Третий путь ...к рабству
Шрифт:
«Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения»(Лев Толстой. «Хаджи-Мурат», 17 глава).
«О ненависти к русским никто и не говорил»— в этой короткой фразе
«Плача на кладбище нет. Стоит какая-то гнетущая тишина».Мы снова не слышим этой тишины. Мы никогда не покорим народ, чьи женщины не плачут на таких кладбищах. Даже если мы убедили себя, что это очень плохой народ. Мы сможем только убить всех «лиц мужского пола чеченской национальности старше 10 лет».
Нам говорят, что дело вовсе не в Чечне, а в том, что благодаря чеченской операции, Россия встает с колен, изживает веймарский синдром, возрождает свое величие и ставит, наконец, перед собой новые гордые и дерзкие цели — догнать через 15 лет Португалию.
Мы всегда строили все свои Города Солнца — и Петербург, и Беломорканал — на месиве человеческих тел. Своих. И после каждого такого «модернизационного проекта» Россия все глубже погружалась в трясину Истории.
На этот раз мы решили заложить наш лучезарный либеральный Лиссабон на более прочном основании. На месиве из чужих тел в подвалах Комсомольского, Грозного и десятков других чеченских городов и сел. Видимо, в этом и заключается концепция «просвещенного патриотизма», о которой так любят сейчас рассуждать яйцеголовые холопы власти.
Португалия может спать спокойно. Так не встают с колен. Так теряют способность к прямохождению. На этот раз навсегда.
Первый день второго президента
4 мая 2000 года
Вы раскрываете газету, уважаемый читатель, в утро торжества молодой российской демократии. Окончательно завершился процесс перехода власти от первого демократически избранного президента России ко второму демократически избранному президенту.
Правда для того, чтобы избрать именно этого второго президента, окружению дряхлеющего первого президента пришлось развязать войну, унесшую жизни тысяч русских солдат и десятков тысяч мирных жителей и превратившую Чеченскую Республику в выжженную пустыню. Цена демократии оказалась очень высокой. И выплачена ли она до конца?
Достаточно популярна теория о том, что, эффективно использовав войну как инструмент своей избирательной кампании, Путин, став президентом, сможет, как трезвый прагматик, обратиться теперь к политическому решению, начав переговоры с противостоящей нам стороной. Действительно, конфликт вступил в абсолютно бесперспективную стадию партизанской войны, которая будет длиться годами, не принося власти никаких дивидендов и истощая человеческие, экономические и нравственные ресурсы общества. Чеченцы ненавидели, ненавидят и, тем более, будут ненавидеть нас всегда, и рано или поздно с ними придется вступить в переговоры. Лучше раньше, чем позже, если мы, конечно, не собираемся убить их всех.
Но, к сожалению, В. Путин вовсе не тот абсолютно циничный и прагматичный политик, холодный и расчетливый оператор спецслужб, каким его часто изображают. В том, что касается Чечни, В. Путин — человек страстей. Посмотрите, как он преображается, как загораются его глаза, играют желваки, выламывается сквозь дипломатический этикет эмоционально заряженная блатная феня, когда, оторвавшись от скучных
Прав был, даже не подозревая насколько, кто-то из путинских холуев, воскликнувший подобострастно: «Путин — это Россия! Путин — это мы!». Отношение российского общества к чеченской войне крайне иррационально. Война как телевизионный продукт потому и оказалась таким выигрышным пиарным ходом, что затронула болезненно чувствительные глубинные пласты российского коллективного подсознания.
Убивая чеченцев, мы мстим им, а прежде всего самим себе, за проигранное XX столетие, которое обещало стать веком России, за потерю разбежавшихся от нас при первой возможности колоний и сателлитов, за рухнувшую сверхдержаву и за построенный нами на ее обломках бандитский капитализм, в реалиях которого одинаково неуютно чувствуют себя и олигархи, и бывшие диссиденты, и бывшие следователи КГБ.
Да, конечно, в Чечне происходили страшные вещи — взятие заложников, работорговля, нападение на Дагестан. Но разве это не наш Березовский суетливо семенил по трапам самолетов с кейсами с миллионами долларов, но разве не было случаев, когда наши офицеры и старослужащие продавали своих солдат в рабство, и разве это не наш Третьяков восхищался в своей газете «блестящей операцией наших спецслужб, заманивших Басаева и Хаттаба в Дагестан», и разве это не наш Патрушев проводил учения в Рязани.
Чечня — это наш коллективный невроз, наш коллективный диагноз. Наш «безумный» полковник, задушивший 18-летнюю «снайпершу» — это психоаналитический символ чеченской войны.
Чечня — это наша последняя катастрофа XX века, к которой мы идем, крепко взявшись за руки, подбадривая себя громкими криками о том, что мы никому не позволим остановить себя.
Владимир Владимирович — просто один из нас.
Трупный запах становится все сильней
10 июля 2000 года
Получившие от своего Верховного Главнокомандующего публичную порку за недостаточную эффективность своих действий, российские генералы, кажется, в душе не были согласны со столь резкой и нелицеприятной оценкой полковника ФСБ В. Путина.
Во всяком случае, публичные комментарии по телевидению на следующий день командующего объединенной группировкой российских войск генерал-полковника Г. Трошева выглядели своего рода скрытой полемикой с Главнокомандующим. Он докладывал о постоянных артиллерийских и авиационных обстрелах горных районов Чечни, где, предположительно, скрываются остатки рассеянных банд боевиков. В качестве доказательства эффективности избранной им стратегии он сослался на свидетельства местных жителей: «Трупный запах становится все сильней».
Вспоминается сразу известная присказка об одном генерале: он был настолько глуп, что это заметили даже другие генералы.
Но в данном случае гораздо важнее другое — простодушный и словоохотливый генерал очень точно и емко выразил трагическую сущность военной, политической и нравственной ситуации в Чечне и в России.
Вот и высоколобый военный аналитик газеты для интеллектуалов недоумевает: «Складывается впечатление, что силовые структуры не заинтересованы предпринять какие-либо активные действия, чтобы кардинально изменить оперативную обстановку в Чечне. Давно пройдены все контрольные сроки завершения военных действий в Чечне, истреблены десятки тысяч террористов, но гром оглушительных взрывов продолжает время от времени сотрясать политическую ситуацию в Чечне».