Тревожные сны царской свиты
Шрифт:
– Боря, зачем ты это делаешь? Мы живем в общежитии, куда ты их всех приглашаешь?
– Аля, - ответил мой друг, - пусть люди думают о нас хорошо. Это так приятно.
* * *
СМИ - это особый мир. Я существовал и существую в этом мире более 30 лет. Придумывал, рисковал, создавал творческие команды, был удачлив и разочарован. Короче говоря, этот мир - моя жизнь, моя любовь, мои радости, мое отчаяние и мои беды. Я знаю об этом мире все или почти все. Что касается "почти", то это то, о чем я не хотел бы знать и уж тем более говорить или писать.
Меня называют романтиком. Кто-то с улыбкой, кто-то с грустью, кто-то с раздражением и неприязнью. И что самое странное - все правы. И те, кто грустит, и те, кто ненавидит. Я реалист и романтик одновременно. Но сначала я романтик, а потом реалист.
Я люблю повторять свой девиз: "Реалисты создают мир - это непреложный факт. Но заглядывают в "завтра", открывают глаза реалистам - романтики и идеалисты. Им принадлежит мир фантазии, мечты и надежды".
Кому
– спросите вы. Интересный вопрос. Пожалуй, лавры достанутся реалистам. У них ведь есть шанс сказать: романтики нас не туда завели. На плаху романтиков!!
Иногда мне кажется, что в период после 90-го года средства массовой информации стали заложниками собственных притязаний. Апофеозом амбиций можно назвать 91-й год. Тогда с легкой руки Михаила Полторанина, в ту пору министра печати, был возрожден термин "четвертая власть". Какой-либо неправоты в словах Полторанина не было. Сам Михаил Полторанин и Николай Федоров, в то время депутат союзного съезда, были соавторами главного закона, предопределившего все дальнейшие реформаторские шаги в России. Сначала этот Закон о средствах массовой информации, или, в обиходе, Закон о свободе слова, был принят союзным парламентом, в то время существовал еще Союз. Затем - уже в российской интерпретации - Верховным Советом России, и там уже были другие соавторы: Михаил Федотов и Юрий Батурин. Определенное отношение к этому закону имел и я.
Рухнул диктат партии. Утратила смысл идеологическая цензура. Политика государства, деятельность власти стали обретать более открытый характер. Власть новая желала сотворить отличия от власти предшествующей. Отличия эти были не очень сущностными с точки зрения самой власти, манеры ее поведения. Но то, что она стала более раскрепощенной, говорливой, с этим спорить было трудно. Появились такие понятия, как "санкции за сокрытие информации", "ограничение прав высшей власти выступать в качестве учредителей средств массовой информации". И власти очень скоро понравилось мелькать на телевизионных экранах, заполнять собой страницы газет. Это был период, когда власть постигала, что такое свободная пресса. А пресса, еще не отрешившаяся от выработанной годами опасливости, - что такое доступная власть.
Правил игры уже не было, и роль сдерживающего начала выполняли даже не статьи закона о СМИ, который воспринимался как некое чудообразное явление, так как был принят парламентом Союза, еще страдающим рецидивами коммунистической возвратности, а попросту страх и привычка оглядываться - а что будет, если ...
Неделю с 28 апреля по 3 мая 1997 года нельзя назвать неделей неожиданностей. Предсказанное сбывалось - лейбористы в Англии на досрочных выборах, состоявшихся 1 мая, нанесли консерваторам сокрушительное поражение. Об этом еще будут говорить и писать. Отечественные аналитики (в лице Евгения Киселева) уже 4 мая уловили весьма спорную аналогию, объявив о "покрасневшей" Англии. Они объединили в одном ряду победившего на выборах в Польше Квасневского (хотя прежний президент Польши Лех Валенса был неизмеримо ближе к лейбористам, опорой каковых были всегда профсоюзы, чем сменивший его Квасневский, представляющий практически польских коммунистов, сделавших поспешную социал-демократическую пластическую операцию) и добавили в ту же колоду Билла Клинтона, лидера демократической партии Америки. Все это шло на фоне первомайских праздников в России, с криками непримиримой оппозиции, выступлениями Зюганова, которого Киселев определил как "социал-демократа в русской версии", которому якобы надо извлечь урок: при каких условиях и в силу каких причин одерживают победу левые в цивилизованных странах.
Интересно, что объединяющим, по второй версии Киселева, был не социал-демократизм, а возраст. По Киселеву, победа Тони Блэра в Великобритании (которого сторонники лейбористов называют "нашим Клинтоном") как бы подтверждала его вывод, что смена поколений в политике в партиях левой ориентации обеспечила им победу на выборах. Нужны новые имена. Это, по Киселеву, и только это может дать шанс эволюционизирующей в сторону социал-демократии КПРФ. 50-летний Зюганов устарел.
Киселев прав в одном, и это очевидно: Тони Блэр моложе Мейджора. В этом смысле и Ширак моложе Миттерана. А вот Коль старше своего оппонента лидера германской социал-демократической партии Шредера. Ну и что?
События в России, помимо двух террористических актов (взрыв на вокзале в Армавире, а затем опять на вокзале, но уже в Пятигорске), тоже имели свой обнаженный нерв. Прошедшая неделя довольно явственно обозначила не монолитность власти, а серьезный раскол в рядах властной элиты, взаимоисключающие позиции по целому ряду ключевых ситуаций как внутри, так и вне России.
О чем идет речь? И где и когда разговорились властвующие политики?
