Третья половина жизни
Шрифт:
– Скажите, Мартыныч, вы вообще никому не доверяете? Или только мне?
– Почему, доверяю. Если вообще никому не доверять, нужно одному жить. Про вас я, Андрей Павлович, ничего такого не знаю, чтобы не доверять. Но и ничего такого, чтобы доверять, тоже. Да и сами-то вы – не захотели же сказать, чего вы тут ищите и зачем вам знать, что за человек Шубин.
– Не захотел? Нет. Всё – догадки, и только. Когда здесь работы прекратили – летом, зимой?
– В конце ноября. Как на Талнахе разбурились, увидали, что руды много,
– Холодно было?
– Не так холодно, как мело. И сильно, хорошо помню. На двор, бывало, надо – прямо беда. Зима в тот год выдающаяся была, циклон за циклоном. Когда решение о консервации Имангды вышло, нас всех за полдня вертолётами в город перебросили, синоптики всего на неполные сутки окно дали. А бурстанки уже потом, по весне, тракторами утаскивали.
– Кто руководил вывозкой – Шубин?
– Нет, он к весне уже начальником экспедиции стал. Прежнее начальство-то поразъехалось. Кого на повышение взяли, кто премию за Талнах получил, на материк подался. В Тюмень, на нефть, много наших уехало. Вот Шубина и поставили, человек опытный. И вроде как бы для утешения: работал, работал, а вот поди ж ты, не повезло.
– Значит, с тех пор он здесь не был?
– С тех пор здесь никто не был. Разве что шатун какой забредал. Андрей Павлович, если бы документы с той буровой отыскались… это я так, к примеру… зачем они вам?
– Честно говоря, над этим я как-то не думал. Ситуация заинтересовало меня так, чисто теоретически.
– Ну, подумайте. Сбили мы разговорами сон. Пойду послушаю, что там в эфире…
VII
– Подожди, выгляну… Никого. Наконец-то разошлись!.. Сейчас я зажгу лампу… Как смешно ты моргаешь!.. Ну, здравствуй, Ольга!
– Здравствуй… Игорь Хазанов!
– Просто Игорь. А теперь зайди в свою комнату и выйди.
– Зачем?
– Делай, что говорю!
– Ну? Вышла.
– Это вы, Ольга? Тоже не спите? Какая приятная неожиданность!
– Ты что, заболел?
– Да, в такую ночь жалко тратить время на сон! Суровая северная природа охвачено ощущением близкой весны, всё замерло в ожидании, когда первый луч солнце из-за чего-то там высунется! Присаживайтесь, давайте вместе встретим этот дивный момент!.. Вот теперь можно разговаривать нормально. Что же ты? Проходи.
– Ты ведёшь себя, как школьник.
– Не всегда. Или правильнее сказать – не во всём?
– Не везде. Достань чего-нибудь пожевать.
– Осмелюсь предложить, держим только для ценителей – тушёнка свиная!.. Чёрт, банки смазаны, как снаряды. Подстели что-нибудь.
– Светает… Жутко всё-таки: эта улица без единого следа, доски на окнах… О чём они разговаривали – ветер, ёжики какие-то, Шубин?
– Не прислушивался. У меня было более интересное занятие.
– О, Господи! Здравствуй, Хазанов!
– Игорь. Просто Игорь.
– Хазанов!.. Убери, пожалуйста,
– Ты хочешь сказать, что для просто Игоря мы ещё недостаточно близко знакомы?
– Да нет же!.. Я хочу сказать… хочу напомнить тебе, что мы давно уже не в Ленинграде, что нет факультета, зрителей и зрительниц, что мы почти одни на краю земли, в этом Богом и людьми забытом посёлке. И тебе уже не нужно быть остроумным и блистательным Хазановым. Даже передо мной. А теперь поцелуй меня и не будем больше об этом.
– Подожди, мне нужно подумать. Хорошенького ты обо мне мнения! А если нет? Если тот блистательный, как ты сказала, Хазанов это и есть я?
– Плохо, милый. Значит, я очень ошиблась.
– Послушай, ты всё перепутала. Это же обычно наоборот: сначала узнают человека, проверяют – хорош ли, достоин ли… И только потом…
– Так распределяют премии. И ценные подарки. А я не подарок.
– Это я уже понял. Ну, а каким бы ты хотела увидеть меня?
– «Заполярная правда».
– Что?
– Газета. «Новости навигации…» «Месячник по озеленению…» Анонс: «Десять дней одного года». Ничего себе анонс, я ещё в школу ходила.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Отвечу, потом… «Увеличить выпуск цветных металлов» – отчёт о партийно-хозяйственном активе.
– Очень оптимистический лозунг! Особенно если учесть, что в то время комбинат был на грани консервации. А с ним и город. Какой это год? Ну, правильно. Тогда это называлось «замораживание производства на прежнем уровне». Ешь, чего ты ждёшь?
– Вилку.
– Пардон, мадам. Держи.
– Спасибо. Консервация свинины – куда ни шло. А как можно законсервировать город?
– Было бы желание! Так же, как этот посёлок. Доски крест-накрест на окна и будьте здоровы.
– Бросовый ход. Как нам объясняли на лекциях…
– Если ты такая отличница, то должна знать, что бросовый ход – это поиск, давший отрицательный результат. Девять скважин показали руду, десятую и бурить толком не начали – о каком отрицательном результате может идти речь?
– Почему же прекратили работы?
– По официальной версии – нерентабельно. Строить на Талнахе двухкилометровой глубины рудники рентабельно, а брать здесь руду открытым способом невыгодно. Далеко, видите ли, от города. Положить сто двадцать километров дороги – такая уж неразрешимая сложность!
– Ты считаешь, что прекращение здесь работ было ошибкой?
– Ошибка – это когда человек выбрал не ту профессию, женился не на той, доверился не тому. А когда речь идёт о таком пустячке, как месторождение сверхдефицитных цветных металлов и о таких средствах, которые на этом можно выиграть, не знаю, можно ли это назвать просто ошибкой!.. Тебе мама никогда не говорила, что нехорошо читать за едой?
– И в постели. Чтобы слышать это пореже, я и выбрала геологический факультет… Смотри-ка – про нас!