Третья молодость
Шрифт:
И дёрнула же меня нелёгкая добиваться поездки без приглашения, хотя приглашение от детей у меня было. Начала я с Союза писателей.
— Никаких препятствий, — заверила меня сотрудница из комиссии по выезду за рубеж. — Напишите заявление: над какой книгой вы работаете, укажите издательство, номер договора, содержание книги, место действия, предполагаемое название…
— Да-да, — прервала я вежливо, — собираюсь писать о двух детях, заблудившихся где-то в Африке, а название «В пустыне и пуще» [12] .
12
Повесть
Дама посмотрела на меня укоризненно и посоветовала обратиться к военному представителю в Министерстве культуры. Я пошла, почему бы не пойти. Представитель, услышав мою фамилию, порылся в памяти и сказал:
— А, это вы писали заявление насчёт машины. Ну и хватит, больше не требуется…
Как бы то ни было, но поездку оформили, я пообещала не бежать из Польши, вернуться и не принимать участия во всяких враждебных нашей стране действиях. Почему-то паспорт пришлось получать в польском гастрольно-концертном агентстве, неожиданно превратившемся в филиал паспортного бюро. Вышла какая-то накладка, паспорт опоздал на месяц, хотя лежал готовый с начала октября. Мы с Ивоной вылетели второго ноября.
Ивона прилетела в Польшу получить водительские права. Получила их за месяц и так и не призналась, сколько ассигновала на взятку. Впрочем, инструктор никакой ответственности за неё не нёс, ибо в Польше она не собиралась проехать самостоятельно ни одного метра, о чем инструктор прекрасно знал. К Ивониным водительским правам я вернусь чуть погодя — они доставили нам немало хлопот.
Прилетела я в Алжир и прежде всего познакомилась с дорогой через Кемис-Мелиану. Страшное дело! Рекомендую взять в руки «Сокровища» и почитать о впечатлениях Яночки и Павлика, хотя, разумеется, эти впечатления мои собственные. Кошмар, а не дорога, хотя, может, она уже и не существует, в последний раз я видела, как её пытались спрямить. Несмотря на весь пережитый ужас, я часто её вспоминаю
«Сокровища» прошу прочитать, там все описано достоверно. Алжир у меня получился, и потому, очевидно, я эту книгу люблю. Правда, каменоломню никто не разрушал, однако такое в принципе возможно. Могу поведать о своих переживаниях по этому поводу, правда, не в Алжире, а в Варшаве.
Поскольку я не была мальчишкой и никогда не стреляла из трубочки, не взрывала бертолетову соль и прочие такие вещества, взрывной материал доставил мне массу хлопот. Бредни выдумывать не хотелось, и я потребовала разъяснений от Марека, имевшего по этой части большой опыт. Пожалуйста, он готов служить советами и всеми своими знаниями. Я приобрела составные, изготовила взрывчатую смесь и на всякий случай отправилась проводить испытания на наш участок. Лежал глубокий снег. Ко мне сбежались все окрестные кошки, я угостила их фаршем, а войти на участок не" сумела — калитку заклинило намертво. Остатки фарша я бросила как можно дальше — ох, как кошки ходят по снегу, неописуемо! Все-таки они добрались до угощения, и я могла приступать к опыту.
Фитиль получился, даже горел как надо, но догорал до взрывчатки, и привет. Фитиль гас, взрываться ничего не желало. Я растерялась, вернулась домой и приступила к новым опытам. Никакого толку. Изготовила потрясающую взрывчатую смесь и изо всех сил лупила по ней молотком на лестнице — никаких результатов.
— Чего ты напугал, к чертям собачьим? — с претензиями набросилась я на Марека. — Я же не собираюсь взрывать Белый дом! Я всего-навсего пишу книгу!
