Третий Георг
Шрифт:
У Георга стала проявляться еще одна, вовсе не королевская черта: его постоянно заботили какие-то пустяковые суммы денег. Он интересовался, сколько стоят те или иные вещи, а услышав ответ, часто качал головой, приговаривая, что это слишком дорого и нужно жить экономно. Хотя и в прошлом хватало жалоб на причуды королей, но бережливость Георга считалась чем-то более предосудительным. И Шарлотта, по словам фрейлин, с каждым днем становилась скаредней.
В действительности же, семья Шарлотты в Мекленбурге требовала от нее постоянной помощи. Она стала королевой Англии, и им там казалось, что у нее совсем иная жизнь, чем та, которую она вела в Мекленбурге. Так на самом деле
Георг решил вернуть людей к более религиозному образу жизни.
– Я хочу, чтобы каждый ребенок в моих владениях прочел Библию, – заявил он.
Затем он выразил желание, чтобы воскресный день считался святым днем; в этот день не следовало устраивать никаких развлечений, и по всей стране он должен был соблюдаться как церковный праздник.
Тяга к религии усиливалась в нем, когда он вспоминал о скандалах, связанных с его семьей. Его брат Эдуард, с которым он был так близок в пору юности, умер около года назад, но до этого он приводил Георга в ужас своей беспутной жизнью. Два других его брата – Уильям Глостер и Генри, ставший после смерти своего дядюшки Виктора Каллоденского герцогом Камберлендом, – постоянно впутывались в скандальные истории из-за связей с женщинами. Об отношениях его матери с лордом Бьютом до сих пор говорили на улицах и распевали непристойные песни о способностях Бьюта в постели и о том, что вдовствующая принцесса находится у него в зависимости. По-прежнему в ходу оставались хорошо известные оскорбления «сапог» и «юбка».
– Нужно, чтобы наш образ жизни служил примером, – сказал король Шарлотте в один из тех редких случаев, когда он разговаривал с ней о чем-то еще, помимо погоды и детей. – Мы должны показать им пример, а? Понимаешь, Шарлотта? Что? Ты понимаешь, что мы должны быть безупречны, а?
Шарлотта понимала это и заметила, что от женщины, у которой одна беременность следует за другой, вряд ли можно ожидать что-нибудь иное.
Георг ответил, что он выполняет свой долг, также как она свой. Но несмотря на свою решимость вести абсолютно добропорядочную жизнь, он ничего не мог с собой поделать: его сердце начинало биться быстрее всякий раз при виде хорошенькой женщины.
Георг разволновался, узнав, что Сара Леннокс родила девочку, которая, как утверждали, была не от мужа Сары, а от ее кузена Уильяма Гордона.
– Возмутительно! Возмутительно! – вскричал король и с тоской подумав о Саре, про себя добавил: «Мне просто повезло. Я правильно поступил, что отделался от нее».
Но это не помешало ему думать о ней. Несмотря на свою добродетельность и твердое намерение придерживаться ее, он не мог избавиться от эротических видений, приходивших ему на ум, хоть он и старался подавить их.
Затем он думал о Элизабет, леди Пемброук, которой всегда восхищался. Красивая женщина эта Элизабет, и тем не менее очень неудачно вышла замуж. Ее муж – граф несколько лет тому назад сбежал с некой мисс Китти Хантер. Георг сочувствовал Элизабет и изо всех сил старался утешить ее; он говорил ей, что если муж не оценил ее достоинства, то он – Георг – считает ее одной из прекраснейших
Была еще Бриджит, старшая дочь лорда Нортингтона – очаровательная девушка, в которую король тоже был немного влюблен.
В те моменты, когда Георг бывал откровенен с самим собой, он признавался, что Шарлотта некрасива и не вызывает у него никаких эмоций. Но он должен помнить, что долг короля – подавать пример своим подданным, и поэтому подавлял в себе вожделение к другим женщинам, ужесточая контроль за своими домочадцами. Он сам следил за соблюдением воскресных ритуалов, как и за тем, чтобы при игре в карты не делали высоких ставок.
Вскоре пошли разговоры о том, что он ведет себя несколько деспотично с членами своей семьи, и его преследует навязчивая идея быть добропорядочным, и от всех остальных он требует того же.
Георга одолели политические заботы. Он пережил громадное разочарование в лорде Чатеме, который, как все ожидали, возьмет кормило власти в свои руки и приведет страну к процветанию. Но лорд Чатем оказался не тем человеком, каким был Уильям Питт. Его новый титул стал своего рода маской, которая удушила его, как блестящего политика. Он потерял доверие народа, и им овладела физическая немощь.
Питт не выходил из своего дома на Бонд-стрит, лежал в темной комнате, проклиная свою подагру, которая подвела и унизила его. Им овладела меланхолия. Он знал, что в своем нынешнем состоянии, даже если бы ему удалось доковылять до парламента, его ум уже не тот, чтобы решать проблемы государства.
Вплоть до самого последнего времени Георг искренне верил в лорда Чатема. Но леди Чатем постоянно писала королю, что если бы только здоровье мужа соответствовало его преданности Его Величеству и его желанию служить ему, то лорд Чатем в настоящий момент находился бы рядом с ним.
А между тем возникли проблемы с американскими колониями, которые жестоко сопротивлялись вмешательству со стороны Лондона и заявляли, что не могут и никогда не смогут подчиниться налогообложению, навязанному им британским правительством.
Англия как никогда нуждалась в Питте, а он превратился в лорда Чатема, и лежал на своей кровати, корчась от боли.
Все лето Чатем никого не принимал. Если кто-нибудь из коллег пытался навестить его, леди Чатем неизменно уверяла их, что муж слишком болен и не может никого принять. Ходили всякие разговоры о причинах, побудивших его скрываться от людей. Уж не поссорился ли он с королем? Не сошел ли он с ума? Графтон попытался взять дело в свои руки, но у него ничего не получилось. Предложение лорда Чатема не брать налоги с американских колоний и установить с ними дружественные отношения было отвергнуто, и Таунсенд – канцлер казначейства – ввел эти налоги.
Чатем лежал в своей темной комнате, будучи физической и умственной развалиной, а его жена пыталась скрыть этот факт от всего света.
В моменты просветления Чатему больше хотелось сложить с себя обязанности и написать королю об этом, но ведь Георг не позволит ему уйти.
«Вашего имени достаточно, чтобы облегчить работу моего правительства», – писал король Чатему. Он решил, что даже несмотря на болезнь Чатем должен оставаться номинальным главой правительства.
Но долго это не могло продолжаться, и после двух лет такого пребывания на посту премьер-министра, Чатем настоял на своей отставке и сдал печать.