Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
Работники Ринконады безмолвно подтвердили его слова. Да, они слыхали об этом. Надо молчать о приходе бандита, не то наживешь беду,- так поступают на всех фермах и в пастушьих хижинах. Всеобщее молчание было самым могучим помощником бандита. Кроме того, все крестьяне были его восторженными почитателями. Они видели в нем героя, мстителя. Им нечего было бояться. Он опасен только для богачей.
– Я не боюсь треуголок,- продолжал бандит.- Я боюсь бедняков. Они-то хорошие, да вот нищета – скверная штука! Я знаю: меня убьют не жандармы, их пуля меня не возьмет. Если кто и убьет меня, то, наверное, какой-нибудь бедняк.
Плюмитас помолчал и, глядя на матадора, добавил:
– И наконец есть любители, ученики, молодежь, которая идет следом за тобой. Сеньор Хуан, положа руку на сердце: кто вам больше досаждает? Быки или все эти новильеро, которые рвутся вперед, спасаясь от голода, и стремятся одержать верх над заслуженным маэстро? То же происходит и со мной. Я говорил, мы с вами одинаковы!.. В каждой деревне есть храбрый парень, который спит п видит стать моим наследником и надеется как-нибудь застигнуть меня врасплох под деревом и пробить мне голову, как глиняный кувшин. Немалую славу завоюет тот, кто убьет Плюмптаса!
И бандит в сопровождении Потахе направился к кошошне. Через четверть часа он вывел во двор свою сильную лошадь, неразлучную спутницу во всех его похождениях. После педолгих часов, проведенных у кормушек Ринконады, кобылка, казалось, стала еще глаже и крепче.
Плюмитас похлопал ее по бокам и перебросил плащ через луку. Кобылка может быть довольна. Не часто о ней так заботились, как на ферме сеньора Хуана Гальярдо. Теперь ей на целый день хватит, путь предстоит далекий.
– Куда ты теперь, товарищ? – спросил Потахе.
– Об этом не спрашивают… На все стороны! Я и сам не знаю… Куда придется! ц
И, поставив ногу на ржавое, покрытое присохшей грязью стремя, он вскочил в седло.
Гальярдо отошел от доньи Соль, которая, закусив бледные от волнения губы, смотрела загадочным взглядом на приготовления бандита.
Пошарив во внутреннем кармане куртки, тореро протянул всаднику руку с зажатыми в ней бумажками.
– Что это? – спросил бандит.- Деньги?.. Спасибо, сеньор Хуан. Вам, наверное, говорили, что нужно дать мне что-нибудь, когда я буду уходить; но это касается других – богачей, которые зарабатывают деньги, ничего не делая. Вы зарабатываете их, рискуя жизнью. Мы товарищи. Оставьте их себе, сеньор Хуан.
Сеньор Хуан спрятал бумажки, несколько смущенный отказом бандита, который упорно обращался с ним как с товарищем.
– Лучше убейте в мою честь быка, если когда-нибудь мы с вами встретимся в цирке,- добавил Плюмитас.- Это дороже всего золота на свете.
Донья Соль подошла к ним и, отколов со своей груди осеннюю розу, молча протянула ее всаднику, глядя на него золотистозелеными глазами.
– Это мне? – спросил бандит изумленно и почти испуганно.- Мне, сеньора маркиза?
И,
– Вот это здорово!-воскликнул он, улыбаясь во весь рот.- Такого со мной еще никогда в жизни не случалось.
Суровый наездник был тронут и взволнован этим чисто женским подарком. Ему – розы!
Он натянул повод.
– Приветствую всех, кабальеро! До следующей встречи… Привет, приятель. Когда-нибудь подарю тебе сигару, если хорошо всадишь пику.
Он распрощался с пикадором, хлопнув его изо всех спл по плечу. Кентавр ответил ему таким ударом по ляжке, что бандит пошатнулся. «Славный парень этот Плюмитас!» Пьяный Потахе, расчувствовавшись, готов был отправиться вместе с ним в лес.
– Прощайте! Прощайте!
И, пришпорив коня, гость широкой рысью выехал со двора.
Гальярдо почувствовал облегчение, увидев, как он удаляется, и взглянул на доныо Соль. Стоя неподвижно, она не сводила глаз с мелькавшей вдали фигуры всадника.
– Что за женщина! – в отчаянии пробормотал матадор.- Безумная!..
Счастье, что Плюмитас некрасив, что он оборван и грязен, как бродяга.
Не то она ушла бы вместе с ним.
VI
– Кто бы поверил, Себастьян! Человек женатый, семейный, а занимается сводничеством! Вот уж никогда не думала! Ведь я так доверяла тебе, когда ты вместе с Хуанильо отправлялся в поездку! Душа радовалась, что при нем находится человек с устоями. Где же твои идеи, твоя религия? Так вот чему вас учит на сборищах ваш хваленый учитель Хоселито!
Напуганный криком разгневанной доньи Ангустиас и тронутый горем Кармен, которая молча плакала, закрыв лицо платком, Насиональ растерянно оправдывался. Но при последних словах он с достоинством выпрямился.
– Сенья Ангустиас, попрошу не задевать моих идей и оставить в покое дона Хоселито, он тут ни при чем. Клянусь жизнью! Я поехал в Ринконаду по приказу моего матадора. Известно ли вам, что такое квадрилья? У нас – как в армии: дисциплина и повиновение. Матадор приказал – надо исполнять. А все потому, что корриды сохранились у нас со времени инквизиции, и нет на свете более реакционного ремесла.
– Шут гороховый! – крикнула сеньора Ангустиас.- Довольно твоих россказней об инквизиции и реакции! Вы будто сговорились доконать бедняжку Кармен: ведь она, страдалица, плачет, не осушая глаз. За кусок хлеба ты готов покрывать все грязные делишки Хуанильо.
– Совершенно верно, сенья Ангустиас, Хуанильо меня кормит, это так. А раз он меня кормит, я должен его слушаться. Но поймите, сеньора, станьте на мое место. Матадор мне говорит – езжай со мной в Ринконаду. Ладно. Прихожу в назначенный час, а в машине сидит важная дама. Что тут поделаешь? Приказ матадора. И наконец, я ж не один ехал. С нами был Потахе, человек пожилой, достойный, хоть и грубый, как скотина. Улыбкп на его лице не увидишь.
Мать тореро пришла в негодование.
– Потахе! Да будь Хуанильо порядочный человек, разве он принял бы Потахе в свою квадрилью? Не говори мне лучше об этом пропойце, который бьет жену и морит детей голодом!