Он попытался взорвать смесь собственноручно и тоже пришёл в недоумение — просто-напросто нынешние спички никуда не годятся. Не на взрывы рассчитаны. Он принёс старые охотничьи спички. Сколько мы намучились, чтобы взорвать крышку от кофейной банки, это уму
В Алжире мой сын с ходу взмолился:
— Мать, ради Бога, поезди с Ивоной, ей ведь детей возить, надо научиться!
Я понимала его прекрасно. В качестве инструктора попробовала поездить с невесткой.
У молодых людей железная психика и стальные нервы. Ивона водила машину спокойно, без всяких выкрутасов, но обладала одним недостатком — никак не желала принимать в расчёт педаль тормоза. Невзлюбила её, и все тут. И убедить Ивону пользоваться педалью представлялось мне прямо-таки сизифовым трудом. Вспотевшая, вся на нервах, я наконец предложила:
— Знаешь, поводи машину по кругу и постарайся подъехать к дому, а я посмотрю из окна.
Дети тогда жили в Махдии, в доме у шоссе, на третьем этаже. Подъезжали к дому следующим образом: с шоссе надо резко свернуть вправо и въехать на дополнительную параллельную полосу. Элементарное дело, ничего сложного. Ивона послушалась.
Я наблюдала её манёвры из окна. Свернуть резко вправо ей удалось запросто, но отвращение к тормозной педали привело к тому, что она упёрлась носом в забор школы. Сумела затормозить, лишь ткнувшись в него, дала задний ход, въехала на школьный двор и, сделав полный круг, подвела машину к дому. Я мягко (правда, на повышенных тонах) попросила, чтобы Ивона попыталась повернуть сразу, минуя школу. Она попыталась, опять остановилась перед забором, дала задний ход и подрулила к дому. В очередной раз, проигнорировав забор, она сразу вкатила на школьный двор…
Огорчённая, я сообщила о невесткиных успехах сыну, и принялись мы обучать Ивону сообща. Возвращались из Махдии в Тиарет, Ивона вела, мы спокойно её инструктировали.
— Впереди грузовик, а навстречу едет машина, пропусти её. Не хватит места разъехаться, тормози. Грузовик впереди, тормози. Грузовик!.. Тормози!!!
Мы заорали оба в один голос. Ивона успела тормознуть.
— В машине, на которой я училась, тормоз что надо — лишь прикоснёшься, уже остановилась, — обиделась Ивона. — А тут педаль плохо работает.
В конце концов она научилась водить, хотя до того, сворачивая в юру наискосок к рынку, устроила пробку на полгорода, а в письме ко мне позже меланхолически сообщила:
«Полицейский на рынке, прежде такой вежливый, теперь, как только я подъезжаю, сплёвывает, бросает шапку оземь и уходит с перекрёстка…»
Вообще-то манера езды в Алжире имеет свою специфику, о чем осведомлены лишь те, кому довелось там побывать. При встрече с другой машиной прежде всего проверяешь — если араб за рулём смотрит на дорогу, можно ехать невзирая на правила движения, если же он глазеет по сторонам, ехать нельзя ни в коем случае. Лица, пренебрёгшие этим правилом, потом долго ремонтировали свои средства передвижения.
Дети жили сначала в Оране, потом в Тлемсене, и я в обоих местах побывала. Не понимаю Камю. Он написал, что Оран некрасивый город. И где у этого человека были глаза? Какое там некрасивый — очаровательный красочный город! Меня, по крайней мере, он очаровал. В Тлемсене Ивона прикармливала двадцать кошек. Днём они валялись по всем диванам и стульям, но усвоили твёрдо: ночь надо проводить на улице.
В Махдии я познакомилась с Саси, молодым арабом, любившим Польшу и поляков. Он подумывал даже насчёт жены польки, но мы ему втолковали, что ни одна польская девушка никогда не привыкнет готовить обед, стоя на коленях. Телевизор у арабов стоял на половине высоты стены, а огонь разжигали обязательно на уровне пола. Мамаша Саси, дама прогрессивная, обучала меня подкрашивать глаза хной — делала она это одним лёгким движением, не глядя в зеркало, а по-французски говорила лучше меня.