Третья раса

Янковский Дмитрий Валентинович

— Как это? — я не смог скрыть удивления.

— Там на борту есть боевой разведчик класса «Манта». Тоже батиплан, но маленький, двухместный. Очень хорошо вооруженный и ход у него отличный.

— Но у него ведь тоже аккумуляторы сели!

— Конечно. Но для пуска его турбин хватит остатка заряда «Валерки».

— Вот барракуда! — не удержавшись ругнулся я. — И ты не сказала Долговязому?

— А зачем? Батиплан ведь двухместный.

Эта информация дорогого стоила. С одной стороный, можно было сообщить о ней Долговязому, но он бы ни за что нас двоих не отпустил. Точнее, меня без присмотра не отпустил бы. Четких доказательств этому не было, зато созрели серьезные подозрения

на этот счет. Не шуточные, надо сказать, подозрения, основанные на мелочах, на пойманных взглядах, на невысказанных словах. Я сильно подозревал, что Долговязый боится, как бы у меня крышу не сорвало на манер Жаба. И надо же — прав оказался, как всегда. Только не понимал он, что дело не в мании, как у нашего взводного, а в том, что мне попросту не оставили выбора. Хотя кто знает, какие мотивы были у Жаба? Но как бы там ни было, я твердо решил посвятить Молчунью в суть своих планов до того, как мы сделаем необратимые шаги.

— Давай нырнем, — предложил я ей. — Вдвоем, без Долговязого. Доберемся на «Манте» до Поганки и грохнем ее. Только прежде чем грохнуть, надо с ее помощью обезвредить взбесившуюся пусковую установку. И еще одно дело сделать.

— Какое? — насторожилась Молчунья.

— Освободить Лесю.

— С помощью Поганки?

— А как еще? Ты же видела, никаким подкупом ее судьбу уже не решить. Раструбили по всему миру о страшном преступлении. Выродки. Хотят устроить новую охоту на ведьм. Только я против, чтобы начали с Леськи.

— Это да, — согласилась глухонемая.

— Пригрозим ракетным ударом, заставим поменять эти дурацкие законы. И пусть ее выпустят. Помнишь, как в сказке «Огниво»? Там бывший наемник напустил на город дьявольскую собаку из ада. Все так испугались, что отдали ему принцессу.

— Леська-принцесска, — показала Молчунья по слогам, потому что специального знака для слова «принцесска» в Языке Охотников не было.

— Да. А Поганка — самая большая собака на свете.

— И живет в аду. — Молчунье понравилась моя аналогия. — А как ты намерен нырнуть?

— Вечером Долговязый даст нам по капсуле флюкостата. Не глотай. Это противогрибковый препарат. Без него грибок продолжает жить в крови, хоть и в меньших количествах, чем когда сахару полно. За ужином надо под видом чая замешать густой сахарный сироп и выпить. Дыхание остановится, но нельзя Долговязому это показывать. Ночью, когда все уснут, нырнем.

— Без фальшфейеров, без связи?

— А есть выбор?

— Но у нас ведь даже нет согревающего и защитного геля! — она жестикулировала очень горячо, умела бы говорить, кричала бы.

— Нет, — согласился я. — Придется взять балласт потяжелее, чтобы быстрее преодолеть этот проклятый километр.

— Не получится. Вода очень холодная. Умрем от переохлаждения.

— Не умрем, — начал прикидывать я. — Если нырнем с хорошим балластом, то будем уходить на глубину со скоростью около трех метров в секунду. Ускорения, понятное дело, не дождешься, среда очень плотная, поэтому рассчитывать надо именно на эту скорость. Тогда каждую минуту будем погружаться на сто восемьдесят метров. До полукилометра вода имеет температуру градусов шестнадцать, не ниже. Не очень приятно, конечно, но час можно прожить без особого вреда для здоровья. Нам часа не надо — пятьсот метров преодолеем за три минуты. От этого с нами ровным счетом ничего не случится. Дальше хуже — с четырехсот метров водичка пойдет похолоднее, градусов пять, и уже до самого дна. То есть три минуты такого удовольствия нам обеспечено. На самом деле чуть больше, поскольку в слое ила придется выходить на сигнал радиомаяка, а затем ждать открытия шлюза. Будем считать — пять минут. А предельное время пребывания

в такой воде десять минут.

