Трезубец Нептуна
Шрифт:
– Нашел!!!
Платон кинулся на голос, и увидел мечущегося по груде пакетов с кислородом робота и яростно размахивающего тесаком Вайта. Удар! Ремонтник подпрыгнул, клинок проскользнул мимо и врезался глубоко в мягкую белую груду. Атлантида почувствовал, как волосы на его голове зашевелились от смертного ужаса. Толстяк сбоку рубанул крабообразного по ногам – тот метнулся на стену, а нож легко взрезал три самых верхних пакета. Из них неторопливо потекла темная жидкость, над которой мгновенно закружились миниатюрные снежинки.
Платон прыгнул и в длинном выпаде задел-таки робота за лапу.
– Бежим! – Атлантида рванул к себе лежащие у самой стены пакеты, швырнул их за спину, схватил еще несколько, от которых уже исходил леденящий холод, отпрыгнул. – Скафандр, скафандр одевайте!
Археолог подхватил спасенные пакеты, потрусил к входному шлюзу, принялся торопливо одеваться. Из конца коридора растекалась искрящаяся лужа, стены снизу вверх быстро индевели, в воздухе порхали на глазах кристаллизующиеся снежинки.
– На улицу, уходим! Сунгари, входной люк не закрывать! Это приказ!
Напарники вывалились наружу, торопливо отбежали на сотню метров, после чего Рассольников кинул пакеты с кислородом на землю и уселся рядом.
– Может, вы все-таки объясните, что случилось? – тяжело дыша, поинтересовался Вайт.
– Вы молодец, сэр Теплер, – кивнул Платон, – сперва команду исполняете, потом спрашиваете. Если бы не расторопность, вы уже стали бы трупом.
– Так что случилось, сэр?
– А вы не заметили? Вы не меньше десятка пакетов с кислородом распороли, и он вытекать начал. Вы знаете, что такое кислородное опьянение? Беспричинная радость, восторг, хочется двигаться, плясать, орать, метаться из стороны в сторону. Потом – потеря сознания. К тому же, жидкий кислород, испаряясь, поглощает окружающее тепло. Думаю, внутри корабля уже сейчас никак не меньше минус ста восьмидесяти градусов. Сколько секунд вы сможете прожить при такой температуре?
– Не может быть! – не поверил Вайт. – А почему тогда обычные пакеты теплые? Вон, у вас под ногами лежат.
– Они герметично упакованы, – Атлантида поднял один пакет с жидким кислородом, поболтал в руках, прислушиваясь к плещущейся внутри жидкости. – Повышенное давление, которое получается в результате испарения, не дает ему превратиться в газ. К тому же – объем. Он не может поглотить снаружи достаточно тепла, чтобы сразу перейти в новое состояние. Сосет тепло по чуть-чуть, и по чуть-чуть испаряется. Как в наших с вами скафандрах: чтобы испариться полностью при температуре тела, ему нужно около суток. Этого как раз хватает человеку чтобы спокойно дышать двадцать четыре часа. Кстати, давайте посчитаем: мне удалось ухватить девять пакетов. Получается, каждому по четверо суток жизни. И еще пакет запасной. Потом над ним будем думать.
– Вы полагаете, сэр Платон, нам придется сидеть здесь пять дней?
– Думаю, больше, сэр. Наш катер – очень массивная штука, к тому же покрытая сверху теплоизоляционными панелями. Внутри этого термоса сейчас минус сто восемьдесят два градуса. Единственное отверстие для обмена теплом с планетой – оставшийся открытым входной люк. И как по-вашему, сколько времени он будет согреваться?
– А если включить вентиляцию?
– Забудьте слово «включить» при температурах ниже ста, сэр Теплер. Практически
– Что же тогда делать, сэр Платон?
– Ждать, – пожал плечами Атлантида. – Если Сунгари успел подать сигнал бедствия, дней через семь прилетят спасатели с Бурахани. Там ведь ближайший пост. Если кто-то патрулирует пространство ближе – может появиться быстрее. В принципе, корабль скоро покроется снаружи инеем. Его можно собирать и растапливать. Вот с едой хуже. Ну да, девять дней можно потерпеть, а потом все равно кислород кончится.
– Почему девять? – насторожился толстяк.
– Извините, четыре, – поправился Платон. – Или пять. Вы знаете, сэр Теплер, вскрывая чужие могилы, поневоле начинаешь задумываться о смерти. Сама она, мне кажется, не страшна. Ведь это просто плата за право на жизнь. Жизни без смерти не существует. Больше всего пугает забвение. Уйдешь из этой жизни, и никто больше про тебя не вспомнит.
– Поставьте себе памятник, сэр, – посоветовал Вайт.
– Не надо об этом убожестве, – передернул плечами Рассольников. – Стоят грязные, пыльные, птицами загаженные. А кто это такие – все давно забыли.
– Ну, учредите стипендию своего имени, – предложил миллионер. – Тогда точно все будут вспоминать именно вас, а не таращиться на изваяние.
– Мне это не по карману, сэр, – отмахнулся Рассольников.
– Давайте я учрежу стипендию вашего имени.
– Вам-то зачем идти на такие расходы? – удивился Атлантида.
– Просто так, – пожал плечами Вайт. – Вы верите моему слову? Когда мы вернемся, я в тот же день учрежу премию вашего имени.
– Угу, – кивнул Платон. – Вот только для этого сперва нужно вернуться.
Он еще немного помял в руках пакет с кислородом, а потом решительно протянул его Вайту:
– Вот возьмите, сэр. Пусть пятый день достанется вам.
– А как же вы, сэр Платон?
– Кончится воздух, попытаюсь войти в корабль, – пожал плечами Атлантида. – Всегда нужно надеяться на лучшее.
– Лучшим, наверно, было бы присутствие поблизости какого-нибудь спасателя?
– Да, сэр.
– А шансы есть?
– Всегда есть шанс, сэр Теплер.
– Мне кажется, сэр Платон, погибать нам обоим, вместе, было бы глупо, – после мучительно долгой паузы произнес Вайт. – Особенно, если учесть реальную возможность одному получить достаточно воздуха, чтобы дождаться прилета спасателей. Может, поделить кислород так: одному восемь пакетов, второму два. А более высокий риск первый второму компенсирует.
– Вообще-то, в этой мысли есть здравое зерно, – кивнул Рассольников. – Погибать обоим, когда у одного есть хороший шанс, глупо. Но я предлагаю просто бросить жребий.
– Это будет неравноправной сделкой, – приободрился миллионер. – Причем для нас обоих. Если я проиграю, то вы не получите стипендию своего имени. А когда через два дня мне придется войти в корабль, я не буду знать, что делать. Если же вы согласитесь принять компенсацию за риск, я готов заплатить вам полмиллиона оболов.