Тревожные сны царской свиты
Шрифт:
Почему молодые реформаторы обратили свой взор на Запад? Не станем обсуждать объективные причины, тем более что я их уже касался. Скажу об одной субъективной, но крайне весомой. Большинство младореформаторов чисто профессионально и диссертационно были специалистами по западной экономике, более того, экономике американской. Понимание же собственной страны и знание ее оказались многомерно меньшими в силу возраста и профессиональной биографии. Там, на Западе, они смотрелись как предвестники рыночной России, поголовно говорящие на английском языке. Здесь, на Востоке, - это некие яйцеголовые эпигоны. Любопытно, что Егор Гайдар всего девять месяцев возглавлял правительство в 92-м году. Но именно на его счет списываются все неудачи и катастрофичность реформ, хотя роль Черномырдина в этих неудачах, если их считать таковыми, неизмеримо более значима.
Возможно, по той же причине консультантами наших реформ оказались именно американцы - чикагские мальчики (экономическая школа Принстонского университета). И реформы мы проводили по американской модели. И вот здесь проявилось одно "но". Правильно ли в качестве модели брать страну не просто иной укладности,
Россия - страна с тысячелетней культурой, по своей сути антимиграционная, население которой тысячелетне проживает на одном географическом пространстве. Мы исключаем вынужденную политическую эмиграцию. В этом смысле Россия гораздо ближе к Европе. Америка "монострана" с точки зрения собственности. Только частная собственность. Для Европы же характерна другая модель жизнеустройства. В Германии, Франции, Англии государственный сектор собственности не просто существует, он значим. И факт государственного регулирования рыночных отношений Европе не чужд. Так ли уж неоспорим выбор американской модели для страны, в которой свыше семидесяти лет частная собственность вообще не существовала и несколько поколений выросли в атмосфере враждебности по отношению к ней? Да, это досадно, но такова реальность нашей жизни. Поэтому вопрос, какая модель рыночных реформ для России более разумна - американская или европейская?
– вопрос не праздный. И не надо бить себя в грудь и кричать: для России наиболее реальна российская модель. Рынок - понятие всепланетное, и наличие единого модуля - это наличие экономической здравости.
Ошибка № 5.
Однажды на заседании правительства я пересчитал количество докторов и кандидатов наук, которые находятся в зале заседания. Получилась цифра сверхвесомая: 12 докторов наук и 22 кандидата. Такого образованного правительства в России не было давно, даже при Ленине. Но более безумного и рокового отношения к интеллигенции, просвещению, образованию, науке и культуре не допускало ни одно правительство за всю историю советского и постсоветского периодов. Разумеется, всегда можно ответить: если денег не хватает всем, почему они должны быть у науки, культуры и образования? Но тогда вопрос: что такое реформы? Ответ очевиден. В какой бы сфере они ни проводились, это всегда интеллектуальный прорыв. Демократы в этом случае сделали несколько губительных просчетов. Не определив на период реформ приоритетность развития образования, науки и культуры, они подтвердили, что никакой стратегии реформ не существовало, так как реформы без интеллектуального наполнения обречены. Демократы свое пребывание у власти рассматривают как шанс заявить себя, оказаться в поле зрения мировой политики и мирового бизнеса. Повысить свой рейтинг, и не обязательно в России. Кто-то скажет, Ельцин поставил на тщеславие молодости и... Разумеется, он хотел войти в историю как реформатор, но суть самих реформ Ельцин не представлял. Он не был их соавтором, их сотворителем. Он мог дать задание: найдите мне тех, кто сочинит для этой страны реформы и согласится их провести. Ориентация младореформаторов на сверстников была их защитной реакцией - и Бурбулиса, и Гайдара, и Чубайса, и Кириенко. Все они пасовали перед людьми с обширным практическим опытом и довольно часто конфликтовали с ними в правительстве. Их раздражал сам термин "знание жизни". И дело не в