Третья половина жизни

Левашов Виктор Владимирович

Лет десять назад, когда при финансовой поддержке посольства Израиля вышло второе издание моего романа «Убийство Михоэлса», в Израильском культурном центре на Никитской устроили презентацию. Собралось человек двести, много молодежи. Хорошо слушали меня, задавали умные вопросы. Было телевидение, какая-то пресса. Презентацию вёл первый секретарь

посольства Израиля Йоси Тавор. В отчете о презентации в одной из еврейских газет был помещен снимок. Не Михоэлса, как можно было ожидать, и не мой, что тоже было бы естественно, а первого секретаря посольства. На фуршете после презентации он спросил меня, в каких израильских архивах я работал. Узнав, что в Израиле я никогда не был, очень возбудился и горячо пообещал устроить мне лекционный тур с выступлениями в Иерусалимском и Тель-Авивском университетах. С тех пор я туда и еду. Лесков говорил, что русский человек обещает по расположению, а выполняет по обстоятельствам. Еврейский человек такой же, что духовно роднит наши народы.

И вот сейчас я могу оказаться в Израиле без всякой финансовой поддержки посольства, одним движением мысли. Но почему-то медлю. И не сразу понимаю почему. Юрий Нагибин когда-то написал в дневнике: «Как страшно быть неписателем». Имея в виду: как обидно, как несправедливо, что всё, что переживает человек, чем мучается, смывается временем, как скопившийся за зиму мусор вешними водами, совершенно бесследно. Но можно сказать и по-другому: как страшно быть писателем. Вся его жизнь с бедами и удачами, с разочарованиями и со всем житейским бытом – всего лишь сырье, материал для его книг, не важно, хороших или плохих. Он не пишет, чтобы жить, а живёт, чтобы было о чём писать. Так зачем мне видеть новые места, если я уже не смогу о них написать? Даже если это Иерусалим.

Кончается ночь. В спальне Наташи пикает будильник. Половина шестого. Ей приходится так рано вставать, чтобы успеть на электричку. Вот и я становлюсь похож на моего приятеля: жена работает, а я

ваяю нетленки, за которые уже давно ничего не платят. Она заглядывает в кабинет:

– Доброе утро! Ты как?

– Нормально.

– Я сегодня не поздно. Тебе что-нибудь нужно? Лекарство от давления?

– Спасибо, мне уже ничего не нужно.

– Я тебя еще застану?

– Кто может знать, когда его вызовут!

Она убегает. Слышно, как стукает калитка.

Ты, хмырь из Боткинской! Я тебя, конечно, не тороплю, но ты все-таки не очень тяни. Не хочу, чтобы жена увидела меня маразматиком, делающим под себя. Она этого не заслужила. Понимаю, у вас там свои проблемы, люди мрут и мрут, гробов не напасешься. Но ты все-таки постарайся. Договорились?

Ну и что остается у меня от моих новых неограниченных возможностей? Да то же, чем я занимался всю жизнь. Только это. Вывожу компьютер из режима ожидания, на мониторе возникает название романа «Третья половина жизни» и эпиграф из Тимура Кибирова:

В общем-то нам ничего и не надо,

В общем-то нам ничего и не надо,

В общем-то нам ничего и не надо,

Только бы, Господи, запечатлеть

Свет этот мертвенный над автострадой,

Куст бузины за оградой детсада,

Трех алкашей над вечерней прохладой,

Белый бюстгалтер, губную помаду

И победить таким образом смерть.

И еще несколько строк, от автора: «Все они уже умерли. Мы тоже умрем. Все. И от нашей жизни останутся никому не нужные книги. Но если мы их не напишем, не останется вообще ничего».

Я уже, наверное, не напишу, не успею. Но писать нужно. Сколько успею. Набираю: «Часть первая»…

Ну нет, вы не заставите меня умереть раньше смерти! Всех вызовут? Да, всех. Но пока мы хоть немного живы, мы бессмертны!

2013