Третий шеар Итериана
Шрифт:
А вслед за знанием придет осознание.
— Он был здесь лишь один раз, — сказала альва, почувствовав, что девушка уже в состоянии понять ее. — Мы храним свою память так же, как и вы: в книгах, в записях. Подобные свидетельства очевидцев нужны, как подтверждение. В твоем мире люди уже начали использовать в этих же целях киносъемку… Но память шеаров содержит слишком много информации…
— Шеар, — прошептала Софи.
Новое слово. Чуждое. Горькое.
— Шеар, — повторила Лили. — Господин для стихийников и слуга для стихий.
Девушка медленно отстранилась от нее. Села прямо, обратив взор к белому шару. Вздрогнула,
— Девять лет, — проговорила она тихо. — И каждый день — так?
— Нет. Только первые годы. Потом… было другое.
— Что? — Софи обернулась к альве, потом — на шар. — Там есть еще?
— Да, — дочь земли не видела смысла лгать. — Кто-то из отряда приходил сюда время от времени, чтобы оставить отчет.
— Мне можно будет… опять?
Боялась. Новых видений. Новых знаний. Новой боли.
Боялась, но и не думала о том, чтобы повернуть назад.
— Можно, — решила Лили.
У первого шеара немало дел в Итериане и за его пределами.
У его жены — всего одно. Ждать.
Час. День. Иногда месяцы.
Чтобы встретить на пороге спальни, обнять, на миг прильнув к груди, провести ладонью по лицу, стирая усталость…
Но сегодня нежного прикосновения огня было мало, чтобы согнать тень с чела правителя.
— Тебя что-то беспокоит? — первым спросил Холгер, пока Арсэлис размышляла, как лучше начать разговор.
— Эллилиатарренсаи здесь.
Флейме не нравились длинные и труднопроизносимые имена детей земли. Но так — хоть какая-то официальность. Отстраненность.
— Она в башне памяти. С ней человек.
Женщина, но шеари не сочла это существенным уточнением.
Как оказалось, напрасно.
— Это — невеста Этьена, — пояснил Холгер.
— Кто?
— Девушка с Лили — избранница моего старшего сына, — четко выговаривая каждое слово, повторил шеар.
Арсэлис не предполагала подобного поворота и не знала, стоит ли продолжать. Холгер обычно неохотно говорил обо всем, что так или иначе связано с Этьеном.
Ее сомнения не укрылись от мужа.
— Иди сюда, — поманил он рукой.
Повинуясь мысленному приказу шеара, мягкое покрывало сползло с кровати на пол под высоким окном. Пламя в светильниках дрогнуло и погасло, но сияние звезд и поднявшейся над дворцом луны не оставило шанса темноте.
Правитель, устроившись на импровизированном ложе, привлек к себе жену. Обнял. Зарылся носом в пышное облако волос… Если бы хотел избежать объяснений, ему это удалось бы…
Но не хотел.
— Этьен собирается жениться на этой девушке и остаться в ее мире.
— Это плохо?
Арсэлис не имела ничего против людей, хоть и не желала бы, чтобы ее собственный сын искал спутницу жизни в их племени, но в данном случае скоропалительность принимаемых Этьеном решений говорила о том, что делает он это, скорее всего, назло отцу. Похоже на него. Напомнить, что никогда не стремился в Дивный мир, куда его приволокли буквально силой. Подчеркнуть лишний раз, что считает себя человеком, а не шеаром. Доказать, что волен выбрать жену без оглядки на ее происхождение, и законы, некогда не позволившие Холгеру связать судьбу с его матерью, над ним самим не имеют власти…
— Нет, — подумав, ответил шеар. — Уверен, он осознает, с какими трудностями столкнется. Но с этой девушкой он встретился
Это многое меняло.
И пасынок, и незнакомка в башне предстали перед Арсэлис в ином свете.
У нее не было возможности близко сойтись с сыном мужа от другой женщины, и, говоря откровенно, она не думала, что ей это нужно. Иногда одна мысль о его существовании вызывала у шеари раздражение, как напоминание о том, что она никогда не была и не будет единственной в жизни мужа. Но нечастых встреч и чужих рассказов хватило, чтобы составить мнение о третьем шеаре Итериана. Она опасалась его из-за постоянных размолвок между ним и Холгером: Этьен часто бывал резок, и при той силе, которой он обладал, ссоры могли обернуться бедой. Но она и сочувствовала ему. Он был для нее ребенком. Замкнутым, обиженным на всех мальчишкой. Многие набивались ему в друзья. Женщины не обходили вниманием… Нет, она не знала наверняка, но могла предположить: шеар — лакомая приманка, уж ей-то известно… Но ни в одной из бесчисленных историй, связанных с его именем, не нашлось места для прекрасной спутницы. Теперь можно предположить, что сердце его все эти годы было прочно занято, но тогда она и не подумала бы о таком: при всех достоинствах, которыми Этьен, несомненно, обладал, не производил он впечатления мужчины, способного на столь сильную привязанность. А что до девушки, то от человека подобная верность — еще большая неожиданность. Почти чудо. Ведь людская память, как и жизнь, коротка.
И все же — человек и шеар. Двое из разных миров. Слишком разных, чтобы эта история стала красивой сказкой о вечной любви.
Но Этьен, со слов его отца, все понимает.
А вечной любви не существует. Ни в одном мире. Увы…
— Если все так, то… — Арсэлис запнулась, подбирая слова. — …что не так?
— Она не знает, кто он.
Не знала — догадалась шеари.
Альва. Башня памяти. Настороженность в глазах Йонелы. Показное спокойствие Холгера.
— Этьен нестабилен, — медленно начал он, отвечая на незаданный вопрос. — Думает, что нашел свой мир и свою женщину, но не уверен, что сможет сохранить ее, если правда откроется. Сомнения и неопределенность не лучшим образом сказываются на его состоянии.
Можно было подумать, что правитель тревожится о сыне. Но Арсэлис помнила: шеар — в первую очередь шеар. И только потом — отец или муж. Смутная опасность, исходившая от Этьена, — более существенный повод для волнений, нежели его личное счастье.
Однако откровенная провокация — не самый удачный способ нейтрализовать эту опасность.
— Лили считает, так будет правильно, — добавил Холгер после заминки.
Арсэлис непроизвольно вздрогнула. Вдохнула глубоко, и воздух притушил вспыхнувшее в груди пламя.
— А ты? — спросила шеари мужа. — Тоже так думаешь?
— Это приемлемый вариант, — произнес он размеренно. — Но если бы она прежде спросила меня, я, возможно, не советовал бы…
Сдержаться во второй раз оказалось труднее.
Выходит, все происходящее затеяно не по приказу и даже не с согласия правителя, а вообще без его ведома?
Что позволяет себе эта альва? Пусть она тысячу раз права, но кто позволил ей вмешиваться в жизнь их семьи? Ее, Арсэлис, семьи, частью которой, хотела она того или нет, был и Этьен, и незнакомая флейме девушка?