Очередное президентское обращение, прозвучавшее в апрельские дни, озадачило общественность. Ельцин призвал власти и премьера повернуться лицом к молодежи и начать интенсивное вовлечение ее во власть. Сама тема омоложения руководящих кадров - тема вечная, предполагающая смену поколений во властных коридорах. Если быть откровенным, такой острой необходимости в столь внезапном президентском окрике нет. Распад Союза, демократические потрясения на пространствах бывшего СССР, были естественно неравнозначны, но они случились. И все катаклизмы, происшедшие в России, привели к полному обновлению власти и ее крайнему омоложению. Это
А потому никакой экстраординарной предпосылки заявлению Ельцина не было. Просто президент понуждает премьера к омоложению кабинета министров, полагая, что его собственное протежирование в состав правительства Бориса Немцова есть пример к непременному подражанию. Пока же Борис Немцов ничего, кроме президентской влюбленности в него, в правительство не привнес. Вряд ли, выбросив этот девиз, президент имел в виду себя. И хотя обращение было подчинено столь актуальной для любого общества проблеме, оно выглядело и спонтанным, и, мягко говоря, запоздавшим на 3-4 года. В прошлом мы не раз говорили с президентом на эту тему: и в 91-м, и в 92-м, и в 93-м. Ориентация на молодых - шаг для первого президента России вполне естественный. Разговоры уходили в песок, и ничего видимого и значимого во взаимоотношениях власти и молодого поколения не происходило. Это было тем более досадно, что демократически настроенная молодежь еще неосознанно, но уже была опорой Ельцина. Достаточно заметить, что 19-21 августа 91-го года Белый дом защищали процентов на семьдесят молодые люди. Тогда мы говорили с президентом о разработке комплексной программы выдвижения молодых кадров на производстве, в науке, бизнесе, обозначении четкой границы ее деятельности. Это было очень важно в тот момент. Распался Союз, практически была парализована деятельность КПСС, распался комсомол. Молодая демократия была не готова к взятию власти. Мы уже говорили, власть рухнула сама, упала к ногам реформаторов второй волны. Надо было управлять страной, ориентируясь на старый государственный аппарат, объективно находящийся в оппозиции к демократическим начинаниям новой власти. Своего аппарата управления истинные демократы и демократы ситуационные создать не успели, не смогли. В этих условиях правильно разыгранная молодежная карта могла дать дополнительный, деятельный ресурс новой власти. Но этот шанс был упущен. И как ответ бездействию власти началась повальная криминализация молодежной среды. Преступный мир сделал то, к чему оказалась неспособна власть. Он предложил молодым обширное поле деятельности, пользуясь разлаженностью между исполнительной и законодательной властью, растерянностью правоохранительных органов и борьбой новой власти за сохранение власти, как таковой. Тем не менее идеи реформаторства в России требовали новых сил. И, как естественный и осмысленный шаг президента, понимавшего, что горбачевский период с точки зрения реформаторства кончился ничем, призыв под свои знамена новой возрастной генерации. Так появилось сначала крайне помолодевшее правительство Силаева, где на ключевых постах оказались совсем молодые и сравнительно молодые люди: Григорий Явлинский, Борис Федоров, Николай Федоров, Андрей Козырев, Михаил Полторанин. А затем, в послепутчевый период, Ельцин решился на кардинальный шаг, создание правительства реформаторов. Исполнительная власть была отдана в руки 35-летним. Они были экономически образованны, но в прежних структурных построениях всех систем управления партией, государством, промышленностью, наукой, культурой, просвещением было безмерное преобладание людей великовозрастных. И появление пятидесятилетнего человека в составе Политбюро считалось едва ли не кадровой революцией. Эти самые 35-летние числились в далеком резерве и ко времени внезапных демократических преобразований на территории бывшего СССР и, прежде всего в России, каждый из них в должностном восхождении достиг незначительных высот: старшего научного сотрудника, заведующего лабораторией. И как высшее достижение заведующий отделом в научно-исследовательском институте. Егор Гайдар, Сергей Шахрай, Борис Федоров, Григорий Явлинский, Анатолий Чубайс, Петр Авен, Сергей Дубинин, Александр Шохин. А чуть позже: Альфред Кох, Алексей Кудрин. Все это люди примерно одной научной ориентации. Радикальное крыло экономической науки, прозападники, сторонники американской экономической модели. Второй эшелон возмутителей спокойствия горбачевской поры.
Л.Абалкина, А.Аганбегяна, О.Богомолова, Н.Петракова, С.Шаталина многие из них называли своими учителями и патриархами. К этой же генерации они относят и Евгения Ясина, который патронировал многих из них, и по сей день оставаясь для них достаточным авторитетом. Никто из них никогда до того не руководил производством, никогда не пребывал даже в самых малых территориальных структурах управления. Это был, по сути, неповторимый эксперимент. Они числились в управлении, но не управляли страной, они пытались создать контуры рыночных отношений.
Это было очень похоже на ситуацию, когда ветеринар, поставив диагноз больному животному, будь то ваша кошка или собака, прописывает диетический корм, который ваша собака, вопреки вашим всевозможным усилиям, не ест. На что врач, выслушав ваши жалобы, отвечает: "Будет подыхать с голоду съест".
Экономика страны разваливалась, лишившись интеграционных связей, погружалась в нереальный мир. А власть вне этой экономики, параллельно ей создавала совершенно иное экономическое поле импортной страны, предлагая самой стране повсеместно искать свой путь выживания. Незнание жизни, не замешанность на ее разнохарактерных конфликтах лишало эту команду чувства страха. Руководствуясь чисто теоретической моделью мирового экономического обновления, они начали реформы. При этом надо признать, что страна не двигалась к своему экономическому краху, а уже была в состоянии краха.