том, что они переоценили свои возможности, а они их переоценили, стали насаждать некую клановость, нетерпимость к несогласию с их видением экономического развития страны. Они превращались в самых настоящих необольшевиков. Эта черта была особенно присуща Анатолию Чубайсу и Борису Немцову. Когда Чубайс пригласил на беседу Льва Суханова, одного из ветеранов ельцинской команды, в качестве доводов, исключающих возможность его дальнейшей работы в администрации президента, Чубайс сослался на рабочий режим, в котором должна работать администрация: "Придется работать по шестнадцать часов в сутки. Такая нагрузка для вас может оказаться излишней". Бесспорно, убирая из команды Льва Суханова, глава администрации выполнял волю президента или волю семьи президента, которая особых симпатий к Суханову не испытывала. Важен не эгоизм, не мотив (симпатия или антипатия), а стиль вытеснения - нужен сверстник, единомыслящий, не претендующий на большую опытность, человек "нашей касты". Подобная тактика не нова и почти всегда заводила власть в психологический тупик, ибо солидарность 70-летних, чем грешило руководство брежневской эпохи, так же опасна, как солидарность 40-летних. Первым не хватает динамизма, вторым мудрости. Как-то Гайдар признался мне: "С интеллигенцией мы допустили большую ошибку". Он не стал развивать этот тезис, он просто согласился: мы ошиблись. Да, с интеллигенцией младореформаторы ошиблись. Можно сказать более жестко - они совершили роковую ошибку: продемонстрировав полное безразличие к судьбам научной интеллигенции, судьбе учителей, врачей, инженерно-технических работников, реформаторы приговорили себя как политики. Они были убеждены, что экономические свободы довольно быстро сформируют и поставят на ноги средний предпринимательский класс и он составит основу новой интеллигенции, которая и станет их опорой. А что касается той, прошлой интеллигенции, то с нами останется та, что сумеет приспособиться и извлечь выгоду из реформ. Подмена интеллигенции действительно состоялась, ее место заняли люди эстрадного подиума, звезды шоу-бизнеса, которых с младореформаторами связывали не узы интеллекта (с интеллектом в этой среде были устойчивые проблемы), а узы бизнеса, в мир которого сами реформаторы погрузились довольно быстро. В этом случае демократы во власти ошиблись дважды. Сначала с подменой интеллигенции, а затем и со средним классом, в расчете на который спроецировали свое политическое будущее все демократические движения
Это неучастие в решении проблем интеллигенции лишило демократов социальной поддержки, лишило их среды, в которой могут развиваться демократические идеи. Это тотчас же сказалось на выборах 95-го года, когда партия Гайдара "Демократический выбор России" не сумела преодолеть 5%-й барьер, как и движение Бориса Федорова "Вперед, Россия!". Именно эта незаинтересованность младореформаторов в судьбах интеллигенции, когда они были властью, делает их перспективы призрачными и на будущее. Недавно созданное движение "Правое дело", где в качестве политических звезд задействованы Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, Олег Сысуев, Борис Немцов, Борис Федоров, Сергей Кириенко, Ирина Хакамада, на самом деле таковым не является. Это клуб экс-премьеров и экс-вице-премьеров, желающих объединить свои персональные амбиции. Но амбиции потому и амбиции, что неподвластны расчету на первый-второй-третий. Они все только первые. А потому союз их призрачен.
* * *
Путешествие в мир грехов всегда малоутешительно, но оно необходимо, ибо никто из нас не есть начало. Все мы продолжение идей, замыслов, творений, разрушений. Разговор о демократах это разговор не персонифицированный, хотя называются фамилии и перечисляются их деяния. Это раздумья о судьбе демократии в России. И на вопрос, что надломило демократическое движение в России, кто способствовал и что способствовало поражению младореформаторов, ответ малоутешителен. Поражение демократов обусловлено прежде всего самими демократами, как во власти, так и вне ее. Оно обусловлено их ошибками. И завершая этот разговор, мы назовем еще три.
