Третья тропа
Шрифт:
Фимка и Димка забыли про задание, которое дал им утром Богдан, но они рады были любому предлогу, только бы избавиться от картошки. А Ната не стала интересоваться, куда и зачем нужно им отлучиться. Она задала только один важный для нее вопрос:
— А дело в самом деле доброе?
— Кому как, — уклончиво ответил Богдан.
— А по-моему, — возразила Ната, — если доброе, так оно всем доброе. Пусть идут, раз надо.
Фимка и Димка, как по команде, отложили ножи.
— Подождите! — остановил их Богдан. — Пойдете, когда все уедут в колхоз… За границу — ни ногой, но чтобы найти — хоть из-под земли!
«Он про глину!» —
Лагерь собирался на работу в этот день так же трудно и долго, как и вчера. Даже дольше. Капитан Дробовой, отдав по трансляции приказ строиться, не утерпел и добавил, что вчера работали плохо и что сегодня придется не только прополоть новые участки земляничной плантации, но и ликвидировать вчерашние огрехи. Это сообщение не воодушевило мальчишек.
Из кухни было видно, как приехали колхозные машины, как из штаба выскочил физрук, остановился на крыльце, не зная, куда податься в первую очередь, и побежал во второй взвод — подгонять мальчишек. И все-таки этот взвод пришел к машинам не первым, а третьим. Сержант Кульбеда и Славка Мощагин справились с ребятами раньше других — через 23 минуты после приказа Дробового.
За эти минуты комиссар Клим вконец измочалил свою бороду. Капитан Дробовой маятником мотался из угла в угол комнаты, а подполковник Клекотов изучал список работ, которые колхоз мог предложить мальчишкам. Это были обычные сельскохозяйственные работы — не хуже и не лучше десятков других совершенно необходимых и полезных дел. Для любого пионерского лагеря они вполне бы подошли, потому что не требовали ни особых навыков, ни большой физической силы. Трудолюбие, самодисциплина и терпение — вот и все, что было нужно. Но как раз этого и не хватало мальчишкам. Клекотов чувствовал, что ни одна из предложенных колхозом работ не зажжет ребят, не пробудит в них интереса к труду. Внутренним чутьем угадывал он, что таким мальчишкам необходимо что-то и более трудное физически, и, может быть, чуточку опасное или, по крайней мере, необычное, с романтическим привкусом. Перегородить широкую реку, выкопать глубоченный колодец, вскрыть курган с древними захоронениями, проложить в глухом лесу дорогу, высушить болото — вот за это, думал Клекотов, они взялись бы с удовольствием. Справились бы или нет — вопрос другой, но взялись бы горячо.
Отложив список, Клекотов сказал Дробовому:
— Выберите время и попробуйте съездить в лесничество.
— Я вас понял! — капитан перестал шагать по комнате. — Если надо — съезжу на край света!.. Но и вы поймите меня. Если даже сговоримся с лесником, земляника должна быть обработана до конца!
— Это правильно! — поддержал его Клим.
— И второе! — продолжал Дробовой. — Встряхнуть!
Клекотов и Клим рассмеялись: это слово они слышали от капитана в сотый раз.
— Да-да! Встряхнуть! — повторил Дробовой. — Не упустить возможность! До двадцать второго остались считанные дни!
К предложению капитана Дробового комиссар и начальник лагеря относились с одинаковой настороженностью. Они не сомневались, что это средство — сильнодействующее, но каковы будут последствия? Может быть, оно только один раз подхлестнет мальчишек, но не оставит никакого следа. Тогда стоит ли его применять?
— А поймут ли нас там? — спросил Клим, задрав бороду к потолку и подняв кверху палец. — Одобрят ли? Не скажут ли, что это непедагогично?
Комиссар
— Там, — Клекотов шутливо взглянул вверх, — нас поддержат, если все будет хорошо. Но не миновать нам разноса, если случится неудача.
Капитан Дробовой говорил всегда и везде то, что думал. Так же прямо, не учитывая ни тона, ни подтекста, воспринимал он и слова других. Не по душе пришлись ему высказанные в полушутливой форме страхи перед городским руководством.
— Заявляю официально! — желчно произнес он. — Беру всю ответственность на себя! И не боюсь, потому что хочу выполнить возложенную на меня обязанность!
Фраза получилась высокопарной, но не было в ней ни единой фальшивой нотки.
У Клима не повернулся язык сострить по поводу нетерпимого им пафоса.
— Не обижайте нас! — улыбнулся Клекотов. — Мы тоже не такие уж робкие!.. Город городом, а на месте видней. Кроме нас, решать некому, а сомнения большие: дети все-таки!
— Напоминаю! — Дробовой опять рубанул кулаком по воздуху и выдал по складам: — О-со-бый наш лагерь! О-со-бый!.. Не забывайте!
Подполковник Клекотов вздохнул.
— Да помню я, помню!..
Как только машины увезли мальчишек в колхоз, Фимка с Димкой ушли из кухни. Богдан без стеснения использовал доброту и уступчивость Наты. Почти весь день наряд занимался какими-то своими делами. Фимка с Димкой исчезали и возвращались, измазанные глиной, уходил и Богдан. Ната работала за них и не жаловалась. Ее радовало, что Богдан потеплел к ней и, вернувшись из очередной отлучки, принес водяную лилию.
— Это тебе.
— Спасибо! — зарделась Ната и догадалась: — Купаться ходите?
— Нет.
— А что же вы делаете?
–. Тайна!.. Даже они не знают, что делают! — сказал Богдан про Фимку и Димку, которые перед обедом отмывали руки от липкой глины. — Моя тайна!
Старшая повариха видела, что наряд отлынивает от работы, но она с материнской жалостью относилась ко всем лагерным мальчишкам и никогда не делала замечаний присланным на кухню ребятам. Ради подруги молчала и Катя — пусть Ната поступает как ей хочется.
К завтраку следующего дня поварихам надо было приготовить два праздничных торта. Комиссар Клим предупредил, что будут два именинника. И сразу после обеда Ната начала готовить красители для крема. Богдана заинтересовала эта пищевая химия. Он не отходил от Наты, помогал ей выжимать сок из тертой свеклы и моркови, чистить лук и варить из шелухи краску. Потом Ната взбивала цветные сливочные кремы.
— А если б вместо крема глина, — спросил Богдан, — она тоже бы цветной стала?
— Я не пробовала! — засмеялась Ната.
— А мы попробуем! — сказал Богдан.
Последний раз Фимка с Димкой ушли из кухни, когда весь лагерь был на военных занятиях. Мальчишки унесли с собой припасенную Богданом бутылку с отваром из луковой шелухи. А сам Богдан словно решил искупить свою вину перед поварихами — взялся по-настоящему за работу. Начал он с дров и наколол на весь завтрашний день.
Вернулись Фимка и Димка. По их многозначительным взглядам Богдан понял, что они успешно закончили свое дело. Отложив топор, он впрягся в тележку, уставленную большими, опустевшими за день бидонами.