Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)
Шрифт:
Случается, что русалки приходят к людям сами, тогда они наряжаются в одежды, принятые в данной местности, и их присутствие может выдать только какая-нибудь малозаметная деталь, например, влажный кончик фартука. Кельты предпочитают видеть их лунной летней или промозглой осенней ночью — в просторных и невесомых белых одеждах и с маленькой островерхой шапочкой — невидимкой на голове. Потеря этой шапочки чревата для никсы тем же, что и для эльфа: она не может вернуться домой, пока не обретет ее вновь. Лунное сияние моря или пенные барашки в волнах — это, по мнению кельтов, белорунные стада овец, которых пасут русалки. То, что русалки как-то связывались с луной, доказательств не требует. Первоначально их, как и апсар, было ровно 27 (именно столько созвездий насчитывали индийцы на ночном небе), лишь позднее с разрастанием фольклорных сюжетов люди забыли об астрономии и сбились со счета. Еще чаще никсы (и мужчины и женщины) бродят у воды в облике благородного белого коня, готового послужить любому повстречавшему его человеку. Но горе оседлавшему его! Улучив момент, этот оборотень сигает далеко в озеро или в море и исчезает в его пучине вместе с седоком. Люди все еще могли лишь робко мечтать
По мере того как человек осознавал свое место под солнцем, менялись и его представления о духах природы — эльфах и никсах. Те уже не могут обойтись без людей, и их визиты в селения становятся явлением обыденным. «Несмотря на свою власть и силу, — пытается осмыслить в конце минувшего столетия писатель П. Н. Полевой, — эльфы очень часто нуждаются в помощи людей и должны бывают обыкновенно прибегать к ней в следующих трех случаях. во-первых, они очень часто просят у людей взаймы хлеба, извиняясь тем, что их хлеб еще не вышел из печи, а дети голодны, есть просят, причем они действительно через два — три часа всегда отплачивали за хлеб, данный им, свежим, теплым и ароматным печением. во-вторых, весьма часто нанимают они у людей залы и другие комнаты на ночь, прося позволения играть в них свадьбу, за что всегда щедро награждают хозяев своими подарками. В — третьих, они должны бывают всегда призывать людей, когда хотят решить какой-нибудь спор или собираются делить общее сокровище. Люди в последнем случае часто бывали очень несправедливы к эльфам, да нередко обманывали их и во всем остальном… И наконец возбудили в них такую ненависть к себе, что те совершенно отказались от сношений с людьми, перестали помогать им в нужде и труде и во многих местах покинули даже свой кров и выселились в другие места…»
Взгляд Аурвы
В 5-м тысячелетии до н. э. эльфы были оттеснены на второй план потрясающими событиями в человеческом обществе. Люди сделали первый шаг к тому, чтобы повелевать природой. К ним возвратилась божественная благодать, утраченная в водах потопа шесть тысяч лет назад. Эта эпоха вошла в индийские сказания как Двапараюга — «медный век». В Греции тем временем наступил «золотой век» Крона, а на Скандинавию обрушился «век секир».
Геродот передает легенду скифов о том, как при первых их царях «с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша» — атрибуты земледельцев, скотоводов, воинов и царей — жрецов. Вероятно, в это же время, по славянскому поверью, Сварог сбросил на землю клещи. Они пришлись весьма кстати: люди как раз впервые познали вкус кузнечного ремесла, положившего начало многим другим ремеслам. Очень может быть, что кроме клещей Сварог сбросил также медные гвозди и молот. Славянские мифы об этом умалчивают, но именно эти три предмета, уже железные, использовал потом вышедший из подземного мира хаттский бог — кузнец Хасамиль. Молот (хеттское malatt — оружие) — основной инструмент ковачей — был их неотъемлемым атрибутом в религиях очень многих народов. Гвоздь, даже медный, по законам вавилонского царя XVIII века до н. э. Хаммурапи оценивался в полмеры зерна, а медный нож — в шесть сиклей (50,5 грамма) серебра. Недаром финикийское haras, произошедшее от месопотамского (h)urudu (медь), стало обозначать еще и золото! От urudu образовались латинские raudus и rudus (медь), славянские руда и орудие, а цвет меди дал начало целому гнезду слов со значением «красный» (древнерусское «рудый»). Три предмета, сброшенные с неба, символизировали власть над миром, как символизировали ее корона, скипетр и держава в гораздо более поздние времена, хотя ими владел еще Аита в эпоху, когда боги подземного царства стояли во главе пантеонов.
