Третий контур
Шрифт:
Задним числом он понимал, что все действительно лежит на поверхности – весна, внезапно всплывшее воспоминание об экспресс-предсказании, желание встретиться с другом и расспросить его о девичьих маркерах. Какой вывод тут напрашивается? И про первокурсницу тоже можно было догадаться – в просвете его бытия вдруг появилось новое лицо. Полтора года он и не вспоминал о Мите, а тут вдруг засвербило. Действительно – элементарно; но задним числом обычно все кажется простым.
– Так что ты мне посоветуешь?
– Спонтанность. Просто
– Уверен?
– Практически. Я же видел, как ты смотришь на девушек. И твоя избранница не могла этого не заметить. Так что если бы ты ей не нравился, ты бы уже это почувствовал.
– А может я и почувствовал?
– Вряд ли, – ответил Митя, – тогда бы я это заметил.
7
Митя, как всегда, оказался прав – еще не успев подойти к Синициной, Борис понял, что она этого ждет. Девушка стояла у окна и что-то читала – или делала вид, что читает. Черная майка с глубоким вырезом и низко сидящие джинсы открывали выступающие ключицы и тазовые косточки; они казались тонкими и хрупкими, как будто из мира с другой силой тяжести. «Обнять и защитить» – древняя программа, над которой можно смеяться, пока речь идет о других. Но потом уже не до смеха.
Борис шел прямо к девушке, и когда сомнений в этом не осталось, Синицина подняла голову и встретилась с ним взглядом. Понимание пришло мгновенной вспышкой полной ясности. От нахлынувшей радости губы непроизвольно растянулись в улыбке, сдержать которую не было ни сил, ни желания. Борис уперся плечом в стену рядом с девушкой. Блаженная улыбка не сходила с его лица, и Синицина так же непроизвольно улыбнулась в ответ.
– Привет!
– Привет!
– Меня зовут Борис. Можно – Боб.
– Я знаю, – ответила девушка и смутилась как-то совсем по-детски, видимо поняв, что говорить об этом не стоило. – А меня Оля.
Оля-Оленька, пугливый олененок. Имя подходило ей идеально; еще минуту назад Борис не знал его, а сейчас был уверен, что никакого другого у нее и не могло быть. Но как же просто все сложилось, просто и правильно. И почему он так долго тянул?
Через несколько дней Борис столкнулся с Митей на выставке перспективных разработок средств дальней связи. Митя выглядел отдохнувшим и довольным.
– Привет, какими судьбами! У тебя, я вижу, все получилось?
– А что, разве есть сомнения?
– Нет, конечно. Просто надо же как-то начинать разговор, и лучше начать его с чего-то приятного.
Но тут Митя ошибся. Краткая эйфория воспоминания почти без перехода сменилась болезненным раздражением. Борису было неприятно находиться рядом с человеком, от которого ничего нельзя скрыть. Как будто границы личного пространства рухнули, защиты отключились, и он остался голым и беззащитным посреди ледяного мира.
– Я уже понял, что вас учат видеть всех насквозь. Но неужели вас не учат нормально общаться с людьми?
Улыбка
– Ты прав. Нас все преподы предупреждали, что на младших курсах мы будем вести себя как настоящие говнюки. Знал бы ты, как мне порою трудно с родителями.
– Или им с тобой?
– Особенно им со мной.
Самокритичное «говнюки» немного примирило Бориса с Митей, хотя напряжение осталось. Он подумал, что такое же неприятное чувство Митя, наверное, каждый день испытывает в своем институте.
– Хотел бы я посмотреть, как вы общаетесь со своими преподами. Они же у вас, наверное, настоящие монстры.
Митя покачал головой.
– Нет, что ты. У них-то с маскировкой все в порядке. Мой куратор по Древним, например, на монстра совсем не тянет; я бы даже сказал, что он скорее выглядит слегка придурковатым. И изъясняется обычно какими-то напыщенными банальностями. Про твою ситуацию он никогда не сказал бы «это естественно», но непременно изрек бы что-то пафосное, вроде «колеса судьбы катятся по рельсам неизбежности». Умнейший человек, а с виду и не скажешь.
– Куратор… по кому? – не понял Борис.
– По Древним.
– По каким Древним, ты что? Нет же никаких Древних.
– Да, их самих уже нет, – согласился Митя, – но их программы остались и продолжают работать.
– Ты имеешь в виду агрессию, ненависть? Вот это? – догадался Борис.
– Не совсем. Это всего лишь известные неудобства, а мы занимаемся проблемами.
– И какие же проблемы оставили нам Древние?
– Многие. Например, стремление к размножению.
– А в чем тут проблема? Это же, наоборот, прекрасно.
– В том-то и загвоздка. Современный человек жестко социализирован и на автомате гасит агрессию – потому что в ее основе лежит социально порицаемый негатив. Этот негатив он учился контролировать тысячелетиями. Но в основе стремления к размножению лежит сплошной позитив – любовь, дети и все самое хорошее. А к контролю позитива человек совершенно не готов.
Обсуждать эту тему Борису совсем не хотелось, он предпочел бы свернуть разговор и поскорей распрощаться с Митей.
– Ну и отлично. Вы же считаете себя рыцарями, борющимися со злом? Так и боритесь с ним, а добро оставьте в покое, оно и без вас прекрасно обойдется.
Митя скорчил трагичную гримасу.
– Не все так просто. Угроза перенаселения уже вполне реальна – а для ее сдерживания у человека нет никаких внутренних запретов. Значит, если припрет, придется ограничивать рождаемость внешними мерами, а они, мягко говоря, не очень популярны. Никто не любит внешние принуждения.
– Это верно, – подтвердил Борис, – и я тоже не люблю. Пока.
– До скорой встречи! – улыбнулся Митя.
Это вряд ли, – подумал Борис, – я теперь этот институт за версту буду обходить. Или Митя опять что-то знает, и от моего желания уже ничего не зависит?