Тревоги любви
Шрифт:
Шовелен говорил со спокойной уверенностью, без малейшей напыщенности, и на его лице Маргарита читала холодную решимость, наполнявшую ее душу ужасом. Однако она старалась не показать ему охватившего ее безнадежного отчаяния: она знала, что от него нельзя ждать пощады.
— Думаю, леди Блейкни, — сказал он с усмешкой, — что ваш покорный слуга наконец перехитрил неуловимого до сих пор героя.
Шовелен спокойно отошел к столу, а Маргарита, измученная разговором, осталась
— Спите, граждане Булони! Все спокойно! — Это возглашал ночной сторож, сменивший умолкшего глашатая.
В городе настала тишина, только в некоторых окнах виднелся еще свет, и недалеко от окна, у которого стояла Маргарита, скрытая от ее взора углом дома, собралась небольшая кучка людей около ворот, ведущих во двор форта Гайоль. До Маргариты долетел неясный шум голосов, большей частью сердитых и угрожающих, а один раз она явственно расслышала слова «Английские шпионы!» и «На фонарь!».
— Булонские граждане охраняют сокровища Франции! — сухо заметил Шовелен с прежним жестким смехом.
— Наше свидание окончено? — с наружным спокойствием спросила Маргарита. — Могу я удалиться?
— Когда вам будет угодно, — насмешливо ответил он, видимо, любуясь ее красотой. — Неужели вы всё-таки не верите, леди Блейкни, что у меня на сердце нет никакой вражды к вам или к вашему супругу? Ведь я сказал вам, что не хочу его смерти!
— И однако, отправите его на эшафот, как только он попадет в ваши руки.
— Я уже объяснил вам, что хочу лишь захватить его, а там уже от него будет зависеть, куда отправиться: под нож гильотины или вместе с вами на свою яхту.
— Вы хотите предложить сэру Перси на выбор: сохранить свою жизнь… взамен чего?
— Взамен его чести.
— Вы получите отказ!
— Посмотрим!
На звонок Шовелена явился солдат, который привел Маргариту. Шовелен встал со своего места и низко поклонился ей, когда она с гордо поднятой головой проходила мимо.
Как только Маргарита скрылась за дверью, из глубины комнаты послышалось громкое зевание, за которым последовал целый поток самых грубых ругательств, и из темного угла вылезла нескладная, с ног до головы покрытая еще пылью фигура и грузно уселась в кресло, на котором недавно сидела Маргарита.
— Ушла наконец проклятая аристократка? — хриплым голосом спросил этот человек.
— Ушла, — коротко ответил Шовелен.
— А вы чертовски много времени потратили на эту дрянь, — проворчал его собеседник. — Еще немного, и я пустил бы в ход свои кулаки.
—
— Если бы со мной посоветовались, я при первой возможности свернул бы ей шею, — свирепо проворчал Колло.
— И Алый Первоцвет не попал бы в ваши руки, — ответил Шовелен. — Если бы его жены здесь не было, англичанин ни за что не сунул бы голову в ту западню, которую я ему так заботливо подготовил.
— Оттого-то я и настаивал на принятии всевозможных мер, чтобы эта женщина не убежала.
— Вам нечего опасаться, гражданин Колло: она отлично поняла, что наша угроза не пустая шутка.
— Не шутка? Вы правы, гражданин! Если эта женщина сбежит, клянусь, я сам стану управлять гильотиной и собственноручно отрублю головы всем мужчинам и женщинам Булони. А что касается проклятого англичанина, то — попади он только в мои руки — я застрелю его как бешеную собаку и освобожу Францию от поганого шпиона.
— Этим вы ничего не достигнете, так как он действует не один, а своим убийством вы только создадите ему славу героя, погибшего за свои благородные поступки.
— А все-таки вы до сих пор не поймали его, — фыркнул Колло.
— Это будет сделано завтра, после заката.
— Каким образом?
— Я приказал звонить к вечерней молитве в одной из запертых церквей, а он принял вызов на дуэль do мной на южном крепостном валу как раз в это время.
— Вы, вероятно, принимаете его за дурака? — сказал Колло.
— Нет, за безумно смелого искателя приключений. Он обязательно придет.
— И что будет дальше?
— На валу будут ждать двенадцать вооруженных людей, готовых схватить его при первом появлении.
— Чтобы немедленно расстрелять?
— Я предпочитаю получить его жизнь, имея в виду оружие, которое для него гораздо действеннее смерти.
— Что это за оружие, гражданин Шовелен?
— Бесчестье и осмеяние — взамен его жизни и жизни его жены.
— Вы, кажется, с ума сошли, гражданин, и оказываете республике плохую услугу, щадя жизнь ее величайшего врага.
— Щадя его жизнь? — расхохотался Шовелен. — Нет, гражданин, после всего этого в Англии этот человек, обожаемый, как какой-то бог, в один момент сделается посмешищем и предметом всеобщего презрения. Только тогда будем мы в безопасности от этой шайки английских шпионов, когда ее предводитель будет принужден в самоубийстве искать спасения от губительного презрения целого мира. А теперь не пойти ли нам спать? — предложил Шовелен, желавший поскорее остаться наедине с собой.