Шрифт:
Данный текст является общественным достоянием, то есть может свободно использоваться любым лицом.
При этом должны соблюдаться право авторства, право на имя и право на защиту репутации автора (личные неимущественные права автора).
Свободное использование подразумевает:
– использование произведений без согласия автора;
– без заключения с ним договора;
– без выплаты вознаграждения.
То же относится и к оформлению обложки – за что отдельная благодарность петербургскому художнику Анатолию Кудрявцеву.
1
Поверхность
– Спасибо, достаточно, – прервал Бориса экзаменатор. – Можешь идти, результаты тестов будут объявлены сегодня вечером.
Его голос был вежливо-отстраненным, но Борис почувствовал в нем скуку и разочарование. Это было непостижимо – как, в нем разочаровались? К такому он точно не был готов.
Одновременно пришло и абсолютно ясное понимание – он провалился. Это тоже казалось совершенно невероятным. Он, победитель районных и городских олимпиад, окончивший лицей с медалью – провалился! Мать уверяла, что его могли взять в любой вуз без экзаменов. А здесь – он получил высший балл на вступительных по математике, написал отличное сочинение – и что? Полное поражение? Как такое возможно?
Он, конечно, не Гоголь и не Набоков, но сочинения ему всегда удавались; здесь его уровень был явно выше среднего. Несколько раз его работы побеждали на районных конкурсах, а однажды даже на городском. И сегодня он был в ударе, слова складывались красиво, без зазоров. А в ответ – лишь это брезгливое разочарование. Как будто его внезапно хлестнули по лицу мокрой тряпкой.
Борис шел домой на заплетающихся ногах, погруженный в липкий туман тоскливого безразличия. Где-то на периферии сознания крутилась мысль, что его уверенность в провале ни на чем не основана. Нет никаких фактов, подтверждающих ее. Что довольно странно – фактов нет, а уверенность есть, причем безусловная. Интересный феномен, который стоило бы проанализировать. В другое время Борис с радостью ухватился бы за такую возможность, но сейчас безразличие, казалось, заполнило его целиком, вытеснив все нелепые порывы.
Дома мать с порога набросилась на него, включив привычную шарманку последних дней. Что универ ждет его – и без всяких экзаменов, что первое образование непременно должно быть техническим, что нельзя начинать серьезное обучение с мутного неаттестованного вуза… Какое-то время Борис, погруженный в собственные переживания, слушал ее как фон. Наконец он очнулся:
– Ма, да не переживай, поступлю я в твой универ.
– Что? – Мать не ожидала такого ответа и не успела переключиться с заготовленного монолога.
– Я провалился.
– Провалился?! На чем?
Разумеется, мать тоже не поверила. Да и кто бы поверил.
– На гуманитарном. По математике получил высший балл, а вот сочинение…
– Не может быть! Боря, у тебя же всегда… Ты что, переволновался?
– Нет, я хорошо написал. Но им не понравилось.
– Не понравилось?! Как такое возможно?
Матери требовалось время, чтобы осознать то, что он уже принял как факт.
– А когда объявили результаты? –
– Вечером объявят. Но я уже все понял…
– Не можешь ты ничего знать заранее! – Мать снова почувствовала выбитую из-под ног почву. – Но с универом ты правильно решил, сейчас именно это тебе и нужно.
Борис не стал спорить. Сообщение о результатах тестирования пришло поздно вечером. Он провалился.
2
Обида прокручивалась в голове постоянно, замкнувшись бесконечным циклом. Как же так получилось? Он мало знал о выбранном институте, пошел туда только из-за Мити – с ним вместе они когда-то ходили на факультатив по информатике. Вернее, из-за того, как тот изменился за последний год. Было в этом что-то непонятное и притягательное. Все студенты ИГП были не совсем обычными, не похожими ни на кого из его знакомых. Независимыми, немного отстраненными, как будто понявшими что-то важное. Борису хотелось стать таким же – и это действовало на него сильнее всех правильных маминых доводов.
Митя был на год старше и окончил лицей еще в прошлом году. С математикой у него было похуже, чем у Бориса, а за сочинения он и вовсе никогда не получал больше четверки. Но поступил же! Поэтому Борис и не видел никаких проблем в тестовых испытаниях; провал стал для него полной неожиданностью. Да, он будет учиться в универе и, возможно, даже будет первым на курсе, как был первым в классе – но память о значимом поражении теперь навсегда останется с ним. Его уверенность в себе требовала срочного ремонта, и хорошо, если не капитального. Он должен был понять, что же пошло не так на последнем экзамене. А для этого ему надо было поговорить с Митей – об институте, о приемной комиссии и конкретно о вступительном сочинении. Борис чувствовал, что именно в нем он и совершил главную ошибку – не понимал только какую.
Информация об институте, собранная им в сетях, оказалась крайне скудной – что само по себе уже было странным. Все вузы наперебой рекламировали свои программы, выкладывая в инет огромные массивы данных, просмотреть которые можно было разве что очень выборочно. На этом фоне официальная страница ИГП выглядела более чем скромно – логотип, краткий лист контактов и туманная фраза об изучении каких-то глубинных психических процессов. И никаких перекрестных ссылок. Как будто речь шла не об учебном заведении, а о секретном объекте.
Борис даже попросил мать перепроверить сведения об институте – ее допуск позволял просматривать почти все закрытые сегменты сети. Но и это не помогло. Информация не была закрытой – она просто отсутствовала. Реклама, в принципе, внутреннее дело ректората; ее отсутствие странно, но вполне допустимо. А вот то, что мать не смогла подключиться к мониторингу учебных корпусов института, вызывало самые серьезные подозрения. Это означало, что институт был серой зоной.
Объекты серой зоны не просматривались и не прослушивались. Такое допускалось крайне редко и указывало на серьезную крышу на самом верху; в этом случае не стоило проявлять излишнего интереса к закрытому объекту. В принципе, серую зону могла обеспечить и хакерская группировка – нетолерантный сектор, например, с самого начала был полностью непроницаем. Но подозревать в такой авантюре учебное заведение было бы более чем странно.