Третий Рим
Шрифт:
Переглянувшись с Адашевым, Иван не удержался, чтобы не сделать знака, мол: «Пусть слушают! Кошку-то бьют, а невестку приучивают: чище бы дело делала!»
Адашев, уловив мысль царя, ответил едва заметной мимолетной усмешкой.
А Клобуков читал:
– «Благословение преосвященного Макария, митрополита всея Руси, в новый Свияжский град. Духом Святым осененного, смиренного господина и сына нашего, благочестивого и христолюбивого царя и великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси – князьям его, и боярам, и воеводам, и детям боярским, и всем воинским людям, и всему христоименитому народу!..
И подвигом крепким и упованием неуклонным ко Всемогущему
Иван рассеянно слушает. Он заранее знает, что дальше. И, глядя в окно, которое юноша даже распахнул, так как в горнице стало слишком душно, он всею молодой, широкой грудью вдыхает весенний свежий воздух, думает о предстоящем походе… Все так хорошо уладили и расписали ему его теперешние советники. Вон какие строптивые, седые бороды сидят в думе, а не нашли, что возразить! И война кажется ему такой блестящей, легкой, заманчивой… Вот как он читал про походы Александра в Азию…
Правда, два похода под Казань неудачны были. Да сами виноваты. Уходить восвояси приходилось, врага не повидав! А и то агаряне сколько струсили!
Так ныне не то еще их ждет!.. Поражение грозит окончательное… Клобуков между тем продолжает читать, как бы отвечая на думы царя:
– «И дарова Господь Бог благочестивому царю нашему и всему его христолюбивому воинству светлую, без крови победу на вся сопротивныя: Казанское царство покорися и на всю волю вдася государю благочестивому царю нашему…»
«Да, в руках было, да сплыло! – думает царь. – Не умели добычу удержать бояре старые, жадные, перекорливые!.. Теперь сам промыслю о Казани. Не верну, коли в руки ее не схвачу!..»
– «И казанский царь и царица в руце его предавшись, – продолжает звучать голос дьяка, будя жгучие, дразнящие душу Ивана воспоминания, – и крепкая их опора, крымские князи и уланы (улусники) и мурзы пленены быша. И благочестивый государь завоеванный град Казань и со всеми улусы вручил своему царю Шах-Али. А горная Черемиса вся покоришася и приложися ко новому Свияжскому городу. И тьмочисленное множество христиан, мужей и жен, юнош и девиц, и младенцев из поганых рук, из плену возвращахуся восвояси. Крымский же царь, и ногайские князи, и многие орды, и литовские короли, и немецкие с мировыми грамотами и с честными дарами свои посланники к нашему государю присылаху!.. И вси концы земли устрашалися. И от многих стран цари и царевичи, и казанские князи и мурзы, и сеиты, и уланы, и вси чиновные люди, сами, своею волею, служить к нашему благочестивому царю придоша!..»
Читает дьяк этот урок родной, современной им истории сидящим здесь бородатым и седым ученикам, умеющим только глядеть – и не видеть, слышать – и не разуметь! А юный кормчий огромного, но неулаженного корабля не слушает речей митрополита, передаваемых бесстрастным голосом дьяка. Иван весь в будущем… Недаром предсказание было, что Москва третьим Римом станет… вечным, нетленным Римом, где установится навеки престол Божий, алтарь веры христианской… Вот он, Иван, разгромит Казань. А там – Астрахань и Крым на череду. А там и Царьград недалече. Вешали же предки Ивана свой щит на вратах этого города. Византия не слабей тогда была, чем турки ныне, а у Ивана воинов поболе, чем у Святослава. Кто знает? Вон друзья его – Макарий, Сильвестр и Адашев Алеша – говорят: «Живи хорошо, слушай нас, великим царем будешь!..»
Хоть и не любит он подчиняться, но ради будущего величия отчего не потерпеть,
Он все испытает, всему сам научится, славы царской и ратной добудет, и тогда…
О, тогда и сам митрополит его должен будет послушать!..
А Клобуков, кончив перечислять светлые картины, дарованные Богом, пока войско было чисто и набожно, перешел к иным картинам, к тому, что сейчас в войсках на Свияге творится.
«О, чада! – взывал пастырь. – Откуда посрамися мудрования разума вашего? Забыли вы подвиги бранные ради страстей земных! Оле, произволение злое! Сотворил ны Бог по образу своему и подобию. Но, помрачившись, по плоти ходите, а не по духу! Закону Божию не повинуетесь. Женам угодие творяще, бритву накладующе на брады свои! Забыли страх Божий и совесть свою попрали, иже православным не подобает того творити, понеже сие – дело латинские ереси и чуждо христианского обычая. Блудолюбие то есть и поругание образу Божию. И сице безумием своим и законы преступая, бессрамно и бесстыдно блуд содевающе с малыми юношами, содомское, злое, скаредное и богомерзкое дело…»
Слушают и краснеют многие из сидящих. Не столько от негодования, сколько чувствуя, что удар и в них попал по дороге.
«Наипаче ж не промолчу безумия их! – все усиливает обвинения свои пастырь. – Еже не престают Бога оскорблять, оскорбляя и растлевая своих же собратьев, пленников, из рук агарян освобожденных, не щадя ни отроков, и благообразных жен, ни добрых девиц!..
Аще ли кто из вас забыл страх Божий и заповедь царскую и не учнут каятись, отныне и впредь учнут бороды брити или обсекати, или усы подстригати, или скверные в содомские грехи со отроки падати или учнут с женами и девицами в прелюбодейство и в блуд впадати, и потом обличены будут, тем всем быти от благочестивого государя в великой опале, а от нашего смирения и ото всех священных соборов – отлучены быти. И сего ради писах, ища пользы вашим единородным бессмертным душам по Господней заповеди!.. И вы бы, все благочестивое воинство царя Ивана Боголюбивого отныне и впредь потщалися вся сия исполнити, елика ваша сила-возможность».
Затем в более мягком, примирительном тоне кончал свои обличения пастырь…
Вот и «Аминь»… И дочитывает говорком дьяк:
«Дано на Москве, лето 7060… месяц… число»…
А царь Иван перенесся думой к тем дням и годам, когда он сам грешил, как все эти ратники там, на Свияге! Но он одумался, исправился… Он!.. Царь!.. А им, рабам, и сходить не след с пути истинного! Темные души ихние и при полном благочестии едва ли спасены будут… Но он их охранит… Не одними посланиями, нет, а мерами более крутыми…
– Слышали, бояре, слова владыки нашего, отца Макария? А я еще говорю: грозна будет опала моя на ослушников, на содомлян и блудников окаянных! Слушай, князь! – обратился царь к Горбатому: – И ты, Петр Иваныч! Прибудете на Свиягу – зорко блюдите! Не станут пастырского слова слушать, – смерд ли, боярин ли, – в тот же миг, без долгих речей – на виселицу… Для острастки… Двух-трех покараем – тысячи спасем! – добавил Иван, заметя, как словно облако нашло на всех после его резкого слова, после приказа вешать всех!..
– Исполню, государь! – отозвался Горбатый.
– Все будет по-твоему! – поддержал Шуйский.
– Ну а сверх того – мы здесь, как со владыкой советовано, образа подымем, мощи святителей… В соборной церкви Успенья Пресвятой Богоматери, Заступницы нашей молебны отслужим с водосвятием… И ту воду, вместе с посланием преосвященного, протопоп Тимофей архангельский к войскам повезет. Милость Божия отвратит мор и беду!
– Весна близко… Кормы переменятся – тоже на пользу станет! – проговорил князь Ростовский.