Тревожный берег
Шрифт:
Заходили они с Русовым в библиотеку. Андрей — сдавать учебники, рассчитываться, а Филипп, как обычно, взять что-нибудь почитать да заодно и «поплавки проверить»: как там она поживает, долго ее не было. Филипп еще только подумал, а Русов уже спросил: «Как, Юли, ваши студенческие дела?» — «Спасибо. Я поступила на заочное». — «На литфак?» —
«А между прочим, ему-то все это к чему? Попадет он в свое училище, и едва курсантские погоны наденет, как она, та, что сюда приезжала, возьмет его в руки. Распишет на себе законным порядком и — прощай на веки вечные Прибрежный и все, что в нем находится. Словом, тю-тю! Ну, а раз так, то о чем печалиться, на что же злиться?»
Такое думалось Филиппу, и все же чувство ревности и глупой досады не отпускало, не проходило.
А Русов? Он давно уже забыл о Юле, об их последнем с Баклановым визите в библиотеку. Андрей и не заметил ревнивого взгляда своего сослуживца. Он обещал приехать вполне серьезно — действительно думал здесь когда-нибудь побывать…
— Вот Андрея проводим, а Ивана встретим… Диалектика… — нарушил молчание стоящий Славиков. Умолкла гитара. Недовольно загудев, успокоилась на каменистой
— Жаль, что ты его, Андрей, с орденом не увидишь… — заметил Рогачев и мечтательно улыбнулся: — У нас на точке свой орденоносец! Здорово, а, ребята?
— Вай, сколько радости будет! Вано с орденом! Завидно, Филипп?
— Чудак! — только и произнес Филипп. Усмехнулся и погрустнел оттого, что взгляд его задержался на руке. Резо, на именных командирских часах… «Ничего, — сказал себе Филипп, — и в народном хозяйстве людей отмечают. И орденами тоже. Вот двинем с Цибулей в рыбаки и — „лети с приветом — вернись с ответом“! Когда-нибудь и встретимся. Вот так-то…»
И снова была тишина. И снова сидели все рядом и смотрели на море, на далекий дымок словно игрушечного парохода.
— Ребята, споем нашу любимую, а? — предложил Русов. — Где я теперь ее услышу…
— Давай, — склонился над гитарой Володя Рогачев.
— «Тревожный берег», — мечтательно произнес Резо.
— Споем! — Бакланов уселся поудобнее и бодро «прочистил» голос — прокашлялся.
А Славиков все стоял надо всеми в своей излюбленной позе, скрестив на груди руки, и с высоты своего роста, улыбаясь, задумчиво смотрел на ребят. Хотел он этого или не хотел, но в нем, сегодняшнем солдате, уже начал жить завтрашний школьный учитель, и об этом он только что думал. И еще думал о них, о товарищах своих, с кем бок о бок, считай, что уже пройдены два трудных и незаметных года.
Странно устроена жизнь! Люди могут жить по соседству годами и, разъехавшись, забыть друг о друге. А могут вот так, как солдаты, пробыть вместе вроде и недолго, но помнить друг друга всегда.