Три часа на выяснение истины
Шрифт:
А может, зря я все это затеял, подумал Одинцов и сделал шаг назад:
— Простите, я, кажется, не туда попал… Я хотел…
Гусев поднялся, поправил левой рукой пышные темные усы:
— Добрый день, Николай Иванович, — подошел и как старому знакомому протянул руку. — Вы не стесняйтесь, пожалуйста, проходите, присаживайтесь.
Одинцов опустил глаза, подумав о том, что три года назад Гусев был совсем мальчишкой и, кажется, без усов. Ну, конечно, без усов. А сейчас похудел, и на висках — светлые полоски. Седой? А впрочем, ничего странного. Поседеешь от забот, когда такие, вроде меня, приходят и голову морочат.
Николай Иванович неуверенно прошел к столу, опустился на жесткий стул около окна. Со стены в то же окно на светлый осенний день смотрел с портрета Дзержинский.
Стол, за которым сидел Гусев, был обычным: телефон, карандашница и перекидной календарь.
— Я слушаю вас, Николай Иванович. Что привело к нам? Что встревожило? — Гусев улыбался даже глазами, темными, с золотистыми искрами. И этот улыбчивый взгляд его опечалил Одинцова, потому что он должен был сказать Гусеву неприятные вещи.
— В общем, Анатолий Константинович, я, кажется, совершил преступление, самое настоящее. — Одинцов вздохнул, сцепил на коленях руки и потупился.
— Ну, так уж и сразу? — Гусев достал несколько листов чистой бумаги, вынул из кармана авторучку и положил на стол.
— Да-да, теперь я это хорошо понимаю, — Одинцов покосился на авторучку и бумагу. — Можете записывать мое добровольное признание. Дело в том, что я, Одинцов Николай Ивановну, техник-стоматолог, позавчера купил у какого-то человека, может быть, он спекулянт, слиток золота. Купил за триста рублей. Для того, чтобы поставить коронки и сделать на этом свой маленький бизнес, как говорят некоторые. Кстати, вижу по вашим глазам, что вы не очень-то верите. — Одинцов достал из внутреннего кармана пиджака чистый носовой платок, брезгливо развернул его дрожащими пальцами: — Вот, пожалуйста. Я долго думал. Мне даже сон приснился. А захожу сюда, здесь — вы, мой пациент. Значит, сон был в руку. Значит, я правильно решился. Я в вашем распоряжении. Можете меня задержать. Я не возражаю, потому что заслужил.
— Ну, что вы, Николай Иванович, — Гусев снова улыбнулся, и эта улыбка обеспокоила и разочаровала Одинцова. Неужели он что-то не так сказал? Или все-таки ему надо было идти не сюда с такими пустяками, а в милицию? Может, этот вежливый, улыбчивый молодой человек с седыми висками не имеет никакого отношения к такому серьезному делу, как государственная безопасность?
Одинцов растерянно посмотрел на слиток, прикрыл его уголком платка.
— Николай Иванович, вы совершенно правильно поступили, что пришли к нам. У меня убедительная просьба не волноваться и очень подробно написать на этих листках, как все произошло.
В то же самое время, когда в кабинете у Гусева техник-стоматолог Одинцов красивым убористым почерком писал подробное заявление о покупке у неизвестного лица по имени Виктор золотого слитка, Петр Васильевич Матвеев заканчивал вычитывать отчет о проделанной работе.
Настроение у Матвеева было хорошее. За два года, прошедшие со дня его назначения сюда, в районный центр, на вверенном ему участке не было никаких серьезных ЧП. С другой стороны, Матвееву очень хотелось доказать, что и на периферии он способен на многое, но для этого нужно было раскрыть какое-то, сложное, запутанное, каверзное дело.
Вот почему, когда Гусев без стука отворил дверь и Матвеев увидел его лихорадочно блестящие глаза, он понял: случилось что-то необычное. Однако, как всегда тоном человека, старшего и по званию, и по должности, и по возрасту, он остудил горячечный блеск зрачков Гусева, спросив его как можно более спокойно:
— Что у вас, Анатолий Константинович?
— Золото, Петр Васильевич, честное слово! Вот, посмотрите! — И положил перед начальником три мелко исписанных Одинцовым листа. Матвеев взял заявление. Голубоглазое его лицо с мягким подбородком и чистым, без единой морщинки лбом покраснело. Прочитав заявление, он вдруг сердито поглядел на Гусева:
— Чему вы радуетесь, товарищ лейтенант?