Демократическую власть младореформаторов погубила их несамокритичность, игра в скоротечные обещания. И то правда, у всякой новой власти, получившей ее на пепелище, иных ресурсов, кроме как обещаний, что страна скоро заживет счастливо и богато, быть не может. Начиная с 90-го года в эту ловушку угодили все российские правительства, возглавляемые Иваном Силаевым, Егором Гайдаром, Виктором Черномырдиным, Сергеем Кириенко. Особняком стоит правительство Примакова. Он первый, кто разорвал эту порочную практику накатанных обещаний. Он нашел весомый компенсирующий ресурс - политическая стабильность. И, в отличие от предшественников, сыграл на поле президента, который этой игры сделать не смог. Мы ждали улучшения жизни начиная с 93-го года. Но всякий раз это улучшение передвигалось на год следующий, и эта череда отодвигающихся надежд стала нескончаемой. Тем более странно, что за все эти десять лет ни один состав власти не сделал предметного и пофамильного разбора своих ошибок. Ни одна власть не использовала психологически выверенной процедуры диалога с обществом. Это не было случайностью, увлечением, порывом, фанатической уверенностью в успехе. Ничего подобного. Это было политическое и жизненное кредо младореформаторов. "Признание собственных ошибок, самокритичность наши противники и оппоненты истолкуют как признание нашей слабости и неуверенности. А этого мы себе позволить не можем. Об ошибках мы поговорим потом, обязательно поговорим, когда добьемся реального результата". И далее следовала сокрушительная ссылка: как только президент предлагает оппозиции компромисс, она немедленно начинает вопить о его бессилии и слабости.
Разумеется, подобная философия есть заблуждение, замешанное на переоценке собственных сил, желании сохранить власть и глубоком, обширном непонимании общества, в котором живешь и которым управляешь. Речь идет не столько о покаянии, сколько об открытости власти. Сверхнелепым выглядит откровение Бориса Немцова: "Следует признать и проанализировать наши ошибки". Поздно, господа, поздно. Поезд уже ушел. Есть такое аксиомное утверждение: любая власть развращает. Не станем истолковывать это прямолинейно, но... И само вхождение во власть, и иллюзия своего присутствия в ней в одинаковой степени разоружили демократов и в значительной степени развратили их. Демократы разучились быть оппозицией: структурной, организационно-идеологической. Любопытно, что за прошедшие четыре года после своего поражения на выборах в 95-м демократические силы не разработали концепции своего объединения, не расширили и не усилили своего присутствия в различных социальных слоях общества.
Демократические движения пребывали в режиме тления и клеточного отмирания, что говорит о полной политической примитивности этих объединений. Демократы никак не поймут, что создание партии не есть мобилизация по случаю выборов или иных катаклизмов, хотя очень часто это случается именно так. Создание партии - это форма участия в строительстве общества. И в этом случае создание партии есть дело жизни лидера и ядра, его окружающего. Владимир Ленин, Вилли Брандт, Гельмут Коль, Шарль де Голль. В этом случае выборы - промежуточная цель. И не важно, как вы называете свою партию - парламентской или политической. Всякая политическая партия, заявляющая о своем участии в выборах, в этот момент играет как парламентская.
Присутствуя как-то на политсовете "Демвыбора России", я увидел в зале сатирика Александра Иванова, Анатолия Приставкина, Сергея Ковалева и еще несколько персон, олицетворяющих прошлую диссидентствующую интеллигенцию и активистов правозащитного движения. Я сказал Гайдару: "Это все очень хорошо, но я не вижу ни одного врача, ученого, учителя, директора школы. Надо ориентироваться не на нарождающееся сословие, которого еще нет и на которое делаете ставку не только вы, а на массовую интеллигенцию, которая есть". В этот момент кто-то сбоку бросил: "Мы ориентируемся на тех, кому предоставили свободу выбора". Я не заметил, кто это сказал, но фраза не лишена была смысла.