Три девочки [История одной квартиры]
Шрифт:
– Бедная девочка! – вырвалось у Софьи Михайловны.
– Как бедная? – Яков Иванович оторвался от работы и гневно посмотрел на Софью Михайловну. – Разве я о ней не забочусь? У Катюшки все есть, что надо. Всегда одета, обута, сыта. Читать любит – книжек ей покупаю, сколько хочет. Образование какое захочет дам, в люди выведу. А вы «бедная»! Сказали тоже! – и он, сердито сопя, снова принялся за работу.
– Мало этого, Яков Иванович, – тихо сказала Софья Михайловна.
– Мало? – Яков Иванович с ожесточением вывинчивал какой-то шуруп. – Гм! Мало! А как я сам с семи лет в чужих людях вырос? Голодный, босой. Досыта только пинков да колотушек хлебнул.
– Расскажите о себе, Яков Иванович, – попросила Софья Михайловна, подсаживаясь к нему с вязаньем в руках.
– А чего рассказывать? – буркнул старик, не отрываясь от работы, но Софья Михайловна почувствовала, что ему не неприятна ее просьба.
– С детства пинки да колотушки, а как на заводе стал работать да разобрался что к чему, против царя пошел. Ну и начались тут тюрьмы да ссылки, – заговорил он снова. – До самого семнадцатого года и жизни-то, почитай, не видел. В ссылке и женился и овдовел. Остался с сынишкой маленьким на руках! Тоже горя хлебнул, пока вырастил. Учиться опять некогда. Только свое ремесло и знал. Октябрю порадоваться не успели – гражданская война. Вместе с сынишкой на фронт пошел. В двадцать втором году сын женился. Невестка хорошая попалась. Ну, думаю, отдохну теперь. Да недолго отдыхал. Померли оба тифом. А у меня снова на руках внуки, Вася да Катюшка. Катюшке двух лет не было. С тех пор и ращу. А вы: «Мало»! Эх!
– Славная ваша Катюшка! – Софья Михайловна подняла голову и посмотрела на старого слесаря.
– Девчонка ничего, – сказал он спокойно.
– И учится хорошо?
– А чего бы ей не учиться? Все есть, всего вволю, – только учись. Дед обо всем позаботится. Чего ей не хватает?
– А я вам скажу, Яков Иванович, чего не хватает. Сказать?
– Ну? – Он вдруг оторвался от работы и поднял на Софью Михайловну настороженный и недружелюбный взгляд.
– Ласки, Яков Иванович.
Старик сразу снова взялся за работу.
– Известно… без матери… – пробормотал он чуть слышно, прилаживая замок.
– Не худо бы ее и дедушке иной раз приласкать, – тихо сказала Софья Михайловна.
– Не обижаю я ее. Пальцем ее в жизни не тронул. А приласкать… – он спешно бросал инструменты в ящик, – не умею… Получайте ваш замок. Готово. – И он быстро двинулся к двери, не взглянув на Софью Михайловну.
– Куда же вы, Яков Иванович? Спасибо! А вы мне еще про Васю не рассказали.
– Про Васю? – Яков Иванович остановился вполоборота. – Что же про Васю?.. Ничего парень. Хороший комсомолец, весь в отца, – прибавил он не без гордости.
– Ну, а дадите мне денег другой материи Катюшке купить?
– А куда я этот дену?.. Ну да ладно, покупайте, вам видней. Какой своей дочке, такой и ей. Денег сейчас дам.
И он вышел из комнаты.
Софья Михайловна уронила вязанье на колени и задумалась.
Срок сдачи рукописи в издательство приближался, и Леонтий Федорович, с помощью жены, работал вовсю. Часто Софье Михайловне приходилось весь день стучать на машинке, и тогда Наташа и ходила на рынок, и стряпала обед, благо еще
– И откуда ты все это знаешь? – удивлялась Наташа.
– А я все приглядывалась, как старшие делают. Так и научилась.
Когда девочки готовили одновременно, в кухне обязательно вертелась и Люся. Работа шла в болтовне.
– Ну, ты! Барышня-белоручка! – сказала ей как-то Наташа. – Чем зря болтать, готовь-ка и ты обед. Мама придет, а у тебя все готово.
– А все и так готово, с вечера.
– Ну, готовь на завтра.
– А я не знаю что!
– Начисти картошки, – вступила в разговор Катя, – вон в той корзине ваша картошка. Положишь в воду, ей ничего не сделается, а все твоей маме меньше работы
– Ладно, уж за компанию – Люся соскочила с подоконника и взялась за картошку.
В дверь заглянул Яков Иванович.
– Ну-ну! Прямо фабрика-кухня, – пошутил он. – Катюшка, обед готов?
– Готов, дедушка.
– Идем есть.
Катя бережно взяла двумя тряпками дымящуюся кастрюлю.
– Наташа, не забудь свою кашу мешать, – деловито сказала она. – А ты, Люся, больно толсто кожуру срезаешь. Надо тоненько-тоненько, – прибавила она, уходя.
В первое же воскресенье, после того как Леонтий Федорович сдал работу, пошли в Русский музей. На этот раз пошла и Катя. Она узнала об этом еще накануне и вечером скачала Якову Ивановичу:
– Дедушка, я сейчас сготовлю обед на завтра, а ты сам разогреешь. Хорошо? А то мы с утра в музей пойдем… Можно?
Старый слесарь внимательно посмотрел на внучку. Она стояла потупясь и ждала.
– В музей? – переспросил он. – Ну, ну. – И он снова склонился над работой.
У Анны Николаевны были заранее взяты на этот день билеты в цирк, и Люся с ними не пошла. Зато пошла Софья Михайловна, – и для Кати это было двойным праздником. Леонтий Федорович был в ударе и говорил еще интереснее, чем обычно. Часто вставляла свои замечания и Софья Михайловна. Катя смотрела во все глаза, слушала во все уши и домой шла такая переполненная впечатлениями, что отвечала невпопад на веселую болтовню Наташи.
А дома ее ждала еще радость – приехал с практики Вася.
Катя очень любила брата, но видеть его приходилось редко, – он и учился, и работал, с трудом урывая иногда часок, чтобы проведать деда и сестренку. Лицом он очень походил на Катю – такой же светлоголовый, с такими же ясными голубыми глазами. И в характере было кое-что общее – внешнее спокойствие, сдержанность, но в нем не было и тени Катиной застенчивости и замкнутости. Он не смотрел на новое лицо исподлобья, как Катя, не робел и не замыкался в себе при чужих. Катя восхищалась братом и втайне завидовала его общительности и умению никогда не лезть за словом в карман.
Когда все вошли в прихожую, Вася сразу выскочил на голоса из комнаты Якова Ивановича.
– Здорово, сестренка!
– Вася!
Вася поднял Катю на руки и крепко поцеловал. Она обхватила руками его шею и прижалась к нему. Вася, не спуская Катю на пол, с улыбкой обратился к остальным.
– Как я рад познакомиться с вами! – говорил он, здороваясь. – И сразу хочу поблагодарить.
– За что? – в один голос спросили Наташа и ее родители.
– Да вот за нее. За дикарку мою. Мне дед уже рассказал, как вы шефство над ней взяли.