Третья истина
Шрифт:
Как спросить, он по делам был в Ростове и увидел афишу с поэтичной сказкой, которая входит в программу изучения русского языка в его представлении, или… может быть… приехал, чтобы пойти с ней?
– Значит, мы пошли в театр? – спросила она вместо этого.
– Поняла, умная девочка.
– А вдруг меня не пустят? – раньше Лулу никогда не интересовалась, можно ли гимназисткам в театр – это ей было ни к чему. Театр – не цирк и не зоосад. Туда запросто, без взрослых, не пойдешь.
– Из-за формы? Опасаешься? Ну, отменим, провожу домой.
–
Виконт посмотрел на нее, пожал плечами и сказал:
– Многовато местоимений.
Лулу поежилась, но предвкушение чего-то таинственного, необычного, дополненное сознанием, что он, несмотря на прохладный тон, вряд ли выскочит из пролетки, помогли ей задать вопрос:
– А там поют, танцуют?
– Нет, мы идем на драматическое представление. Поют – в опере, танцуют – в балете. Впрочем, в «Снегурочке» могут быть и хороводы, и песни, слава Яриле и прочее! Потерпи!
– А у нас, в гимназии делали спектакль про ребенка без родителей – сиротка это называется. Я была мачеха.
– Значит, имеешь представление.
– А сиротка была Агаджанова – она такая толстая и румяная. Когда она вышла и спела, что умирает от голода на морозе, все так похохотали увесисто, – вспомнила Лулу Тонино словечко. Виконт только брови приподнял.
– А еще она на голову выше меня, а я – ее злая мачеха, обижаю сиротку, представляете?
– Что же не наоборот? Любишь характерные роли?
– Просто так выбрали! А я, между прочим, побила эту Агажданову и в жизни настоящей, недавно совсем. На тех днях!
– Побила эту румяную великаншу? Хм… И стоило?
– Очень стоило. На всей земле она самая противная. Я бы и еще ей дала, но с ними надо словами.
– Конечно, вы же девочки! – Лулу с огорчением уловила нотки равнодушия. Вообще, он говорил, как бы, не вдумываясь, и не глядя на собеседницу.
Они приехали. Лулу сказала:
– Удивительно. Я столько живу в Ростове, но не представляла, что где-то здесь есть театр. Смешно?
– Смешно. Кстати, я тоже тут не бывал.
– Вы тоже первый раз в театре?
– Ты шутишь? Я сказал, что не был в Ростовском театре. Посмотрим, многого ли я лишал себя. Впрочем, это, кажется, гастролеры.
Из магазина, на вывеске которого красовались замысловатые головные уборы, вышли две богато одетые дамы, одна из них – под руку с солидным господином.
Вторая, та, на которую посмотрела Лулу, вдруг удивленно и оттого громче, чем, очевидно, хотела, сказала своим спутникам:
– Это же Поль Шаховской! Он что, в Ростове? И что это за ребенок с ним?
Она чуть приостановилась, другая, потянув спутника за локоть, тоже замедлила шаг, и обе поздоровались с Виконтом, похоже, собираясь начать с ним разговор. Но он, ответив легким кивком, прошел мимо.
– Это кто? Такие нарядные?
– Кто? – задумался на ходу Виконт, – затрудняюсь тебе ответить.
Дальше спрашивать не было времени. Они едва успели снять верхнее, причем Лулу стянула понезаметнее фартук и подсунула его под стойку гардероба, пока Виконт отдавал одежду и брал номерок. Проходя мимо большого зеркала, Лулу посмотрела, как они выглядят. Какой же он большой там, в зеркале! Лулу ему чуть-чуть выше локтя. Оба они одеты не особенно нарядно. На нем тот самый «серый походный». Значит, все-таки, по делам здесь… Добрый друг, воротник рубашки апаш, поражает белизной… И как же красиво все это смотрится, он лучше всех здесь, подтянутый и спокойный. Лулу преисполнилась гордости, но мысли ее бежали вперед. Впервые в театре! Она была полна предчувствий.
Свет погас, едва они успели усесться на свои места, занавес потянуло вверх, и Лулу растворилась в сказочном зачарованном лесу, где красавица Весна с великолепными синими ресницами говорила с Дедом Морозом о дочке. Лулу ни на минуту не отрывалась от сцены. Как хорошо! Хотя все время немножко хочется плакать. Жалко бедных Бобыля с Бобылихой, жаль Купаву, ее обманул Мизгирь, и самого Мизгиря тоже жаль – ведь снежная девочка не хочет его любить… А уж саму Снегурочку жалко-прежалко. У нее холод в сердце, она не может полюбить никого.
Как Лулу удерживалась на самом краешке стула, да еще вся устремленная вперед, непонятно. Она раскраснелась и, кажется, вообще перестала моргать. Купава побежала топиться, а Лулу вцепилась в ручки кресла.
Свет зажегся, зрители стали расходиться. КАК??? Неужели все? Не может быть! Они же пошли к царю. Это должны показать. Она повернулась к своему спутнику за разъяснениями и только сейчас подумала, что он и не пытался ее как-то успокоить, что-то шепнуть, объяснить или хотя бы посадить нормально. Он даже не смотрел в ее сторону, а бесстрастно разглядывал зал, в настоящий момент – потолок.
– Это что, перерыв? – осторожно начала Лулу.
– Да, антракт.
– Как переменка в гимназии?
– Угу, – продолжая свой осмотр, согласился Виконт. – Ну, это все эклектика!
– Где? Кто? Это она виновата? Я такой не заметила!
– Нет, мы определенно отвыкли друг от друга, – покрутил он головой. – Эклектика к страданиям Купавы отношения не имеет. Это я так, себе.
– Значит, кончится все хорошо? Раз не имеет?
– М-м-м, нет. Для Снегурочки нехорошо.
– Как ужасно! А что же такое будет? Умрет?
– Здесь дело не в судьбе ее даже. Видишь ли, она неестественна среди людей, – он помолчал. – Ты как-то слишком прямолинейно воспринимаешь сказку, я бы сказал, событийно. Ты же большая уже, пора понимать – здесь символика, поэзия.
– Снегурочка, что же, никого так и не полюбит?
– Смотри сама. Только особенно безоблачного конца не жди. – Виконт вздохнул и с удвоенным вниманием стал рассматривать стены и потолок.
– Я первую часть так смотрела! Ничего и никого вокруг не видела…