Когда Рудра в приступе ярости оторвал руки солнечному богу Савитару, божественный мастер и брат Савитара Тваштар приделал ему золотые протезы -то, что мы называем солнечными лучами. В Ирландии солнце не такое яркое, как в Индостане, и Диан Кехт вместе с Кредне изготовили для Нуаду руку не из золота, а из серебра, благо запасы его на западе Европы казались неисчерпаемыми. Безотказный меч Нуаду (а позднее и короля Артура, и Роланда, и персонажей многих саг, сказок и былин) своим сверканием напоминает громовое оружие Индры — ваджру, тоже выкованную Тваштаром (как киклопы выковали молнии для Зевса) и подаренную Индре, отцу Тваштара, божественным мудрецом Кавьей Ушанасом (как туаты подарили Лугу копье Ассал). Чаша для питья божественного напитка сомы, изготовленная Тваштаром (ее можно увидеть на ночном небе, это — луна), навевает ассоциации с котлом Дагды и чашей скифских царей, а прозвище Луга — Самилданах — это калька прозвища Тваштара: Вишвакарман. «Мастром всех ремесел» можно с полным правом назвать и египетского Птаха, и шумерского Энки: у этих народов не было специальных богов — кузнецов. К их числу, без сомнения, принадлежал поначалу и Дедал, тоже умевший делать все, причем его статуи, по отзывам греков, были «как живые». Как живые двигались и протезы Савитара и Нуаду. Позднее, когда стали формироваться божественные триады, Вишвакарман превратился в самостоятельного персонажа — «небесного архитектора». У ирландцев такую триаду составляли
Именно в это время чрезвычайно важным качеством дополняется мудрость черных эльфов: они становятся великими мастерами ковки металлов. А покровителем — «князем» эльфов — кузнецов стал кузнец Вёлунд, выковавший меч Нэглинг для Беовульфа. Такие эльфы — колтки поляков и руссов — довольно скоро сделались сущим бедствием для людей новой профессии — рудокопов, поскольку не этличали тьмы, царящей на Земле после захода солнца, от темени шахты, а блеска солнечных лучей — от сверкания своих сокровищ в отблесках горна. Но если связать их заклятием, они могут обучить волшебному ремеслу ковки и людей под таинственным покровом ночи, ибо первый же луч солнца обращает их в камень.
Начало ремесел дало мощный стимул поискам прекрасного и возродило культ тотемов — божественных животных первопредков. К этому времени был уже одомашнен бык (сброшенное с неба золотое ярмо пришлось как нельзя кстати). Потомок Ману, царь Пуранджая, оседлав Индру, принявшего облик этого животного, одержал блестящую победу над полчищами асуров и возродил на Земле власть богов.
А верным другом и защитником человека стал прирученный наконец-то волк. Иногда считают, что это эпохальное событие произошло в 10-м или даже 13-м тысячелетии до н. э. Но такая оценка кажется чрезмерно оптимистичной, хотя отдельные случаи, конечно, бывали, как и сегодня, когда можно прочитать в газетах о тигренке, живущем в прихожей, или о крокодиле, обосновавшемся в ванной. Однако никому сейчас не приходит в голову делать из этого далеко идущие обобщения. Твердо можно сказать одно: волк стал собакой тогда, когда в ней появилась настоятельная необходимость. А появилась она не тогда, когда охотники крались по следу зверя (еще североамериканские индейцы превосходно обходились при этом собственными силами), а тогда, когда охота стала массовой, загонной. Самой ранней более или менее обоснованной датой приручения рогатого скота, например, можно считать середину 8-го тысячелетия до н. э. Именно этим временем датируются его изображения на скалах Восточной Сахары (начало энеолитической эпохи Негада, растянувшейся на две с половиной тысячи лет). Попавшее в загон «живое мясо» нужно было кормить, а самый простой способ — предоставить в его распоряжение сочную лужайку. Но пасущихся быков, овец или коз надо еще и охранять. Вот тут-то люди и стали устраивать охоту на волков, отлавливать их и приручать.
