Три часа на выяснение истины
Шрифт:
— Мужика хорошего найти — это уметь надо, — Елена Петровна прикрывала глаза, думала о Серегине, и боль постепенно отпускала. — Мы с ним на Новый год или весной распишемся. Жена у него совсем плохая, а дети, считай, выросли, так что он будет скоро свободен.
— Ой, девка, а не жалко тебе его жену-то?
— А с чего это мне вдруг должно быть ее жалко? — удивилась Кудрявцева, — Она свое взяла, пусть теперь посторонится. По-человечески, конечно, мне ее жалко. Но, с другой стороны, Нина Борисовна, если жалеть всех, то разве когда-нибудь сама будешь счастливой? Меня разве
— Да ты посиди, посиди, девчонки там за тебя детали вынут. Ты свое наверстаешь. Мы на обед пойдем, а ты поработаешь.
— Ну, спасибо. И правда, минут пять еще посижу, отдышусь как следует. Слышь, Нина Борисовна, а что это у нас на участке какую-то ерунду поставили, крутится во все стороны, как прожектор в театре?
— Это камера такая, Лен, телевизионная, такие уж давно в цехах стоят, месяца полтора. И на проходных. Они для начальства. Начальство включает эту камеру, а у себя в кабинете по телевизору смотрит, как, работаем мы или стоим болтаем. У камеры тогда маленькая красная лампочка загорается.
— Вот дают, бюрократы, совсем разленились. Теперь они с нами, рабочими, вообще разговаривать перестанут, подглядывать будут. Можно подумать, что мы не сдельщики, что я вместо того, чтобы заработать на жизнь, прохлаждаться буду.
— Ну, ты же сама видишь, что расценки теперь, как мы на новую технологию перешли, снизились. Раньше-то мы детали два-три раза золотили, полтора часа тратили, а сейчас двадцать минут — и все готово. Только успевай поворачиваться.
— А намного мы больше получать будем?
— Намного, Лена, рублей на тридцать. У тебя чистыми будет выходить почти двести пятьдесят. Где ты еще столько заработаешь?
— Вот именно! — подхватила Кудрявцева. — А ты, Нина Борисовна, говоришь, чтобы я на другой участок переходила. Нет, не пойду.
— Но здоровье-то дороже, а всех денег не заработаешь. Пошла я, девчонки, наверно, заждались. — Костылева поднялась. — А ты посиди, посиди. В обед наверстаешь, — она прикрыла за собой дверь.
Елена Петровна с минуту сидела неподвижно, потом закрыла на двери шпингалет, быстро распахнула свой шкаф, вынула из кармана юбки высокую плоскую бутылку из-под шампуня, вернулась к умывальнику и над ним аккуратно перелила в широкое горлышко из банки золотосодержащий раствор. Закрыла бутылку, спрятала в сумку, но, подумав секунду, перепрятала ее в глубокий карман джинсовой юбки, тщательно сполоснула банку, вымыла руки и пошла на участок.
По широкому коридору, освещенному лампами дневного света, навстречу шел Константин Белов. Елена Петровна, увидев его, усмехнулась, потому что ей на секунду показалось, что Белов чем-то похож на Евгения Александровича, только у врача больше лоска, элегантности, и, пожалуй, глаза у него добрей, не такие наглые.
— Кого я вижу? — воскликнул Белов, протягивая обе руки и пожимая неохотно поданную Еленой Петровной руку. — Голубушка моя, ну, когда же вы сжалитесь надо мной? Когда же я вам наконец расскажу о своих датских впечатлениях? Кстати, уважаемая Елена Петровна, сувениры вас ждут, как я обещал. Претендентов
— Нет, — нахмурилась Кудрявцева, — просто устала, работы много, да и дел дома хватает, не до свиданий мне, товарищ Белов. Так что извините, не смогу выслушать ваши замечательные рассказы о Дании. Пусть уж кто-нибудь другой или другая.
— Жаль, очень жаль, Елена Петровна, — Белов вплотную подвинулся к ней, и Кудрявцевой показалось, что от него пахнет вином. — Ну, если вам некогда ко мне в гости, то, может, я к вам нагряну? Разумеется, с коньячком, с плиткой шоколада, а? — Он взял ее под руку, прижал локоть к своему боку и заглянул в глаза.
Елена Петровна вдруг неожиданно для себя резко оттолкнула Белова, и он отпрянул к стене, испуганно оглядываясь. Но коридор был пуст.
— Извините, я не хотела так, — Кудрявцева усмехнулась, — мне работать надо. А вы, кажется, пьяный, так что не приставайте больше ни к кому, идите куда-нибудь, проспитесь. А то ведь в два счета вас выгонят с завода. — И, заметив, как Белов хищно раздул ноздри толстого носа, бросила на ходу: — Не бойтесь, я не скажу. А ко мне больше не приставайте, у меня есть защита. Надежная.
Вторая причина испорченного настроения тоже была уважительная. Несколько дней назад гальваникам объявили, что участок золочения полностью переходит на новую технологию. А это означает, что отрабатывать золотосодержащий раствор, осаждать золото на анодах будут только технологи, а гальваники займутся лишь покрытием деталей золотом. Единственная надежда оставалась на то, что технологов не хватает и Кудрявцевой, как и прежде, в порядке исключения разрешат отрабатывать ванны и сдавать в конце смены золотой песок старшему мастеру.
Василий Митрофанович, узнав обо всем этом, тоже огорчился. Но Кудрявцева тут же успокоила его, пообещав, что расскажет, как из раствора получать песок, а как из песка делать патрончики, он и сам знает, О встрече с Беловым она промолчала.
— Но я же в химии этой самой ни бум-бум, — поморщился Серегин, — я по электрической части еще туда-сюда, а в этом деле слаб.
— Ничего, Васенька, — Кудрявцева покрыла поцелуями его лицо, — я тебя научу, я же у тебя умница. Вот увидишь. Я только наловчусь побольше раствора выносить, и все будет как раньше. Ты веришь мне, ну, скажи, веришь?
— А что мне еще делать? — Серегин подумал о том, что пора ему самостоятельно продавать слитки этому врачу и тогда вовсе не придется делить выручку. Правда, Кудрявцева всегда отдавала ему две трети вырученных денег, но у Василия к нынешнему дню накопилось около трехсот граммов золота, которые он выплавил из песка один, когда Елена была на работе.
Только вот какой найти повод для того, чтобы самому напрямую законтачить с этим стоматологом? Как сделать так, чтобы Елена ни о чем не догадалась? А, черт, опять она со своими нежностями. Надоела, как горькая редька. Старуха уже, бабка, а строит из себя восемнадцатилетнюю!