— Почти предел, — поежилась Молчунья.

— Ну как почти предел, если это только половина времени?

— Не забывай, что почти всю дорогу вода будет шестнадцать градусов, а это тоже не жарко.

— Я говорю не о комфорте, а о физиологическом пределе. К этому порогу мы не подберемся. Холодно будет, но смертельной опасности нет.

— Это если мы сразу найдем «Валерку», — уточнила Молчунья. — На всплытие времени уже не хватит. Замерзнем.

— Не бойся, не заблудимся, — улыбнулся я. — Выйдем точно на цель. По маяку наводиться значительно легче, чем по указаниям Майка.

— А монитор от маяка?

— Это мне предоставь, — я подмигнул ей, прекрасно зная, как достать монитор. — Может еще и гарнитуру для связи достану.

— Стянешь у Долговязого?

— Точно. Во время ужина.

— Рискуем, Копуха.

— Знаю. Но ты представь, каково сейчас Лесе в тюрьме.

Этот довод подействовал, но я знал, что не он был решающим. Как бы хорошо Молчунья к Леське не относилась, а своя рубашка ближе к телу. Молчунья хотела убить Поганку и освободить таким образом Жаба от безумной охоты. Я ее понимал.

Перед ужином Долговязый выдал нам капсулы с флюкостатом, как я и предполагал. Мы с Молчуньей сунули их за щеку, но глотать, ясное дело, не стали. Выплюнули, как только оказались у Долговязого за спиной. Первый этап подготовки на этом можно было считать успешно законченным. Гораздо труднее на глазах отставника оказалось высыпать в чай и размешать солидную порцию сахара. Вот тут-то я впервые и оценил всю прелесть сговора с Молчуньей! Одному мне бы ни при каких обстоятельствах подобный фокус не удалось провернуть. А так, пока она занимала Долговязого соображениями по запуску «Валерки», я спокойно размешал свою дозу. Затем пришел мой черед проводить отвлекающий маневр, но я справился с этим не хуже.

— Не боишься, что Жаб доберется до «Валерки» раньше нас? — спросил я.

Видно было, что вопрос Долговязого задел, но я как раз на это и рассчитывал.

— Фигня, — сказал он сквозь зубы. — Жаб еще в шортики писался, когда я уже знал о модифицированном дрожжевом грибке. Или, по-твоему, он на километр с комплектом номер один нырнет?

— Зря ты его недооцениваешь. У него наверняка была возможность узнать про грибок. И он у него есть, я более чем уверен.

На самом деле, после обнаружения нейрочипа в голове, я несколько раз задумывался о том, как Жаб реагирует на те или иные мои слова, когда слышит их. Чем дальше, тем чаще мы вспоминали его в разговорах и говорили ведь, что называется, за глаза, от всей души. Чего он только не наслушался с того времени, как мы встретились с Долговязым на «Тапрабани»! Только маньяком его раз двадцать назвали, если не больше. А он сидит себе, поглядывает на монитор, куда транслируется сигнал из моего зрительного поля, да посмеивается. Это в его стиле — посмеиваться. Потому что хорошо всегда смеется только тот, кто смеется последним.

— Слушай, Копуха! — разозлился Долговязый. — Не надо мне тут про Жаба заливать, ладно? Ты его сколько знаешь? Год с ним охотился, да? А я несколько больше. Он хитер, спору нет, но я тоже не пальцем деланный. К тому же для гарантии я велел Молчунье входной код на шлюзе сменить.

Мне показалось, что в это момент явственно послышался хохот Жаба за монитором. Молчунья как раз закончила размешивать сахар. Но второй этап операции рано было считать успешно законченным, пока мы не справимся с остановкой дыхания. Чтобы этот момент скрыть, надо иметь недюжинную силу воли. За себя я не волновался, главное чтобы Молчунья не подкачала.