Три цвета белой собаки
Шрифт:
Не успели мы запереть за собой дверь, как дама решила порадовать меня минетом. Я забеспокоился: ведь все так хорошо началось, сейчас от моей эрекции останутся только воспоминания, и попытался мягко протестовать, но меня никто не слушал. Расслабившись, я прислушался к ощущениям и быстро сообразил, что получаю от происходящего колоссальное наслаждение. Все, что было дальше, тоже удалось на высший балл. Из дома своей новой знакомой, которая сыграла роль того самого клина, выбившего клинья страха неудачи и отвращения к минету, я вылетел как на крыльях.
Я еще не знал, что через несколько дней поплетусь сдавать анализы и буду долго лечить венерическое заболевание, по поводу чего мой верный консультант Антон воскликнет с недоверием: «Старик, ну ты даешь! Нет, ну тебя просто студентам можно показывать! Первый раз сходил налево – и вернулся с триппером!»
Мокрый от пота,
Теперь я думаю, триппер – это был знак. Не только и не столько предостерегающий от измен и блюдущий чистоту супружеской постели, сколько знак предупреждающий, и он гласил: «У всего есть своя цена». Моя третья партнерша помогла мне избавиться от сексуальных страхов – и она же наградила меня неприятностью. Я заплатил достаточно, чтобы запомнить урок на всю жизнь. Запомнить – но не сделать выводы.
Сегодня Антон – уважаемый профессор урологии, мы с ним запросто можем обсуждать разные пикантные темы, однако о том, как я вылечился от своей ложной импотенции, я ему никогда не рассказывал и вряд ли расскажу. Сам для себя я объяснил лечебное воздействие минета так: та женщина сделала его, во-первых, неожиданно (не успел я забеспокоиться, что эрекция пропадет, как организм уже распробовал удовольствие, которое и вытеснило страх), а во-вторых, умело.
Когда нам было 25–27, оральный секс считался чем-то зазорным для женщины. «Она сделала мне минет» – в этой фразе было больше стыдливости от осознаваемой неприличности, нежели хвастовства, а о куннилингусе вообще мало кто знал, еще меньше народу его практиковало, а рассказывать об этом «извращении» (да, многие считали оральные ласки извращением) никому и в голову не приходило.
Да и специальность «сексопатолог» была не очень-то престижной и вовсе не популярной. Это только в последнее время из этого слова убрали противный второй корень «пато», тем самым придав сексологам шарм ученых, исследующих интимную сторону жизни вообще, а не только патологию в постели. Сегодня сексологи собирают конференц-залы, ведут тренинги и вебинары, рассказывают в прямом эфире соцсетей, чем клиторальный оргазм отличается от вагинального и что такое «немое влагалище». А в 70-е сексопатологами часто работали урологи, которым пациенты, жутко стесняясь и переживая, поверяли самое сокровенное. Что там немое влагалище – мы сами были немыми в интимных вопросах.
Мы с Антоном еще не раз после того случая с ночным дежурством заседали у него в кабинете за бутылочкой коньяка, обсуждая нашу мужскую жизнь. К 30 годам я уже имел достаточный опыт отношений с любовницами, и меня удивляло, что внешне скромницы и тихони, женщины предлагали заняться в постели остреньким.
Однажды маленькая брюнетка, старше меня на 10 лет (мне было 29, ей 39, впрочем, я этого не заметил, она сказала лишь потом, когда все произошло), попросила заняться с ней анальным сексом. Мы с брюнеткой оба были командированными, съехались в один областной город каждый из своих городов, познакомились в лобби отеля у барной стойки. Я угостил ее чашкой кофе и пригласил на ужин в свой номер. Заказал еду в ресторане. Мы поужинали, поболтали о своих жизнях, оставленных в других городах (девушка рассказала, что один раз изменяла мужу, сотруднику Внешторга, с соседом по гаражу, милицейским полковником), и когда наши взгляды просигналили друг другу «пора!», брюнетка мечтательно показала пальчиком на блюдечко с подтаявшим маслом, оставшимся от ужина: «Хочу как в «Последнем танго в Париже».
