенько. Знает, гад, дороги. Ему небойсь и камушки под колеса не попадают. Откуда он взялся, быстрый ты наш.... Между озер дорога почти прямая с небольшим подьемом. Но перед нами дорога перегорожена валунами. Объезжать - можем потерять.
– Стоять!
– стучу прикладом по люку.
Ну и тормозит наш водила! Интересно, а почему у самолетов стоп-крана нет? Наверное, для того, чтобы вот так с пассажирами не обращаться. Еле удержалась...
Встала. Теперь надо вздохнуть и выдохнуть, чтобы руки не дрожали. Спокойно. Он не уйдет. Дорога впереди него ровная... ну еще метров двести. А потом поворот... К стрельбе с положения стоя - готовсь! Птицы, птицы, ну чего же вы раскричались так? Не кричите, или я сама закричу... сердце выпрыгивает из груди. Так я в жизни не попаду. Закрываю глаза - 'я в тире... я никуда не спешу... я одна... вот моя винтовка, вот цель - и больше нет ничего...'. Бур доверчиво прижимается к моем плечу - совсем как ребенок. В прицеле прыгает грузовик. Ниже... вот его колеса. Дыхание в норме - палец на спусковом крючке - нежно, как тянут леску... не оборвать бы - выстрел.
К перевернутому грузовику подлетели как на крыльях. Первый и второй стреляли на ходу, выцеливая немцев. Затормозили возле самого кузова. Я вытащила пистолет: 'Тук-тук, кто в кузовке живет?' Немец лежал неподвижно, только его поза... так не падают. Так ложаться! Едва успеваю дернуть корпус уходя с линии огня. Ах ты, черт! По плечу как будто хлыстом огрели. Да я тебя! Всаживаю почти половину обоймы. Вот так! Чтобы твои дети так тебе карты сдавали! А все таки задел плечо, по касательной, но все равно приятного мало.
– Вы ранены, товарищ капитан?
– Да есть, малость... ничего страшного. Кузов проверь. Кто там еще?
Полез.
– Водограй!
– Что?
И вправду - Водограй! Доигрался значит... Но живой! Избитый, связаный, раненый - но живой, чертяка! Козак, мать его... нет, скорее отца!
...Но только через танец на снегу
Багровый вальс-гемоглобин.
– Рассказывай.
– Товарищ капитан...
– Ладно, ладно, не строй из себя целочку. Колись... А то некоторые тут тебя уже похоронили.