Третья тропа
Шрифт:
Напеченная солнцем спина Гришки невозмутимо удалялась, неторопливо шагали длинные ноги.
— Обождешь, — долетело до Сергея и вывело его из себя.
— Назад! — заорал он. — Я тебе…
Тут пересохшее от жары горло не сработало — Сергей пустил петуха и закашлялся.
— Лопнешь! — засмеялся Богдан.
Сергей не ответил — боялся, что вместо командирского голоса опять раздастся унизительный писк. Но от насмешки, которую пришлось проглотить молча, с новой силой вспыхнула неприязнь к Богдану.
Гришка выпустил лягушку на свободу и пошел назад. Сергей сердито
Славка Мощагин и Кульбеда помогали мальчишкам других отделений. Сержант слышал вопль Забудкина и видел, что туда побежал Сергей Лагутин. А когда тот вернулся, Кульбеда решил все-таки сходить и проверить, не обидели ли Иннокентия.
Мальчишки из отделения Сергея Лагутина, отдуваясь и отфыркиваясь, лениво выдергивали осточертевшие травинки и обрывали бледно-зеленые ползучие усы, поругивая весь земляничный род.
— Чтоб я хоть когда-нибудь еще съел одну ягоду! — ворчал Фимка.
— А я и раньше ее не любил! — Вовка Самоварик скривил рот, будто попробовал полыни. — И зачем ее только разводят!
— Ничего, ребятки, ничего! — сказал Кульбеда, удостоверившись, что Забудкин жив и здоров. — До перерыва пять минут осталось.
Он хотел еще как-то подбодрить мальчишек, но сегодня это у него не получалось.
Богдан приметил, что настроение у сержанта кислое. Ни в первый, ни во второй перерыв он никуда не отлучался, все время был на виду. «Сигареты кончились», — догадался Богдан.
Во время третьего перерыва он проследил за сержантом. Тот не подошел к своей одежде, аккуратно сложенной под кустом. А сигареты могли быть только там, не в трусах же он носит их. Богдан подозвал к себе Фимку и Димку.
— Микропора скис!.. Долги отдавать нужно.
— Да мы уж думали! — Фимка сразу понял, о чем говорит Богдан. — У него на сегодня одна осталась — бережет на после обеда.
— Думать мало! — Богдан прищурился. — Добыть надо!
Димка затряс головой, заранее отказываясь от предложения Богдана, а Фимка сказал:
— Магнитофон больше не пойдет. Засыплемся!..
Оба они ждали взрыва, но, к их удивлению, Богдан принял отказ спокойно.
— Ладно. Будут тугрики.
Он еще не знал, где достанет деньги. С сожалением подумал, что зря перед отъездом в лагерь отказался от них. Ведь мать не виновата. Собирая сына в дорогу, она положила ему в карман двадцатипятирублевку. Богдан выбросил ее на стол. После суда он принимал от родителей только то, без чего не мог бы прожить.
Как всегда, вспомнив про отца, Богдан почувствовал душную волну злобы. И невольно всплыли в памяти все, кого он презирал и ненавидел: и Кремень, и гривастый, и даже Шуруп. Отец и остальные были далеко, а Шуруп рядом. Богдан свистнул — заставил его оглянуться.
— Подь сюда!
Тот покорно подошел и вынужденно заулыбался.
— Лыбишься? — прошипел Богдан. — А я не забыл, как вы под дождь меня выпихнули! Шавки продажные!
— Чего лаешься, чего? — залепетал Шуруп. — Ну, было!.. Так кому охота под дождь?
— Вам не охота, а мне?
Напрасно Шуруп вертел головой: никого из командиров поблизости не было. Лежали в тени под кустами его же приятели и делали
— Ну, хочешь — отдам мороженое в обед?
— Откупиться вздумал? — еще больше рассвирепел Богдан и раздвинул два пальца вилкой.
До этой минуты он не собирался использовать Шурупа для того, чтобы добыть деньги. Но, сказав с презрением про откуп, Богдан подумал, что, пожалуй, это единственный способ собрать рубля два-три.
— Деньги есть?
— У меня м-мало.
— Соберешь со своих шурупчиков! — решил за него Богдан. — Три рубля после обеда — как из пушки! И без фортелей, смотри! — Он приблизил растопыренные пальцы к лицу Шурупа. — Запомни! А то плакали твои глазки!
— А больше приставать н-не будешь? — осторожно спросил Шуруп.
— Нужны вы мне!
Злость уже схлынула с Богдана, оставив усталость и ка-кую-то неудовлетворенность. Он знал, что деньги теперь будут, но для покупки сигарет сержанту предпочел бы иметь свои.
Незадолго до обеда вернулся из центральной усадьбы капитан Дробовой. Он был не в духе — чувствовал, что подполковник Клекотов не найдет ничего интересного в новом перечне работ, предложенных председателем колхоза. Настроение капитана еще ухудшилось, когда он издали осмотрел участки, прополотые мальчишками. Словно на очень наглядном графике было отчетливо видно, как падало у них желание работать и притуплялось внимание. Там, где ребята начали прополку, кусты земляники ярко выделялись на темном фоне взрыхленной почвы. Но чем дальше, тем больше зеленела земля от невырванных сорных растений.
Дробовой заставил бы мальчишек заново обработать участки. Не было бы никакого обеда, пока хоть одна былинка торчала бы среди земляники. Но ни Клекотов, ни комиссар Клим не одобрят это решение. С трудом поборов свое желание, капитан подал сигнал к отъезду в лагерь, а себе дал зарок: что бы ни придумал начальник лагеря, а мальчишек не переведут на другую работу, пока они не сдадут колхозу идеально обработанную земляничную плантацию.
Расплата
После обеда до занятий по строевой подготовке был свободный час. Каждый распорядился им по-своему. Забудкин валялся на койке в палатке. Вовка Самоварик ушел в лабораторию проявлять пленку. Гришка Распутя стоял под деревом и терся спиной о шершавую кору — чесались поджаренные солнцем лопатки. Потом он прислонился к стволу и застыл. Стоять или лежать неподвижно он мог часами. Уставит круглые глаза в одну точку и думает какую-то свою бесконечную думу.
Фимка с Димкой сидели вдвоем за палаткой. Они тоже думали, но о совершенно конкретных вещах — о минах. Ничего еще не зная о взрывных устройствах и не представляя, как будут проходить занятия, они заранее пытались придумать что-то. Лишиться волос было страшно, а отступать, отказываться от саперного дела стыдно.
— Я читал — собаки динамит по запаху находят, — вспомнил Фимка. — Его хоть под землю, хоть в стену бетонную запрячь, а они унюхают.
— Мы ж не собаки, — ответил Димка. — Вот если б устройство такое, чтоб на запах сигналило.