Это событие отложилось в памяти разных народов неоднозначно. Иранцы, считавшие волков сынами Ахримана, решили их истребить и поручили это Гераклу своих сказаний — Исфандиару. Он успешно справился с задачей, но где-то в далекой дали осталась еще страна волкоголовых — Гургсар, завоевание ее — дело будущих героев. Быть может, Гургсар — это Скифия. Геродот упоминает скифское племя невров, считавших волка своим тотемом; раз в году каждый невр напяливает на себя волчью шкуру и «на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик». Мотив ликантропии — перевоплощения людей в животных — приходит во многие мифы. Этрусский Аита, возможно, как и греческий Аид, изображался с волчьим скальпом на голове. Женщины — оборотни («вервольф») кочуют по страницам германских, скандинавских, ирландских легенд. Змеи — оборотни — паннаги — приходят в великие сказания Индии. Эддический Мировой Волк, огнедышащий Фенрир («с разверстой пастью: верхняя челюсть до неба, нижняя — до земли») проглатывает луну и причиняет массу бедствий богам, не пощадив и самого Одина, хотя в палатах верховного бога уже живут два прирученных волка — Гери (Жадный) и Фреки (Прожорливый), которым он, точно средневековый феодал, бросает куски со своего стола.
В Северном Читрале облик огнедышащих псов принимают злые демоны — великаны — довы (от санскритского dava — огонь). По страницам ирландских сказаний бродят «ядовитые псы», и думается: а не те ли это «ядовитые животные», что прибыли на помощь немедянам и обычно принимались за змей? Это тем более вероятно, что известны достоверные случаи, относящиеся к VII–VIII векам, когда собак специально натаскивали на человека и выпускали на поле битвы. Бог Тюр насмерть поражает Мирового Пса — Гарма, сорвавшегося с привязи в пещере Гнипахеллир, и сам гибнет в этой схватке. Вероятнее всего, что эта пещера — вход в Царство мертвых, а Гарм — его страж, как собака Индры — Сарама (Быстрая), мать четырехглазых адских псов Удумбалы и Шарбары, тоже охранявшая вместе со своими отпрысками вход в Мир предков. (От Шарбары, по-видимому, произошел греческий трехглавый Кербер.)
Геракл тоже сражается с Кербером, но уже не гибнет в схватке, а побеждает. Этот миф более позднего происхождения, когда волки остались волками, а собаки стали собаками, и ни те ни другие уже не могли изменить свою природу. Само слово «собака» принадлежит ариям, оно звучало у них spako. Так звали, например, священное животное Агура — Мазды. В то же время, очевидно, рождается в Египте собакоголовый бог — лекарь Инпу и возникают греческие легенды о псоглавцах, пришедших на смену волкоголовым. какой-то из тюркских народов, скорее всего хазары, поселили собакоголовых на берегах великой реки Европы. Эти полулюди передали ей свое название (ит — собака, иль — народ, племя). У самих же хазар слово «итиль» стало обозначать — вода, река. Чуваши и сегодня иногда называют Волгу этим старинным именем. А в Скандинавии сочиняется сага о Волсунгах, давших начало великому роду, ибо «были Волсунги великими богатырями и были превыше едва ли не всех людей и в мудрости, и в ловкости, и во всяческой доблести, как о том говорится в преданиях».