Тревожный месяц май
Шрифт:
Алена и Ростик шли за своим вожаком вплотную, в затылок ему дышали.
Ростик передвигался как завороженный. Глядел только на огонь. И ни о чем не думал. Ни о чем и ни о ком.
Алена тоже смотрела на огонь - на огонь и вихрастую голову с тонкой шеей. Почему-то очень хотелось притронуться пальцами к этой шее с ложбинкой и сказать Антону что-нибудь хорошее, приятное. Сказать, что он очень похож в эту минуту на легендарного Данко.
Антон внезапно остановился, и Алена уткнулась ему в спину.
– Ты чего?
– недовольно вскрикнула Алена.
–
– Пришли, - упавшим голосом отозвался Антон и медленно, не загасить бы, покрутил коротким огарком.
– Все, - прошептал Ростик, в изнеможении опускаясь на пол.
– Ничего не все, - возразил Антон и почти тем же безнадежным голосом: - Ничего не все.
В третий раз сказать «ничего не все» Антон уже не смог. Алена расплакалась, за ней - Ростик, сдали и железные нервы командира. Все…
Эге, дело совсем плохо, коль до слез дошло. Пора ускорить счастливую развязку!
Глава седьмая
ТРЕТЬИ СУТКИ
Солдат заставил Осипова отдалиться почти до кирпичного здания очистной станции и выстрелил в белесое ночное небо.
Будто со дна морского, ринулась вверх светящаяся рыбина. Она слишком быстро поднялась со страшной глубины на поверхность и, мгновенно раздувшись, лопнула зеленым шаром.
В ответ на сигнал из трех точек - с развалин, лесочка за Домом Советов, с лодки на реке - взлетели красные ракеты. Взлетели, вспыхнули ярко в вышине и, оставляя извилистый дымный шлейф, стали плавно опускаться.
От очистных не было видно, что делается в центральной зоне подрыва. Минуты потянулись ленивой вечностью.
Осипов прикрыл глаза или не прикрыл, сам не понял, но его сморил короткий и тревожный сон.
Сон этот не однажды уже виделся ему. Не просто причудливая ночная фантастика - реальная быль, которую пережил и никак не мог забыть Осипов…
Было это с год назад, в разгар белых ночей, когда не угадаешь, ночь ли кончается, наступает ли вечер. Осипов шел из милиции домой. Давно перевалило за полночь, а светло, как в пять часов после полудня.
Навстречу, косо выбрасывая костыль, словно птица с подбитым крылом, поспешно ковылял Миша Рахматулин.
– Дядя Армен!
– крикнул он еще издали.
– Я за вами. Думал, спите уже…
Осипов сразу затревожился. Миша Рахматулин попусту не придет. Так и оказалось…
Миша сразу отстал, а Осипов, не разбирая дороги, помчался во весь дух к лесу у Круглого озера.
Он прибежал туда в самый раз. Повезло ребятишкам!…
Семь или десять их, мал мала меньше, сидели полумесяцем на полянке. На широком низком пеньке,
Осипов загодя сменил бег на осторожный шаг и подкрался совсем незаметно. Он затаился в кустах всего в двух-трех метрах от Барбоса и, к ужасу своему, увидел в руке Барбоса молоток. А на траве между ног, обутых в замызганные кеды, лежала круглая железная коробка, чуть поменьше и толще жестянки, в которой хранят и перевозят кинопленку.
В центре железной коробки пупырилась черная головка, нажимной взрыватель. Коробка была противотанковой миной.
– Резьба у ее - правая, - поучал малышню Барбос. «У ее» - означало у него, у взрывателя, минного детонатора.
– И выкручивать надо против часовой стрелки - отсюда туда.
Барбос крутанул в воздухе молотком.
– Счас мы это и сделаем.
– И он замахнулся, чтобы косо ударить по взрывателю.
А было тихо, птицы еще спали на ветках и в гнездах, и дымчатый серебряный свет белой ночи таинственно и ясно высвечивал сочную траву, заросшие бородавки кочек, темные кожистые листья и поблескивавшие от восторга и тайного страха глаза ребят. Осипов мог различить даже слюну, вытекавшую на подбородок из раскрытого рта Васи Пеночкина - первоклассника, соседа по лестничной площадке.
Барбос замахнулся молотком, через мгновенье могло произойти непоправимое несчастье, и свидетелей, наверное, не осталось бы. Погиб бы и сам Осипов. А он остолбенел, не зная, что предпринять.
Он боялся крикнуть и испугать Барбоса. От неожиданного ночного окрика тот мог не выпустить за спиной молоток, а, наоборот, опустить его, ударить по взрывателю. Или вскочить с пенька и ненароком наступить ногой.
Минный взрыватель рассчитан на тяжелый танк, но кто знает, в какое состояние и во что за десятилетия превратились стальные пружины в болотной земле.
Барбос замахнулся молотком, и не было у Осипова ни одного второго мгновения для обдумывания, для совета с сирели Арменом. Потом, позже, Осипов и сам не мог объяснить, почему он поступил так, а не иначе.
Барбос замахнулся и, раздайся в ту секунду треск сучьев, швырнул бы молоток наземь и кинулся наутек. Швыряя, он мог попасть и в минный взрыватель.
Барбос замахнулся молотком и услышал спокойный, несколько равнодушный даже голос:
– Не так молоток держишь, Валера.
– Чего?
– переспросил машинально Барбос и, опустив до груди молоток, озабоченно посмотрел на него, а затем и оглянулся.
– Почему не так?