Обмирая от запретности и «киношности» удовольствия и оттого еще больше возбуждаясь, мы провели бурную ночь. Больше мы с брюнеткой не
С тех пор не раз я замечал, что благополучно замужние и добропорядочные женщины с огромным наслаждением предавались со мной разврату. И, возможно, не только со мной. «Это же понятно, – рассуждал Антон, разливая по стаканам коньяк. – Попросить мужа заняться с ней столь вызывающим, как ей кажется, извращением она не может, а попробовать хочется. Да ведь у мужчин точно так же. Какому мужчине придет в голову заняться с матерью своих детей и хранительницей очага анальным сексом? Ну, вот видишь. Оттого и изменяют все направо-налево. Думают, что берегут своих кристально чистых супругов от грязи, а на самом деле это лишь ханжеская отмазка, удобное прикрытие. А потом жены удивляются: почему муж гуляет? А как не гулять, если ты легла, раздвинула ноги – делай, что хочешь, я полежу, отдохну. Женщины думают, их целомудрие – их козырь, наивные! Мужчине хочется видеть в ней проститутку, а не чистоплюйку!»
Я лишь частично разделял цинизм – подозреваю, напускной большей частью – своего приятеля. Мне казалось, мужчины и женщины устроены куда сложнее, и в сексе все не так прямолинейно, и причинно-следственные связи далеко не всегда зависят от шкалы «чисто-грязно» или «бурно-спокойно». Дело в том, что я по-прежнему продолжал быть избирательно бесчувственным по отношению к некоторым женщинам. Об этом я Антону не рассказывал, так как больше не считал свою особенность ни проблемой, которую надо решать, ни темой, достойной обсуждения.
Однако факт оставался фактом: несколько раз эрекция мне изменяла. Я уже не паниковал, не беспокоился, не пускался в сконфуженные объяснения. Отделывался коротким: «Устал, извини». Когда много лет спустя я стал анализировать, в каких ситуациях мой организм давал сбой, понял, что чаще всего эрекция не наступала по двум причинам: тело женщины внезапно оказывалось физически непривлекательным или же женщина была совершенно пассивной, и тут я с Антоном абсолютно согласен. Покорно разлегшаяся дама, ожидающая, что ее сейчас будут ласкать и ублажать, гасила мое желание на корню, вызывала раздражение и стремление уйти не прощаясь. Собственно, организм все для этого и предпринимал – вернее, не предпринимал ничего для ласк и ублажения. «Устал, извини».
Физический же фактор опровергал постулат народного мифотворчества о том, что не бывает некрасивых женщин, бывает мало выпито. Дело вовсе не в выпивке и даже не в том, что женщина недостаточно нравилась или была недостаточно привлекательна – если допустить, что показатель «достаточно – недостаточно» можно как-то измерить. Меня всегда физически тянуло только к привлекательным женщинам. («Эстет!» – подшучивал Антон.) Однако пару раз бывало так, что женщина очень мне нравилась – ухоженная, сексапильная, стильная, а потом она раздевалась, и мой взгляд натыкался на что-то мало эстетичное: некрасивый обвисший живот, съежившиеся груди, дряблые ягодицы. И мое желание точно так же обвисало и съеживалось. «Устал, извини». Слава богу, эти случаи я могу сосчитать на пальцах одной руки, да и все они в прошлом: с возрастом я стал избирательней и проницательней, могу спрогнозировать развитие ситуации и предпочитаю ее не развивать.
Впрочем, один случай не вписывался ни в какие выводы и обобщения. Тут была другая причина: я так долго стремился к женщине, что когда наконец оказался с ней в постели, то услышал от собственного тела: «устало, извини». Дело было в Сибири, я лежал рядом с желанной женщиной, до которой добирался полстраны и полгода.
Светлану я заприметил на экономической конференции в Минске. Решил познакомиться с симпатичной аспиранткой – и удивился, что она из Новосибирска. Было в Свете что-то южное, яркое, открытое и приветливое, никак не вязалась она со словом «сибирячка». Мы гуляли по Минску, разговаривали, я узнал, что она не замужем, рассказал, что женат, но у нас с женой современные взгляды на брак (понимай: по умолчанию я могу влюбляться и заводить романы). Светлана заинтересовалась такой свободой нравов, я забеспокоился, что она сочтет меня развратником и гулякой, поторопился заверить, что мы с женой, как мудрые интеллигентные люди, не ограничиваем свободу друг друга, но это не значит, что злоупотребляем доверием. «А, это другое дело», – улыбнулась Света. Есть в этой формулировке нечто манипулятивное, позволяющее истолковать ее так, как тебе удобно: «Мы с женой не ограничиваем свободу друг друга, но не злоупотребляем доверием». Понимай как хочешь: можно изменять, но не часто? Мы доверяем друг другу, потому что знаем, что никто не станет изменять? Мы свободны настолько, что не считаем нужным оправдываться за связи вне брака?