Третий Георг

Холт Виктория

– Никогда ни одного мужчину не любили больше, чем я его, – прошептала она и подумала, как странно, что она, сумевшая быть кроткой и покорной женой Фредерику, никогда не испытывающая особой любви к детям – за Георгом она следила с такой преданностью только потому, что он должен был стать королем, – могла дать этому человеку такую страстную и самоотверженную любовь. Наверное, есть женщины, из которых получаются лучшие жены, чем матери. Она была одной из них.

И вот теперь Георг отдалился от нее. Он больше не советовался с ней. Она всегда требовала от него, чтобы сын стремился стать настоящим королем,

фактически, она сама постоянно навязывала ему эту тему разговора, и сейчас он действительно стал королем, но только на свой манер. Георг посвятил себя государственным делам, принимал решения, и его министры знали, что нужно стараться сохранить его благорасположение. В конечном счете, это и называлось – быть королем.

Но возникали и трудности. Лорд Чатем – большой человек, а эти прочие министры? Августа подумала, насколько было бы лучше, если бы место премьер-министра занял лорд Бьют. Он отказался от этого поста, но только потому, что все были против него, убеждала она себя. Она считала, что ее возлюбленный мог бы быть таким же компетентным, как Чатем, возможно, даже и больше, если бы ему дали шанс.

Неприятности повсюду, а теперь еще и Генри, такой глупец, усугубил все, впутавшись в это крайне отвратительное дело. Над ним смеялись на улицах. Он выставлял напоказ свою интимную жизнь, выдал секреты своей спальни. Это отвратительно. И, конечно, люди упивались всеми этими подробностями. А смеясь над Камберлендом и леди Гросвенор, они, наверняка, вспоминали вдовствующую принцессу и лорда Бьюта.

Все это было так ничтожно, унизительно и отвратительно.

Но вновь дала о себе знать боль, и принцесса знала по опыту, что скоро она станет такой нестерпимой, что затмит все остальные переживания. Боль заявляла свои права на нее, не было ничего, кроме адских страданий. Прошлое растворилось, забрав с собой все ее честолюбивые устремления.

Вдовствующая принцесса знала: боль постепенно уводит ее со сцены жизни, и чтобы не случилось в будущем, она уже не примет в этом участия.

Генри вновь пришел к королю. Он был удручен, так как суд вынес ему обвинительный приговор.

– Ну, и каков же он? – спросил король.

– Десять тысяч фунтов компенсации за убытки в пользу Гросвенора.

– Что?!

– И три тысячи судебных издержек. Всего тринадцать тысяч.

– Что ж, тебе придется заплатить. Что?

– Но, Георг, у меня нет таких денег.

– Нет денег?! Надо было думать об этом, прежде чем пускаться в эти… твои… шалости. Тринадцать тысяч фунтов! – Король, казалось потерял дар речи от этой беды.

– Нужно оплатить, – заявил Камберленд, – иначе разразится грандиозный скандал.

– Ты должен был подумать об этом до того, как предаваться своим шалостям. Нужно было это учесть, идиот. Ты просто дурень. Где мы найдем такие деньги, а? Что? Скажи мне. Неужели ты думаешь, что я собираюсь искать их для тебя, а? Убирайся, я не хочу больше ничего об этом слышать. Тебе понятно, а?

Камберленду ничего не оставалось делать, как уйти, но вскоре он вернулся со своим братом Уильмом, герцогом Глостером. Глостер сочувствовал Камберленду. Едва ли от него можно было ожидать иного. Его собственные любовные приключения были достаточно рискованными и в любой момент

могли разразиться бурным скандалом. Он предложил своему брату попытаться вместе убедить короля в том, что тот должен помочь уплатить компенсацию Гросвенору, или репутация семьи будет запятнана.

Георг понял главное. Он устал от этого дела. Бесполезно что-либо доказывать своим братьям. Хорошо было бы посоветоваться с кем-нибудь, но, конечно, не с Шарлоттой. У него не было желания засорять уши жены подобного рода историями. Все это так отвратительно.

Нет, ему придется решать эту проблему одному. После долгих раздумий он пришел к выводу, что лучший выход из столь щепетильной ситуации – это как можно быстрее возместить ущерб. Ему не хотелось признаваться в этом, но, фактически, необходимость расстаться с деньгами причиняла ему даже большую боль, чем сам скандал. Бросить на ветер тринадцать тысяч фунтов за удовольствие переспать с какой-то женщиной, казалось ему не просто ребячеством, преступным безрассудством.

А что ты скажешь о своей безрассудной женитьбе на Ханне Лайтфут, задавала ему вопрос его совесть, не дававшая ему покоя в эти дни.

По крайней мере, я поступил порядочно, рассуждал Георг. Я женился на ней.

Ха, ха, ха! – не унималась совесть. То, что сделал Камберленд и вполовину не столь возмутительно или даже бессердечно, чем то, как ты поступил с Ханной Лайтфут. А что скажешь о Саре Леннокс? Ты отверг эту девушку, потому что у тебя не хватило смелости настоять на том, чтобы жениться на ней, вопреки сопротивлению Бьюта и твоей матери.

Да, признал он, разве можно обвинять молодых мужчин и женщин в подобных вещах, и задумался над тем, где бы ему достать тринадцать тысяч, которые, совершенно очевидно, следовало найти.

Он решил посоветоваться с лордом Нортом.

Норт сразу же явился к нему и не удивился, что король желает поговорить с ним по поводу судебно наказуемого проступка, совершенного Камберлендом. Норт уселся напротив короля, ибо Георг не соблюдал установленных правил, общаясь со своими старыми друзьями.

Выпуклые глаза Норта близоруко оглядели комнату.

– Тебе ведь известно об этом прискорбном судебном процессе над моим братом, – сообщил король. – Решение вынесли в пользу Гросвенора. Деньги должны быть уплачены в течение недели, а я не знаю, где взять такую огромную сумму как тринадцать тысяч фунтов за такое короткое время. Умоляю тебя, дорогой Норт, посоветуй, как выпутаться из этого.

Глаза Норта, казалось, сфокусировались на короле, но вряд ли он мог отчетливо видеть его. Он покачал головой, и его отвислые щеки колыхнулись в такт, что могло бы показаться кому-то смешным, но король даже не заметил этого.

– Деньги нужно найти, – наконец, промолвил Норт.

– Или это принесет еще большее бесчестие семье, а?

– Вот именно, сир. Я полагаю, что его светлость уже больше не состоит в любовниках у этой леди.

– Я не удивлюсь, – запинаясь произнес король. – Всего этого достаточно, чтобы у кого угодно вызвать отвращение. Что? Возбуждать дело, протаскивать семью – королевскую семью – через суд. И вынести приговор против герцога королевской крови! Иногда мне кажется, что им просто нравится досаждать нам, а? Что ты думаешь обо всем этом? Что?