Гусев попытался скрыть улыбку, но усы у него дрогнули. Он развел руки в стороны и пожал плечами: а я здесь при чем?
— Заявитель ушел?
— Нет, пока не отпустил.
— Тогда поблагодарите его и скажите, чтобы он не волновался и
— Есть! — Гусев вышел.
Матвеев еще раз медленно перечитал заявление Одинцова.
Ну что ж, будем думать, будем работать. Что мы знаем? Три дня назад какой-то парень лет двадцати пяти, врачи редко ошибаются в возрасте, пришел к Одинцову и предложил купить слиток. Официально Одинцов с золотом не работает. А на самом деле? Это предстоит выяснить. Дальше. Почему слиток предложили именно Одинцову? Потому, что его знали раньше? Одинцов утверждает, что человек был незнакомый. Зовут Виктором. Но это может быть и вымышленное имя. Кто он по специальности? Где живет? Приметы? Одинцов пишет: кажется, шофер, руки большие, сильные, пахнут бензином, под ногтями грязь. Но он может быть и слесарем в гараже. Или у него своя машина? Или работает на чьей-то персональной? В конце заявления Одинцов вспомнил, что у продавца есть наколка на левой руке. Что за наколка? Имя или какой-то рисунок? Глаза наглые — это не примета. Рост высокий. Утверждение, что слиток остался от бабушки. А если продавец обманывает? Слиток надо отправить на экспертизу, установить пробу. Откуда может быть это золото?
Стоп, Матвеев. Хватит ломать голову неизвестно над чем. Сейчас самое главное — быстро выяснить все, что можно, о покупателе, продавце и слитке. И, разумеется, доложить руководству.
Михаил Павлович Алексеев уже сегодня спросит, что я предпринял по этому заявлению. А что я смогу ответить? Сделка состоялась возле универмага в машине Одинцова. Продавец был спокоен, ждал, сам назначил место встречи. Очевидно, он не приезжий, а житель нашего города. Значит, искать его надо здесь, среди тех, кто связан с машинами, с техникой. Он может быть и трактористом, может работать на бульдозере, экскаваторе.
Виктор. Высокого роста. Глаза зеленые. На левой руке — наколка. Зубы отличные. По этим приметам иголку в стогу сена с таким же успехом искать можно. Думай, Матвеев, думай.
В нашем городе семьдесят тысяч жителей. Примерно двадцать тысяч взрослых мужчин. Из них двадцати пяти — двадцати семи лет — тысяч пять. Из них отношение к технике могут иметь две-три тысячи. Из них Викторов, ну, предположим, человек пятьсот. Из этих пятисот наколку на левой кисти имеют, допустим, тридцать. Из тридцати высокого роста могут оказаться двадцать. Из двадцати — десять рыжих и зеленоглазых. Значит, один из десяти — и есть тот самый продавец. Такую элементарную арифметику мне предложит Михаил Павлович Алексеев. А потом скажет: ну, парень, какой же ты, к шутам, чекист, если всего из десяти человек не можешь определить, кто продавец золота? Если, разумеется, продавца зовут Виктор, а не Саша, Коля, Володя или еще как-нибудь.
Погоди, Матвеев, ты упустил важную подробность. На вопрос Одинцова, почему Виктор пришел именно к нему, тот ответил, что в других поликлиниках было много народу к зубным врачам. Значит, живет этот Виктор или работает не рядом с поликлиникой Одинцова. Это уже хорошо — автобазу машиностроительного завода из проверки пока можно исключить. С чего нам надо начать поиски продавца? Видимо, составить список тех Викторов, которым 25–27 лет, работающих водителями или механизаторами, которые два-три года назад отбывали срок наказания за какие-то преступления и вернулись в наш город. Это я поручу Гусеву. А что мы знаем об Одинцове? Гусев говорит, что три года назад ставил у него пломбу, а вскоре они были делегатами районной комсомольской конференции. Из комсомола Одинцов выбыл по возрасту. Сейчас беспартийный. Двое детей. Жена — преподаватель музыки. Зарплата нормальная. Золото согласился купить потому, что давно обещал поставить матери коронки. Мать у него живет в деревне, в соседнем районе. Триста рублей снял с книжки, больше у него нет, по его утверждению. Что ж, сам себя наказал. К нам пришел потому, что знает: всякие незаконные операции с золотом караются. Это верно. А мог бы и не прийти. Значит, совесть у него есть, если не побоялся потерять эти триста рублей. «После совета с женой решил пойти и признаться во всем». Выходит, Одинцов, жена у тебя умница.