Шрифт:
ISBN 978-5-0055-2662-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Двадцатый век свой завершил забег, оставив на планете след кровавый. Ему на смену двадцать первый век пришел, ломая правила и нравы. Как спринтер, ускоряя свой разгон, наш век, не зная сам, к чему стремиться, несется над землей как Фаэтон, как жадная голодная волчица. В зените жизни силимся понять к чему пришли, и что нам дальше светит. Зачем нас родила когда-то мать? Какой мы след оставим на планете. Обычно эти мысли
Наверное, ошибся эрой я. В галантном веке должен был родиться. Когда за честь, живот свой не щадя, готов рапиру обнажать был рыцарь. Произнося святые имена, он шпагу в ход пускал за честь фемины. Но рыцарские эти времена закончились под грохот гильотины. Мне идеалы тех времён близки, а нынешние несколько туманны. Я рос, своей эпохе вопреки, воспитанный на мифах и романах. Ещё мальчишкой зачитал до дыр про подвиги Геракла и Персея, а отроком мечтал под звуки лир держать в своих объятьях Галатею.
Я дерево не вырастил пока. Не удалось еще родить мне сына. Не выстроила твердая рука не то, что дом – хотя бы мезонина. Какой я по себе оставлю след? Кто вспомнит обо мне под облаками? Падет на землю вялый пустоцвет, смешавшись с перегноем под ногами.
Десятка два бездарных эпиграмм, чуток стихов – ни радостных, ни грустных и несколько компьютерных программ, написанных, чтоб кушать хлеб насущный. Да вот и все, что мне принес Пегас. Гордиться этим как-то не пристало. Карабкаясь сквозь время на Парнас, бумаги я извел пером не мало. Пожалуй, пара этих жалких слов – стихов из коленкоровой тетради не стоят сотен кедров и дубов, что лесоруб спилил бумаги ради.
Мне скоро тридцать, я ищу резон – в своих словах, поступках и сужденьях. С чем я пойду за этот Рубикон? Узнаю ль я сердечное волненье? Сумеет ли душа затрепетать и, превратившись в песню трубадура, пропеть её, не в силах устоять под градом стрел проказника Амура.
Сознание повисло как топор в тяжёлых думах, грустных размышленьях. Вдруг ожил удивлённый монитор, мелькая электронным сообщеньем. Кому охота поздно так писать? Уже Луна стремится к небосклону. Я никогда не смог бы угадать, что это пишет девушка Иллона. От Бога мог бы ждать письмо скорей. Наверно года два сидим мы рядом, но никогда не говорили с ней и никогда не обменялись взглядом. Что знаю я о ней наверняка? Задумался невольно над вопросом. Как горизонт в тумане далека. Бесцветна, словно воздух, безголоса.
Девчонки любят бёдрами вилять, чтоб парни их глазами раздевали, а ей на это кажется плевать. Работает, не ведая печали. Сидит пред монитором целый день. Устали мышка и клавиатура. Скользят по ним, не знающие лень, девичьи ноготки без маникюра.
Она в меня быть может влюблена. Уловка мне не хитрая знакома, но слёзно обращается она, чтоб я помог ей сеть настроить дома.
Что ей ответить? Что спешу уйти, и в супермаркет заглянуть попутно? Но говорить, неправду нету сил. И вечер мой свободен абсолютно. К клавиатуре тянется рука. Мне как всегда не хочется лукавить. Печатаю я буквы «О» и
Смотрю: она ответ читает мой, не поднимая на экран ресницы. Но лишь едва кивает головой. Что говорить – престранная девица. Всегда молчит. С девчонками болтать о том, о сём видать не интересно. Но глупою её нельзя назвать. Просторно мыслям, а глаголам тесно. С работою справляется всегда. Начальство хвалит, а её программы, плоды оригинального труда, нехарактерны для обычной дамы.
А может быть не стоит усложнять, и к жизни нужно проще относиться? Возможно, это божья благодать, когда тебя зовёт к себе девица. Пусть внешностью она не хороша, но может за невзрачною фигурой, скрывается широкая душа и яркая чудесная натура.
Не выдаст Бог и не сожрёт свинья, коль вечер проведу я с ней на пару. И вот уже, отбросив мысли, я с Иллоною шагаю по бульвару.
Вот я в квартире, ковролином пол устелен, всё со вкусом, хоть и скромно. Я вижу засервированный стол на две персоны в комнате огромной.
Иллона говорит:
– Входи смелей. На пять минут покину, с позволенья. Воды себе или вина налей. Ведь у меня сегодня День Рожденья.
Она уходит, я стою один в дверях и от того топчусь неловко, среди диванов, кресел и картин. Я обвожу глазами обстановку.
Уставленный косметикой трельяж, в углу стоит компьютер сиротливо. Пейзаж какой-то маслом – «Тихий пляж на берегу Бискайского залива». В другом углу огромный шифоньер. Такой старинный монстр четвероногий. Размером подходящий как вольер для бегемота или носорога.
Вдруг пробегает холод по спине от странного на вид фотопортрета. В ажурной рамке вижу на стене – Иисус Христос на фоне Назарета. Я не ошибся, именно портрет. Не глянцевый плакат и не икона. Его, и у меня сомнений нет, на фотошопе сделала Иллона. Непросто чем-то удивить в наш век. В компьютерном дизайне сам я дока, но чтоб такое сделал человек?! Мне до такого мастерства далёко. Как сделать, чтоб лилось из-под ресниц бездонных глаз лучистое сиянье? Я не видал таких прекрасных лиц. Великих, как законы мирозданья.
А рядом с ним висит Исаак Ньютон, на фото непривычного мне вида. Сократ и Аристотель, и Платон, цветные фотографии Эвклида. Декарт, Эйнштейн, да Винчи, Птолемей. Портреты Архимеда, Галилея. А это кто? Наверное, Моисей. Я удивлён прекрасной галереей. Вот Диоген, ещё какой-то грек. Смотрю на эти снимки как на чудо. А это что за дивный человек? Тут я услышал голос:
– Это Будда. Он был таким, когда цвела весна.
– Я думал, ты пошла переодеться.
Но без смущенья молвила она:
– Дала тебе возможность оглядеться.
А что я ждал? Что мышка без хвоста, всё в той же серой будничной одежде как соловей зальётся на кустах и станет ярче, праздничней, чем прежде?
Я ей сказал, теряя мысли нить:
– Ты, почему мне раньше не сказала? Ведь без подарка в гости приходить на именины как-то не пристало.
– Садись за стол, налей себе вина. Ведь ты с работы, закуси немного. Нам этой ночью будет не до сна, и предстоит неблизкая дорога.
Таких намёков я не ожидал от скромницы такой и непременно скажу: я не маньяк и не нахал, но это как-то слишком современно.